Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 3, 2010
Александр Мисуров. Силы. — Художественная серия «Поэты Саратова». — Литературный клуб «Дебют — Саратов», 2010.
Поэзия должна быть. В сущности, больше она не должна ничего и никому. На прочее она лишь имеет право. Имеет она право и на познание окружающей действительности. Почти 90 лет назад Мартин Хайдеггер написал: «Язык — дом бытия». С тех пор пределы поэтического языка существенно расширились, вобрав в себя области, к поэзии прежде не относившиеся, однако подобная экспансия сопровождалась во многих случаях разрыхлением собственно поэтической материи, формированием областей низкого давления. Дом бытия, став гораздо просторнее, стал куда менее уютным.
В своей первой книге житель Саратова Александр Мисуров (к слову, философ по образованию) стремится скорее не к дальнейшему расширению сферы поэзии — задача довольно выполнимая за отсутствием сопротивления среды — но к обживанию уже включенных в ее область территорий. А, если быть более точным — к формированию связей между поэзией и другими областями видимой части мира, а также способами освоения этого самого мира.
Строки из стихотворения «Род»:
ужас — это не пуля по воле ветров
ужас — это если по радио передают смех
кресло-качалка качается и без нас
вновь заставляют вспомнить Хайдеггера — лекцию «Что такое метафизика»?: «Случается ли в бытии человека такая настроенность, которая подводит его к самому Ничто? Это может происходить и действительно происходит — хоть достаточно редко — только на мгновенья, в фундаментальном настроении ужаса. <…> Мы боимся всегда того или другого конкретного сущего, которое нам в том или ином определенном отношении угрожает. При ужасе для такой сумятицы уже нет места. Чаще всего, как раз наоборот, ужасу присущ какой-то оцепенелый покой. <…> Ужас приоткрывает Ничто».
Здесь отсылка вполне явная, тем более что начальные строки стихотворения указывают на время действия, близкое к написанию Хайдеггером своего труда:
всяк заслужил на себя железный крест
двухнедельный отпуск, сифилис и врага
сложите оружие, будем делать любовь —
установим на то небольшой комендантский час
передайте, о нас уже снят элитарный фильм,
у него счастливый финал — список имен
Нередки в книге и отсылки к разнообразным мифологиям, в том числе и в их осовремененных вариантах:
я должен попасть в ловец снов,
вышить на лацкане инициалы А. М.,
похитить перо от птенца неясыти белой.
ты пикируешь отпугнуть человека —
помилуй — здесь я — но я здесь не за этим,
может, пришел увернуться от когтей создателя
и почувствовать себя полевой мышью
на свободе
Вообще, поп-культура последних десятилетий, прежде всего в своей музыкальной или музыкально-текстовой составляющей, безусловно, отражается в стихах Мисурова:
танцы, история отношений в танцах.
немного о незнакомках и незнакомцах:
холодный холст, кожа ящерицы —
ты живьем.
я что-то явно забыл — в галерее. —
и об этом немного потом.
Столь же очевидны попытки сшить времена через интертекстуальность, через неявное, но вполне читаемое обращение к основополагающим книгам:
за шпротным паштетом за угол — за другой —
всадники Императора пре-
-восходящего разбили отряд обветренных звездной
пылью стрелков
чингисхана, он отступил за горизонт
и стало пусто, и стало утро
Связь улавливается на самых разных уровнях — от смыслового до синтаксического. Знаки расставлены именно там, где нужно. Речь в данном случае идет, конечно, не о знаках препинания.
Отдельно стоит упомянуть о кинематографической составляющей стихов из сборника «Силы». Одна из глав книги, «Род», состоит из текстов, названных кадрами. Естественно, стихи эти не являют собой готовых сценариев популярных ныне поэтических видеоклипов и тем более не претендуют на описательность. Их структура иная: картинка, действительно являющая собой отдельный кадр, а далее — проникновение в сознание то ли автора, то ли героев сюжета:
мы выбирались из-под грязных дождей
поверх обнаженных натур —
несколько униформ
созвездия сгустились
ни холодно ни тепло
в ходу у эдема
ржавая роса течет
по замку
пристальная, отрешенная
скоблит нас до номеров
нам довелись слова
вроде война-война
Среди непосредственных предшественников этих текстов очевидны Пауль Целан и Геннадий Айги, хотя, вопреки, казалось бы, герметичной поэтике, стихи Александра довольно открыты для понимания, или, во всяком случае, поддаются дешифровке. В этом, безусловно, явлена честность, но в этом же скрыта и главная слабость поэта. Цитировавшийся выше текст «я должен попасть в ловец снов» едва ли не единственный в книге, где персонаж становится субъектом действия. В остальных мир видится то ли через стекло движущегося автобуса, то ли, что гораздо точнее, через объектив кинокамеры. Замечательно устроенной камеры, дающей и глубину, и панораму съемки, но, одновременно, служащей дополнительным и посредником, и барьером между текстом и читателем.
Смелая попытка установления связей между территориями поэзии и смежных (а порой и абсолютно внеположных ей областей) в сборнике «Силы», к сожалению, нечасто сопровождается равным по смелости собственно лирическим усилием. Игры с синтаксисом довольно неоригинальны, да, в общем-то, автор на оригинальность в этом отношении и не претендует: эти стихи намного глубже ставших почти обычными лингвистических забав. Требуемый градус поэзии сохраняется на протяжении всей книги, без исключений. Однако порой, как это ни парадоксально, при сохранении поэтической материи распадается материя стихотворная. Так бывает — поэзия, безусловно, есть, а стихотворение, ее несущее, жить не хочет.
Резюмировать, пожалуй, можно следующим образом: в сборнике «Силы» предпринята весьма интересная и небезуспешная попытка синтеза поэзии со смежными и не самыми смежными областями искусства. При этом поэтическая составляющая ни в коей мере не отошла на второй план. Более того, за счет избавления от сугубо литературных, технических ухищрений поэтическая успешность сборника стала более очевидной. Возможно, для абсолютного успеха автору не хватило некоей наглости, поставления личного начала на первый план. Скорее всего, так и было задумано, но оказалось ли сие благом? Покажет время и новые стихи.
Ну, а хвалить книгу в качестве «интересного дебюта» означает, наверное, обидеть автора. В ней все-таки сделано гораздо больше.
Андрей ПЕРМЯКОВ