Стихотворения. Вступление Ирины Медведевой
Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 2, 2010
Илья Тюрин (1980-1999)
Поэт. Родился 27 июля 1980 года в Москве. С раннего детства сочинял стихи, но основной цикл, вошедший затем в сборник, был написан в 1995-1997 годы. В эти же годы он создал рок-группу «Пожарный Кран», был бас-гитаристом и автором большинства песен.
После окончания лицея Илья, решив стать врачом, год работал в НИИ скорой помощи им. Склифосовского, а в 1998 году поступил на педиатрический факультет Российского государственного медицинского университета (РГМУ). Продолжал писать песни, эссе и статьи, многие из которых публиковались в центральной прессе. 24 августа 1999 года Илья Тюрин погиб, купаясь в Москва-реке.
Стихи, песни, статьи, эссе, записные книжки Ильи Тюрина опубликованы в книгах «Письмо» (2000) и «Погружение» (2003).
В 2000 году были созданы Фонд памяти Ильи Тюрина и литературная ИЛЬЯ-ПРЕМИЯ. По итогам конкурса в книжной серии ИЛЬЯ-ПРЕМИЯ издаются книги победителей. Работы финалистов, а также произведения известных поэтов и эссеистов публикуются в альманахе «ИЛЬЯ».
Вступление
С самого начала у нас с Ильей сложился некий ритуал: только что сочиненное стихотворение он читал мне, затем печатал его на машинке, ставил номер в верхнем правом углу и складывал в специальную красную папку. Илюше нравилась затеянная игра: «пронумерованное» стихотворение — эта бесплотная фантазия — обретало новую, материальную жизнь. Порядок сохранялся идеальный, список каждого стихотворения неукоснительно находил в папке свое место. Я хранила папку у себя, очень дорожила ею — то была основа гипотетической Илюшиной книги. В конце 1998 года втайне от Ильи даже начала переносить стихи в компьютер, решив, что настала пора эту книгу издать…
К лету 1999-го я почти завершила эту работу. Вот почему после случившейся трагедии удалось уже через три месяца сдать рукопись в издательство — она была практически готова. И только потом пришел черед дневников, записных книжек Ильи — всего того, что было оставлено за пределами книги «Письмо» и в силу спешности и горячечности работы, и в силу того, что страдающая душа не могла в тот момент вынести кропотливой исследовательской, а потому требующей известной отстраненности работы.
Разбирая записные книжки Ильи, я обнаружила целую россыпь «неучтенных» стихотворений. Видимо, сам Илья относил их к незавершенным, может быть, считал, что это только наброски. В некоторых случаях так оно и есть. Но среди поэтических этюдов есть и такие, которые не только «тянут» на законченные произведения, но и стали признанными шедеврами Ильи. Это — «Старинная живопись», «Посвящается Байрону», и конечно, «Рождение крестьянина» — стихотворение, написанное Ильей в августе 1999 года и оказавшееся последним…
Естественно, за десять с лишним прошедших лет какие-то из представленных ниже произведений были опубликованы в разных изданиях по разным поводам. Но сейчас, в преддверии 30-го дня рождения Ильи — 27 июля 2010 года — было бы справедливо, чтобы они увидели свет в единой подборке — как дань памяти ушедшему поэту.
Ирина МЕДВЕДЕВА
Я НEС ПЕРЕД СОБОЮ СВЕТ…
* * *
Больница в начале сна
Такая же, как в конце —
В забвении. Ни одна
Черта не живет в лице.
На миг отстранив от глаз
Пургу или прядь волос,
Увидишь все тот же пласт
Безмолвия. И мороз,
Как речь, донесет до стен
Признательность в виде двух
Знакомых цветов, систем
Любви. Черно-белый слух.
Вычерчивай, без ума,
Рисунок в карандаше
И думай, что эта тьма
Лежит на ее душе.
