Опубликовано в журнале Зеркало, номер 63, 2024
+++
там где кончаются
все мои сны
плещут в окно
украинские СМИ
а за окном
розовеет восток
и вольно раскинулся
ближний восток
и пчелы-работницы
масса трудяг
важно торопятся
ровно гудят
и солнце садится дитя
на горшок
там где зимует
русский стишок
31.XII.22
+++
пожилая чета сплетя пальцы приготовилась слушать
девушки старательно не обращают внимания на силуэт
сатира при входе в пещеру
пастухи по очереди ворошат золу
матери ловят ребят
гомер настраивает формингу
в отсветах очага
творожная крошка прыгает в его бороде
черная лунка слезится во лбу
отец посейдон преклоняет раковину
+++
когда-то гриша боксировал как бог
не боялся ни разбойников ни принцесс
представителям власти внушал безотчетное уважение
теперь трясется при звуке самых невинных слов
твердит про каких-то львов
какие-то у него львы
ну, по поводу львов к нему претензий нет
это же львы
мы тут все их боимся
+++
вообще гришей был
правда недолго
самец макаки
он достался нашей соседке
то есть бабушкиной и дедушкиной
по коммуналке на чернышевского
соне
от неизвестного
про которого только было известно
что гриша его боится как огня
гриша буйный
он сидит в клетке на цепи
во дворике
лето же
на который выходят окна гимнастического зала
там школьницы в черных трико отделяются от батута
гриша скалит зубы
вращает цепью
при случае таскает за волосы эту соню а она
покупает ему клубнику
внезапно у гриши получается оборвать цепь
и сразу же второй рукой
открыть клетку
может они тебя гриша не поделили
вот и отпустили
на счет три
сами
ты взлетаешь на подоконник во втором
этаже и видишь мой
дневной сон
как бы силясь припомнить что-то
как если бы это тебе приснилась
сказка чуковского
это созерцание могло бы длиться пока я не
проснулся бы
но дедушка уже входил
так и вижу его глаза при встрече с твоими
как если бы я не спал
человек он был военный
не растерялся
ножками стула
вытолкал тебя за окно
ты скатился по водостоку
забился в клетку
виновато подобрал цепь
но было уже поздно:
из-за этой истории
соня поспешила от тебя избавиться и ты
исчез
а школьниц всё так же круглый год подбрасывало вверх
и мне с трехколесного ракурса было видно
как под ними
почти касаясь батута
на миг замирает в нижней точке вращения
гришина цепь
гришина мать ее цепь
+++
будто бы я дрейфую на льдине
подобии талого леденца
и жизнь подошла к своей середине
и стало видно в оба конца
но даль укорачивается и близоруко
сплющивается на всем лету
словно льдом разлетающимся от ледоруба
осыпая невечную мерзлоту
и вот уже фонарем полоснули
выбили льдину из-под ног
подхватили под белы слюни
и потащили куда-то вбок
через карстовые пещеры
в сталактитовых бородах
по пути я считал прищепки
коченевшие на проводах
еще выше газы-медузы
собирались под потолком
сквозь пещерные жабры-шлюзы
уносясь протяжным гудком
а внизу среди сталагмитов
на обломках давних кресал
бились в судорогах троглодиты
им вытягивали голоса
перед выходом из анфилады
в прах рассыпался мой конвой
а я попал не то в раздевалку
не то в теплицу с банной листвой
и в бреду и температуре
в стену влетел я в три окна
предо мной тропической бури
воздвигалась гнилая стена
в первом окне с надломленной ветки
гарпии свешивались сам-друг
и просроченные таблетки
по очереди клевали с рук
во втором в маслянистой жиже
перечеркивая гороскоп
плыл я сам против течения жизни
соответственно на восток
ОТРЫВОК
На детство мысленно оглядываясь вспять,
Мы вздрагиваем: до него рукой подать.
Потом в смущении поглаживаем локоть,
Который мы детьми пытались честно слопать.
Но вспомним, что руки тогдашняя длина
Была одной второй теперешней равна.
Быть может, и мираж на деле вдвое ближе,
Как будто нас к нему несут по снегу лыжи…
Воображаемый наперсник-маловер
Внушает нам, что нас подводит глазомер.
