Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 11, 2011
Переводы
ВЛАДИМИР ШТОКМАН
Поэт, переводчик. Родился в 1960 г. в Ростове-на-Дону. Детство и юность провел в кубанском городе Гулькевичи. Учился в Ростовском государственном университете. В студенческие годы участвовал в издании самиздатовского литературно-художественного журнала «Не кантовать». В 80-х – 90-х годах XX века работал музыкантом и звукорежиссером в джазовых ансамблях и в киевском театре «Зеркало». В настоящее время живет в Кракове (Польша). Публиковал стихи и переводы в литературном альманахе «Крещатик», в сборниках Краковского литературного объединения «Konfraternia Poetow», в книге «Венские витийства» (Вена, «Farce vivendi», 2007) и в журнале «Новая Польша». Автор сборника стихов на русском, польском и английском языках «Верхнее море» (Краков, «Signo», 2007).
От переводчика
Станислав Лем и поэзия… Пожалуй, первое, что приходит в голову, это двоюродный братец щербовской «глокой куздры» — «лопотуй голомозый» и другие шуточные стишки из рассказа «Электрувер Трурля», пародирующие результаты процесса сочинения стихов искусственным интеллектом. Однако не всем известно, что свою литературную карьеру Станислав Лем начинал как лирический поэт. Репатриировавшись в 1946 году в Краков из Львова, оказавшегося на территории Советского Союза, Лем продолжил прерванное войной медицинское образование в Ягеллонском университете, к тому же периоду относятся и его первые поэтические пробы пера. Сам Лем позднее довольно скептически отзывался о своих ранних стихотворных опытах:
В конце того же года или в начале следующего я начал ходить со своими стихами по разным редакциям, например, к Каролю Курылюку*, когда редакция журнала «Одродзене» была еще в Кракове, который, как и другие просвещенные люди, вышвыривал меня с ними из редакции, за что я ему, впрочем, теперь очень благодарен. Я помню долгие беседы с Пшибосем**, в которых поэт объяснял мне, что я пишу немного под Лесьмяна***, немного под неизвестно кого, что моя строфическая версификация, за которую я держусь как пьяный за забор, ничего не стоит, но все это не помогало. Я знал свое, и мне очень нравились рифмы и кристаллическое стихосложение. А что касается Лесьмяна, то я, сколько себя помню, всегда обожал поэзию Лесьмяна. Достаточно сказать, что все эти «опусы» я напечатал у Туровича**** в еженедельнике «Тыгодник Повшехны»*****
Впрочем, не только поэзия Болеслава Лесьмяна вдохновляла молодого Лема. Вот что он вспоминал о годах немецкой оккупации, когда ему пришлось работать автомехаником:
Поэтом, которого я тогда на удивление охотно читал, был Рильке. Впрочем, это был, пожалуй, единственный немецкий писатель, которого я мог осилить. У меня тогда было два его скромных сборника, изданных в тысяча девятьсот сорок первом году в Лейпциге. Я это помню потому, что они у меня до сих пор сохранились. Некоторое время я даже пытался его переводить. Порой во время физической работы у меня в голове болталось какое-нибудь четверостишие, которое я старался тщательно перевести, как правило, мне это не удавалось и все варианты польского перевода меня не удовлетворяли. До сих пор меня удивляет, что люди, якобы тонко чувствующие поэзию, публикуют переводы Рильке, которым я без колебаний даю однозначно неудовлетворительную оценку. Касается это также и переводов Сандауэра, который с филологической точки зрения порой делает все правильно, но при этом совершенно теряется погруженность Рильке в немецкий язык. В годы оккупации у меня было еще довольно посредственное представление о немецком языке, поскольку из гимназии я вынес весьма убогие познания, но вращаясь вокруг этой поэзии я дошел до определенного совершенства в немецком. Все глубже и глубже входил я в стилистику, фразеологию и все языковые штучки Рильке. Наверное, только я один знаю, как сильно это повлияло на мои ранние литературные опыты, а в особенности на «Магелланово облако», где разного рода «красивости» и языковая «цветистость» в большой мере являются результатом моей люб-ви к поэзии Рильке******.
Впоследствии, став уже известным писателем, Лем виртуозно использует свой стихотворческий опыт в упомянутых выше пародиях из «Кибериады», а также в шуточных стихах, написанных для друзей. Сын писателя, Томаш Лем, в своей книге воспоминаний пишет:
В шестидесятых и семидесятых годах отец наносил визиты Щепаньским******* в Касинку под Краковом. Формально целью поездок в Касинку (с Басей********) был сбор грибов, однако, количе-ство лимериков, написанных отцом в книге, в которой оставляли свои записи гости, свиде-тельствует о том, что он, вместо того, чтобы собирать грибы, забивался в угол с авто-ручкой и этой книгой, по крайней мере, в период доминирования рыжиков над белыми гри-бами:
Когда я рыжики вижу,
Меня не терзает стыд,
Что рыжики я ненавижу —
Ну что мне сделает гриб?
Но с губ моих возглас смелый
Срывается, рвя портянки,
Когда я о гриб белый
Споткнусь на лесной полянке.
Вот бы здорово было кабы
шляпки свои отрастили грибы
размером с буханку хлеба,
когда дождик прольется с неба (…)
(август 1963 года)*********
В предлагаемую вниманию читателей подборку вошли стихотворения Станислава Лема, публиковавшиеся в католическом еженедельнике «Тыгодник Повшехны» в 1947 — 1948 годах. Позднее Лем объединил их в цикл под названием «Юношеские стихи», который вошел, в частности, в еще прижизненное полное собрание сочинений писателя. Этот небольшой цикл тематически, стилистически и жанрово весьма разнороден, даже, пожалуй, эклектичен. Здесь и верлибры, и рифмованная силлабо-тоника, здесь и любовная, и философская лирика, и даже детские стихи. Лем экспериментирует с формой, его образы порой странны и парадоксальны. Одному из верлибров, композиционно состоящему из трех частей, он дает название «Триолет». Что это? Ошибка начинающего стихотворца или намеренный прием? Вместе с тем поэтический язык Лема небанален, его сравнения и метафоры неожиданны, в таких стихотворениях, как «Полевое кладбище», «Не знаю, руки слепца и рожки улитки…», «Голуби вписывали в поднебесье алое…» отчетливо видно пристальное и вдумчивое внимание начинающего поэта к сложному миру, и к месту, которое занимает в нем человек. Надеюсь, что российским читателям будет интересно познакомится с этой стороной творчества великого фантаста и философа.
Примечания:
*Кароль Курылюк (1910 — 1967) — польский журналист, издатель, общественный и культурный деятель. Был министром культуры Польши (1956 — 1958) и послом ПНР в Австрии (1959 — 1964).
** Юлиан Пшибось (1901 — 1910) — польский поэт, представитель поэзии авангарда.
***Болеслав Лесьмян (1977 — 1937) — польский поэт.
****Ежи Турович (1912 — 1990) — польский журналист и публицист, главный редактор еженедельника «Тыгодник Повшехны».
*****Stanisław Bereś. Rozmowy ze Stanisławem Lemem. Wydawnictwo literackie, Krakуw, 1987, с. 16.
******Там же, с. 12.
*******Ян Юзеф Щепаньский (1919 — 2003) — польский прозаик, эссеист, кинокритик, переводчик, журналист, киносценарист и путешественник.
********Жена Станислава Лема.
*********Tomasz Lem. Awantury na tle powszechnego ciąenia. Wydawnictwo literackie, Krakуw, 2009, с. 127 — 128.