И между ветвей, небес,
Антенных крестов и труб —
Действительно Бог, но без
Приметы. Как ночь к утру.
Май 1996
ДОРОЖНАЯ РАЗМЕТКА
Не продолжая, не губя пейзаж,
Все дальше от него, все ближе к речи —
Как будто мягкий Богов карандаш,
Не успевая вслед, летит навстречу.
4.10.1996
* * *
Я вышел из метро и нос направил
На каланчу:
Оплывший столб. Считай, что я поставил
Тебе свечу.
28.11.1996
СТАРИННАЯ ЖИВОПИСЬ
Предместье Тициана. Мешковина
С картофелем из высохших долин,
Полуокно. И свет наполовину.
И тьма в глазах. И Бог преодолим.
Пожалуйста! Давай остудим глину,
Октябрь на красный свет перебежим.
Два выхода: Творцу найти причину
Или себя почувствовать чужим.
Язык не кисть. Не ждет переворота:
Меж фраз его всегда найдутся те.
Но если нет — то хлопнут не ворота,
А воздух на распоротом холсте.
29.11.1996
* * *
Идя по следу бобика в ночи,
Влекомый поводком и чем-то третьим,
Я собираю краткие лучи
В речной пейзаж — и согреваюсь этим.
Канва зимы выводит нищету
Не только на ладонь — из пантомимы
Прикрытья тополей, но и на ту
Ступень, где мы уже неповторимы.
И случай страховаться, если был —
Остался позади, еще до снега.
Фигура, оторвавшись от перил,
Одна в миру и уязвима с неба
Настолько, что архангел наверху,
Вздохнув, отводит в сторону двустволку.
За полночь, не поддавшийся греху
Невозвращенья, не откроет створку
Родной двери, принявшей, как ислам,
Окрестный лед. И чтобы не решаться
На худшее — придется по часам
Заметить время. И с пургой смешаться.
Не то беда, что будут и без нас
Углы и бревна кочевой столицы,
Но то, что, утром взламывая наст,
Мы искренни в желанье устраниться —
В прозрении, что снег с собой несет
Не ретушь и не дар иносказанья,
А белый фон. И кто произнесет
Для нас точней и проще наказанье?
Январь 1997
* * *
Январский путь — созвучие реки
И набережной в час ее бессилья,
Где встречу подгадали сапоги
С условным днем — и <…> взбесили.
От светофора к вашему пальто
Идут круги. Форель? пловец? безумец
С дугой трамвая посреди — и кто
Поручится, что это не трезубец?
04.01.1997
* * *
У окна только час до тебя —
До восхода январского утра.
Веко скачет, пейзаж теребя,
В небесах появляется утка,
Увлекая зрачок за собой…
И внезапно всю ночь озаряет
Так, что брошенной точки слепой
Не вернуть. Из нее козыряет
Чернота. Где, помимо огней,
Ничего не живет в Поднебесной.
Но пока ты один перед ней,
Пустота называется бездной.
Январь 1997
ИМПРОВИЗАЦИЯ
I
Письма приходят по воздуху — к косяку
Местной двери, минуя портьеры, стекла
Книжных шкафов, оставляючи на бегу
Далеко позади себя праздную войну
Заоконных пейзажей, поскольку пейзаж не есть
Только предмет письма — но еще и мысли
Пишущего письмо, поскольку он сам есть месть
Всякому, кто отважится вдруг прочесть.
II
Книги, которые остаются у них за спиной,
Равно могли послужить бы и опроверженьем
И доказательством их непричастья к,
В лучшем случае, плагиату; в худшем
Случае, к изобретению новых форм.
III
Стол, оставленный позади, диван,
Кресло, немой бюст, картины, ручка
Ящика — могли бы проиллюстрировать все, что в них,
И так (и достаточно ясно) сказано словами.
Но или слова сотрутся, или
Вещи со временем потускнеют. Пусть
Всякое, что сохранится — и будет нам
Памятником. Или штемпелем здешней почты.
