Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 1, 2010
Владимир Алейников
Поэт, прозаик, переводчик, художник. Родился в 1946 году. Один из основателей и лидеров знаменитого содружества СМОГ. В советское время публиковался только в зарубежных изданиях. Переводил поэзию народов СССР. Стихи и проза на Родине стали печататься в период Перестройки. Публиковался в журналах «Дети Ра», «Зинзивер», «Знамя», «Новый мир», «Октябрь», «Континент», «Огонек», «НЛО» и других, в различных антологиях и сборниках. Автор двенадцати книг стихов и восьми книг прозы. Лауреат премии Андрея Белого. Член Союза писателей Москвы. Член ПЕН-Клуба. Живет в Москве и Коктебеле.
СТИХИ О МОСКВЕ
I
Где отзвук ига слышен за углом,
За ворохом размыканного жмыха,
Где рухнула великая шумиха —
И гипсовый, со сломанным веслом,
Гребец уже не встанет из руин,
Чтоб вдаль глядеть над Яузой-рекою,
Как некий Голем, ночью беспокоя, —
А там и впрямь чего мы не скроим
В развале смуты! — вновь из лоскутов
Москва сошьет, примерясь, одеяло,
Чтоб страхами его не продувало, —
И кто там утро встретить не готов
Свободное? — кудрявая, вставай,
Пусть холодок ментоловой волною
Летит за ворот, — с музыкой смурною
Грядущего румяный каравай
Растет над миром, сытен и хорош,
Усыпанный растаявшею солью,
Чтоб все, что подобрали на приволье,
Опять мы промотали ни за грош, —
Ну кто теперь былым не опален?
Фонарная тускнеет облепиха,
Где эхо неотъемлемо от лиха
И смех от крика въявь не отделен.
II
Покуда нам не холодно вдвоем
На краешке столетья, на распутье,
Стоять, как над расплеснутою ртутью,
Над прошлым всем, над смутным бытием,
Над зыбким, сквозняковым забытьем,
Над бездною, в которую взглянуть я
Могу, сгибая ивовые прутья,
Как в полный испарений водоем, —
Не время ли сказать мне о своем,
О том, что стало памятью и сутью,
О том, чья речь над нежитью и жутью
Дружна была с наитьем и чутьем?
III
Словам наперекор любвеобильным,
О времени молчащие двужильном,
Глаза твои расскажут о другом —
О том, что швом протянется неровным
Из прожитого, — стало быть, о кровном,
О подлинном, — о самом дорогом.
IV
Сквозь ересь пробиваясь нелюдскую,
Помедлить — и рвануться на авось
В распахнутость и морось городскую,
Где с нерусью бесчасье прижилось.
Пройти сквозь муравьиное роенье
Туда, где удержалось на весу
Листвы холодноватое струенье,
С которым боль и впрямь перенесу.
А там — птенцом, к парению готовым,
Сквозь явь упрямо вставшим на крыло,
Пробьется дух, чтоб светом стать и словом,
С которым нам дышать не тяжело.
V
Разруха ли тебя не огрубила,
Москва моя? — куда себя девать?
И то сказать — меня не позабыла, —
Ты никого не вправе забывать.
Мне родину открывшая впервые,
В который раз внимания ты ждешь —
На то и свет, чтоб зреть черты живые, —
А век по нраву, может, и найдешь.
VI
Разрешится ли все полюбовно? —
Во княженье своем золотом
Полдень, с песнею связанный кровно,
Впечатленья раздаст на потом.
Духовитостью щедрою с рынка,
Домовитостью, — жаль, что на слом! —
Ты сопутствуешь вновь по старинке
Слову чести с волшебным числом.
С коромыслом спеша за водицей,
Страсть как белым лицом хороша,
Успеваешь ты в том убедиться,
Что к тебе прикипела душа.
Ты над пестрядью чуждой и странной
Воспаришь — и, светясь у реки,
Устоишь в чистоте безобманной
Холодам и летам вопреки.
Приурочат ли к веку распада
В поговорку ворвавшийся гуж? —
Что за мост перебросить бы надо
К берегам, незнакомым к тому ж?
И заморская топчет сволота
Все, что с почвой противится ей, —
Шелушится хвалы позолота
От раздумий о доле твоей.
Только боль не пытается даже
Затеряться иголкой в стогу —
И тревогу стоящих на страже,
Как ни тщусь, передать не смогу.
И по щучьему, видно, веленью,
По традиции, видно, родной,
Что ни день, то растет изумленье
Перед тем, что встает предо мной.
VII
Что же с нами действительно было? —
Не объять поутру тишины,
Петухи запевают вполсилы,
В небе — знак уходящей луны.
Может, лодку я с места не строну,
Если выбора нет у меня?
Цепенеют застывшие кроны,
Отголоски речей схороня.
Ты привет улетающим птицам
На сухой напиши бересте,
Чтобы свет проходил по ресницам
Вместе с шагом к заветной черте.
О великое, кровное чувство
Древней связи живого с живым!
Право, в мире без этого — пусто,
Это — в душах, на том и стоим.
Как бы зло ни язвило — поныне
Торжествует в природе добро, —
Ни к чему ни свече, ни лучине
На окладе смолить серебро.
На иконе, где змия пронзает
Копьеносец на белом коне,
Каждый русский порой прозревает
То, чем сердце хранимо вдвойне.
VIII
Шорох листьев затих на холмах,
Пахнет Степью из мглы вековой, —
И на створчатой башне впотьмах
Страж незримый стоит над Москвой.
Что-то, может быть, ночью и есть,
Что в сознанье внезапно войдет,
Уповая на добрую весть —
Но грозы с нетерпением ждет.
Что-то брезжит, но что — не поймешь,
Кто-то бродит, но кто — не видать,
И за локоть уже не возьмешь
То, что засветло мог угадать.
Может, страх проникает легко
В пограничье меж явью и сном —
И не птичье ли пьют молоко
Те, кто выжили там, за окном?
Видно, затемно хочет душа
Сквозь лета уводящую нить,
Запустеньем давнишним дыша,
В нарастанье дождя сохранить.
Чей-то вышел, наверное, срок,
Что-то схлынуло разом — а жаль, —
Запасай же доверчиво впрок
На окраине ждущую даль.