Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 3, 2009
бАб/ищи и глобальное потепление: сборник стихов
(М.: Проект Абзац, 2009).
С ранней юности я приучилась читать предисловия только после самой книги — чтобы не испортить собственное впечатление. Ведь это как камертон, задающий звучание всему остальному. А тут, пропустив предисловие и раскрыв «Глобальное потепление» с конца, я наткнулась на шесть, да-да, шесть послесловий! Причем все они написаны мужчинами, а четыре поэта, о которых идет речь — женщины. Тут сразу же было о чем задуматься. С этих послесловий и начну, тем более, они написаны достаточно уважаемыми авторами, это Юрий Орлицкий, Данила Давыдов, Владимир Герцык, Дмитрий Чернышев, Александр Макаров-Кротков и Владимир Тучков.
Похоже, на составителей упала длинная черная тень «Петербургской поэтической формации», в которой одна из поэтесс (Дарья Суховей) благополучно участвовала. Надо сказать, что Анна Голубкова не так давно опубликовала на «Формацию» разгромную рецензию, возмущаясь именно структурой этой антологии, но, похоже, пошла на поводу той же рекламной идеи, мягко скажем, сомнительной.
Вот, что я прочла в послесловиях:
Юрий Орлицкий: «…придумывать несмешные игрушки для укладывания их потом в бесполые квадратики строф».
Владимир Герцык: «Очевидно, к литературе все это не имеет отношения…».
Владимир Тучков: «…учрежденный ЮНЕСКО праздник биологического разнообразия, переведенный на эстетические рельсы».
О самих стихах авторы послесловий, в общем-то, и не писали, все о социальной позиции. Юрий Орлицкий: «живет… в тяжкой борьбе»; Данила Давыдов: «поэзия существа, активно рефлектирующего над собственной невозможностью стать бездуховной и счастливой частью внешнего мира». Разве что Дмитрий Чернышев подошел к сборнику с позиций неофеминистской критики… и пришел к выводу, что эксперимент не удался. Впрочем, тут мы можем усомниться не только в объективности этого автора, но и в его компетентности: недаром перевранной оказалась даже цитата из столь уважаемого им Белинского. Да еще Юрий Орлицкий блеснул академической политкорректностью, нанизав: «…стихи, в общем, в основном вполне приличные». Лишь послесловие Макарова-Кроткова можно с некоторой натяжкой назвать комплиментарным. Неужели, для того, чтобы привлечь внимание общественности, необходимо неприятие рецензентов? Так что перед чтением пришлось забыть и их, и маленькое предисловие с историей «бабищ».
Собственно поэтическую часть сборника начинает Юлия Скородумова. Эта подборка больше других, что не странно, ведь Юлия буквально заваливает читателя словами, порой полубессмысленными, при этом мило кокетничая нарушениями грамматики. Свои длинные тексты она чаще всего рифмует, — это хоть как-то удерживает всю стихотворную конструкцию, не давая ей превратиться в месиво случайных образов. Свое отношение к Скородумовой могу точно описать ее собственной строчкой:
«Я бояться поэты, который сосать стиха, как из пальца минет».
Впрочем, меня искренне позабавило ее стихотворение «Мужчина и женщина», явственно пародирующее позднего Бродского.
А больше всего, если честно, мне понравилась подборка «Около восьми» нашего петербургского поэта Дарьи Суховей. Видимо, понимая, что ничего хорошего в послесловиях не напишут, Суховей взялась за дело сама. Так на свет появилось двухстраничное «предуведомление автора» с псевдонаучным, очень остроумным обоснованием «восьмистиший». Не знаю, кто как, а я уже не смогу воспринимать эти стихи, по-своему безупречные, без «предуведа». Фактически, перед нами маленькая книга в книге. Причем это даже не поэтический сборник с предисловием автора, а единый текст, части которого уже не существуют друг без друга. Для «Глобального потепления» он стал и смысловым центром, и лучшим украшением.
Четкие, в чем-то графичные миниатюры Марины Хаген, озаглавленные «Solitaire», явно восходят к европейским переводам классической японской лирики. Это не удивительно, ведь лет десять назад М. Х. даже стала лауреатом Всероссийского конкурса хайку. Ее стихия — запись яркого мимолетного впечатления. Другое дело, что стихи более крупной формы, с некоторым сюжетом, Хаген совершенно не удаются. Я даже подсчитала: ее верхняя планка — 9 строк. К этому поэту можно вполне можно отнести слова, что один из авторов послесловий как-то написал про другого (Орлицкий о Чернышеве): «Наверное, он никогда не смог бы написать длинное связное стихотворение. Но это и не требуется: для этого есть другие».
Умный, тонкий прозаик, Анна Голубкова гораздо менее интересна в своей поэтической ипостаси. Некоторая избыточность ее верлибров приводит к тому, что постоянно хочется что-нибудь да сократить. Там — слово, там — несколько строк или целую лессу. А пока несокращенная А. Г. пытается, и небезуспешно, привлечь к себе внимание этакой наигранной агрессивностью, доходящей до каннибализма. Так недалеко и до дешевой популярности!.. К счастью, среди этой слэмовой поэзии попадаются и действительно прекрасные тексты, где верлибр проявляет свою истинную сущность сверхконцентрированной прозы. Их можно публиковать в любой приличной антологии, а я выделила для себя два: «напиши мне настоящее письмо…» и «бедный мой мертвый мальчик…».
Вот такое вот глобальное потепление, то ли мировая катастрофа, то ли изменение чувств. Я думаю, что любого, кому попадет в руки эта книга, чем-то она да порадует. А еще приятно, что бесплатно распространяется — «в целях борьбы с товарно-денежными отношениями». И это хорошо!
Алина Р. — К.
P.S. Уже закончив рецензию, я перечитала предисловие к «Глобальному потеплению» и заметила, что рисунки Татьяны Суховой названы в нем не иллюстрациями, а «параллельным визуальным высказыванием». Кроме всего прочего, она «украсила» сборник чем-то вроде мини-комикса про девочку-убийцу. Что ж, нашла подходящую цитату и про таких художников, как она: «…многие из них даже не могли выдать более-менее реалистичного рисунка того самого общепризнанно сложного телесного отростка, которым они надеялись заработать себе на жизнь». Это из Майкла Чабона в переводе покойного М. Кондратьева.
Остается надеяться, что Т. С. зарабатывает себе на хлеб насущный не рисованием…