IV
Все эти письма, идущие к косякам
Дверей — от балконов, извне вообще
(откуда только письма и присылать, поскольку
Более ничего не пришлешь), —
Все эти письма содержат в себе не текст,
Не подпись, и даже не приветствие: лишь
Сумму пробелов между словами, ибо
Только пробел и не претендует на
Время грядущего адресата.
5.02.1997
* * *
Когда меня объемлют с двух сторон
Пленительные пологи ночные,
И трубы бесполезные печные
На кровлях воздвигает фараон —
Я чувствую, что скорость отворить,
Смежающую пальцы мне под кровом,
Я не готов; что даже и в готовом —
Она сама не сможет говорить.
18.02.1997
ПОСВЯЩАЕТСЯ БАЙРОНУ
Лондон дышит. И в дыханье этом
Что ни вздох — к бессилию шажок.
Муза, возвращаясь от поэта,
В мысли оставляет сапожок.
А наутро вновь переобута:
Вовсе не стесняясь наготы,
Точно в срок является, как будто
Ждать ее способен только ты.
Все, что появляется с востока —
Солнце. Все, что чудится в тиши —
Лишь она. Все, чтимое с восторгом —
Ложь и ложь. Но даже и при лжи —
Это связь. И как ни брей щетину —
Дальнозоркости не избежать,
Ибо взгляд, до слова ощутимый,
Только ей и мог принадлежать.
4.04.1997
* * *
Подобно нищим на заглохшем пире,
Мы радуемся тесноте явлений.
Но разве пошлость подбирает в мире
Не только то, что ей оставил гений?
1997
* * *
Я чувствую, как много впереди
Ни звуком не оправданного гула —
В котором есть миры, но посреди
Которого не плачет Мариула.
А значит, сам он только адресат
Наружных слез, летящих отовсюду.
Я знаю, что меня не воскресят,
И потому не осужу Иуду.
21.04.1997
* * *
Случайный том, как разбирают печку,
Моя рука достала из других,
И медного заглавия насечку
Лучом не тронул будущий мой стих.
Чугунные не встрепенулись кони,
И перед Богом не раздалась мгла.
Но пыль запомнила толчок ладони,
И в мозг минутной тяжестью легла.
Я все забыл. Но, отразившись в речи,
Тот мелкий жест определил другой.
Мы лепим из секунд стихи и печи,
Чтоб было, где им шарить кочергой.
5.05.1997
* * *
Во тьме потрясенья улегся порядок —
Я только им и живу.
И песни не то, что приходят в упадок,
Но знают свою канву.
Походка вся из торжественных линий,
И злая фигура ждет
Удобного случая сделать длинный
Скачок и уйти вперед.
19.08.1997
* * *
Кто создал вас — леса, поэты, кони?
Я здесь один — взываю к вам и жду:
Черкните имя этого Джорджоне,
Кто так решил минутную нужду.
Сухая кость, высокое паренье
И легкий гнев: труд меньше, чем на час.
Ему было плевать на озаренье,
И бег его преобразился в вас.
1998
РОЖДЕНИЕ КРЕСТЬЯНИНА
Рождается один из тех, кто позже
Согнет главу под рост дверной щели,
Чьи руки как влитые примут вожжи,
А голос, подчинившись, станет проще,
Чем пенье трав, жужжание пчелы.
Он будет знать без слов и выражений
Значенье каждой части бытия,
Усиленной десятком отражений
В воде и небе, в стеклышках жилья.
И слово «Русь», услышанное где-то,
Не выделится для него среди
Шуршанья поджигаемой газеты,
Нытья машин, увязнувших в грязи,
Раскатов приближающейся бури,
Нелепых и беспечных матюгов,
Дорожной пыли и манящей дури
Цветов и злаков с голубых лугов.
Август 1999
Публикацию подготовила Ирина МЕДВЕДЕВА