Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 2, 2009
ЕЛЕНА ИСАЕВА. СКВОЗНОЙ СЮЖЕТ. ИЗБРАННОЕ.
М.: АртХаусМедиа, 2009.
Весной 2009 года на суд читателей явилась книга Елены Исаевой «Сквозной сюжет» — своеобразная суммарная черта поэтического творчества этой одаренной женщины, известной также как драматург, ведущий автор «Новой драмы». Говорящим названием «Сквозной сюжет» наделено избранное из пяти предшествующих сборников поэтессы («Меж миром и собой», «Молодые и красивые», «Лишние слезы», «Ничейная муза», «Стрелочница») и «будущей книги» — новых, еще не «попавших в переплет» стихов.
К стихотворениям Елены Исаевой просится целый ряд обобщающих определений, какими обычно награждают лирику, написанную женщиной. «Доминирующая женскость/ женственность», «обнаженные эмоции», «увлеченность собственными переживаниями / ориен-тированность внутрь собственного я», «потрясающая точность деталей / внимание к мелочам жизни», «тончайшая ирония / самоирония», «стремление к красивости каждого стиха и стихотворения» и некоторая возвышенность всего склада речей и помыслов…
И все эти определения будут справедливы. Пожалуй, они даже будут в какой-то мере являться «сквозными сюжетами». Но… не только они.
«Точечных» определений недостаточно, пока они предъявлены «россыпью». Груда кирпичей — еще не дом. Набор характеристик чьего-либо творчества — еще не постижение оного. И летучая прелесть стихов Елены Исаевой, напоминающая дуновение аромата духов, отнюдь не сводится к гендерной принадлежности этого автора.
Елена Исаева — обаятельная женщина, однако ее стихи мы любим не за это. Очаровательной женщине поэзия может «идти», как прическа, макияж и аксессуары, но сводить роль литературного творчества в жизни пишущей женщины только к еще одному элементу имиджа — увольте, это грубейшая ошибка, граничащая с неуважением!
Поэтому я предпочитаю не давать оценок вроде «типичные женские стихи», «типичная женская проза». Типичность вообще удел ремесла. Как только уровень владения пером выходит за пределы «необходимого технологического минимума», подразумевающего ремесло, — так говорить о типичности того или иного поэта / поэтессы становится несерьезно. Тем более что «типичной женщины-поэта» представить себе невозможно. И даже статистика задумается, существует ли единица «типичная женщина» (как и «типичный мужчина»). И даже психология не сможет провести четкой границы между «мужским» и «женским» мировоззрением.
Елена Исаева, на мой взгляд, в своей поэзии давно перешагнула планку «ремесла». Нынешнее ее состояние в Слове называется «мастерством». Ей еще есть, куда расти — до уровня гениальности… но, впрочем, может быть, отдаленный, точно горизонт, предел гениальности — не цель для этой поэтессы. У Елены Исаевой выстроен собственный поэтический мир, в котором ей, как правило, настолько уютно, что стихи рождаются в основном тоже уютные и мирные — что не может не порадовать читателя, порой ежащегося от потоков чужой боли или креатур искривленного подсознания. С Еленой Исаевой читатель беседует на равных и по-дружески — словно бы сидя за столиком кафе, одного из ее любимых поэтических «антуражей», или прогуливаясь по романтичным улочкам старого Таллинна, другого привлекательного для Елены экстерьера, или просто по московским бульварам, неизменным «спутникам» ее поэзии («И мы пока еще вдвоем — / Как украшение бульвара»). Все эти приятные глазу и душе мизансцены — тоже «сквозные сюжеты» Елены Исаевой, проходящие через ее творчество не красной нитью, но Ариадниной пряжей пастельных тонов.
Да, порой идиллия Елены Исаевой срывается на патетические ноты: «Я слышу звук. И я верна ему. / И больше в целом мире — никому» (из книги «Стрелочница»). Но чаще с истинно поэтической вольностью и непосредственностью Елена Исаева изящными теоремами стихов доказывает, что верна она не только Звуку, но и совсем обыденным данностям: любви к мужу, любви к сыну, любви к друзьям, любви к детским воспоминаниям, любви к приятным прогулкам, любви к неспешным беседам, любви к любовным переживаниям…
О, любовная тема — едва ли не лейтмотив сборника «Сквозной сюжет»!
«И мы молчим, мы — будущие стервы… / Готовые сражаться — за Любовь!» (из книги («Меж миром и собой»).
«Когда я взгляды их ловлю, / Они становятся причастны / К тому, что я тебя люблю» (из книги «Молодые и красивые»).
«Ты научил меня писать / По-русски, по-садистски / Ты научил меня бросать / Без права переписки» (из книги «Лишние слезы»).
«И почему-то не кончается / Моя счастливая любовь!» (из книги «Ничейная муза»).
«Ты — мое ранение сквозное. / Ты — моя свобода и тюрьма» (из книги «Стрелочница»). И в этом, казалось бы, хоженном-перехоженном, аж истоптанном «поле» Еленой Исаевой совершено маленькое чудесное открытие, которое хочется привести целиком:
«Суеверие вовсе не каждого губит.
Лепестки я упорно пускала в полет,
И на третьей ромашке мне выпало «любит»,
А сначала, что «плюнет» и «к черту пошлет».
И поднявши глаза от июльского сада,
Я победно откинула челку со лба,
Потому что я выбрала то, что мне надо,
А не то, что навязывала судьба».
Удивительно «живое» стихотворение с яркой личной интонацией! Видимо, автор и издатель его единодушно любят — ибо оно вынесено на последнюю страницу обложки, как визитная карточка.
Любовные переживания для Елены Исаевой — тоже «сквозной сюжет»!
Но любовная лирика, поэзия об отношениях мужчины и женщины, хоть и количественная доминанта «избранного», — все же не главное его содержание, не магистрально-сквозной сюжет. Для того чтобы понять, что главное, нужно «приподняться» на следующий уровень над самым частым пониманием слова любовь — отношения полов. И, между прочим, поверить, что женщины-поэты толкуют слово любовь не только физиологически и эмоционально (в чем зачастую уверены сексисты)!.. Верный (от слова «вера») уровень — библейские истины «Бог есть любовь» и «Возлюби ближнего своего», в котором ближний — не обязательно спутник жизни или сосед по месту обитания. Ближний — это Человек.
На любви к людям и зиждется культурно-психологический мессидж книги стихов Елены Исаевой. Архаичный глагол «зиждется» я употребляю не случайно, а в силу его смыслового родства с образом кариатиды, особенно часто обыгранного Еленой Исаевой в книге «Стрелочница» («Пока еще время мое летит, / Свои применю таланты / На этой планете кариатид, / Где вымерли все атланты»), однако находящего отклик во всех ее сборниках («Он мне прощал любые слабости, / Но не простил, что я сильнее… Он думал — есть пределы прочности, / А оказалось — нет пределов!», «Все равно говорю — бог с тобою, Бог с тобою, прощаю тебя», «А мне достались избы, кони / И все, что с детства обещала / Великая литература»).
Здесь пора заострить внимание на самоиронии сильной женщины, применяющей все свои таланты для спасения и прощения мира. Такою любовью к Ближнему не могут похвастаться очень многие из современных литераторов, любящие и в жизни, и в искусстве только себя…
Одно из лучших и, не побоюсь этого слова, судьбоносных стихотворений всей книги «Избранное» — это «Стрелочница», давшая название предыдущему сборнику. Оно стоит на пике Любви к Ближнему и Восхищения им. Точнее — Ею. Стрелочницей на забытом людьми, не потерянном только Богом перегоне, живущей на полустанке, где «только домик, крыльцо и собака. / И вода из железного бака», где предназначение стрелочницы одно и то же изо дня в день: «Ну, иди — ты одна тут живая! Ты одна переводишь тут стрелки…».
Из «пейзажно-жанровой» зарисовки внезапно вырастает рассказ о женщине, регулирующей весь мировой порядок:
«Чтобы с Небом сотрудничать дружно — / Только сделать движенье рукою, / Дисгармонией не беспокоя / Мир. Чтоб не было в мире трагедий».
Перед контрастом единичности и незначительности простой судьбы Стрелочницы и ее высокого предназначения хочется снять шляпу — хотя женщина перед женщиной голову не обнажает, по правилам этикета…
Стихотворение «Стрелочница», на мой взгляд, придает очередной книге стихов Елены Исаевой вескость и серьезность заявки в литературе — ту полновесность, за которой кончается ремесло и начинается Мастерство. Это и есть подлинный «Сквозной сюжет». Беспокоиться теперь Елене Исаевой нужно лишь о том, чтобы «будущая книга» удержалась на достигнутом уровне. Или — выше.
Елена САФРОНОВА