Но вероятнее, что парадоксов пара
Слилась в один двойной, как будто в ересь впала.
Взять, например, союз неравных величин,
Который встарь, как псарь, омонимы случил,
Когда вельможную гордячку пани Мнишек,
Вздымаясь, как фонтан, посватал беглый мнишек
И на презрительных устах под сенью струй
Искал запечатлеть сургучный поцелуй,
Как вдруг в ее зрачках узрел наш бедный мнишек,
Подобно как в трюмо, толпу таких же гришек…
Вот так и мы, сроднясь с местоименьем «мы»,
Дошли от полутьмы до совершенной тьмы,
В которой мы плывем по лону амальгамы,
Пока в безвидные не ткнемся берега мы,
Где наш незрячий взгляд, рассеянно-солов,
Скользнет по надписи: «Даешь семи дубов!»
УЧИТЕЛЬ
Мы отправились, и на следующий день нас встретил один человек из турок — презренное творение, с потрепанной внешностью, щуплого вида, с жалким существом. А на нас напал сильный дождь. Он же сказал: «Остановитесь», и караван остановился весь в целом, то есть около трех тысяч лошадей и пяти тысяч человек. Потом он сказал: «Ни один из вас не пройдет!» И мы остановились, повинуясь его приказанию. Мы сказали ему: «Мы друзья Кударкина». Он начал смеяться и говорить: «Кто такой Кударкин? Я испражняюсь на бороду Кударкина». Потом он сказал: «Паканд», что значит «хлеб» на языке Хорезма. Тогда я вручил ему лепешки хлеба. Он взял их и сказал: «Проезжайте, я смилостивился над вами».
Записка Ибн Фадлана о путешествии на Волгу
взгляни промолвил учитель
светло и ночью в степи
здесь небо многоочитей
чтоб нам не сбиться с пути
прислушайся: в нашу ссылку
вступает уйма копыт
уж скоро будем мы сыты
а я почти уже сыт
ты вздрагиваешь ты дрейфишь
вот-вот и будешь таков
таков ли праведный дервиш?
узнай же: он не таков
он чист как сура корана
и мудр как целый коран
он спустит шкуру с барана —
не заблеет баран
ты думаешь нас затопчут
иль пытке злой предадут
отпустят выколов очи
иль в рабство нас продадут
но кто шайтаном испытан
того не людям пытать
несут нам эти копыта
не муку а благодать
награду а не угрозу
вон видишь растет анчар
в листве ты его укройся
и слушай и примечай
МАНДЕЛЬШТАМОВЕД И ВШИ
Летейская басня
Филолог третьего колена,
Весь как божественная пена —
Сто тысяч мелких пузырей,
Нашел у Мандельштама вшей
И объявил, что эти крохи
Паслись еще на Архилохе.
Тут сверху крикнул Мандельштам,
Летя к Петрарке по делам:
— Когда бы не моя плешивость,
Проверил бы я вшей на вшивость…
Молись теперь, чтоб Архилох
Под стать Бетховену оглох!
ДЕМОСФЕН И ТЮЛЕНЬ
Басня с двойной моралью
Раз как-то Демосфен, идя от логопеда,
Свернул на каменистый пляж
Полюбоваться на морской пейзаж.
Был час обеда.
Тюлени, — он их принял за людей,
Одышливых и безволосых,
Подобных отсветам идей,
Как выразился бы философ, —
Прибрежные глотали голыши
И погружались в море — по-тюленьи.
«Какое самоотреченье!
Какой пример для добродетельной души!» —
Подумал Демосфен и сунул в рот голыш,
Роняя человеческий престиж.
«По виду флегматичные обжоры,
Спортивного едва завидя пришлеца,
Всем племенем искать себе конца
Решились, не стерпев позора!
Вот так и ты, заика средь витий,
Лишь только захоти —
Уж не услышишь собственных филиппик
И не увидишь снисходительных улыбок…» —
Он сунул в рот еще один голыш,
Сказал себе: «Чего же ты стоишь?!» —
И ринулся навстречу белой пене…
Да налетел на старика-тюленя,
Хотел было сказать: «Прости!», —
А выговорил: «Пропусти!»
Старик обиделся и молвил с расстановкой:
«Ах, право, до чего же ты неловкий!
Да и нахал!
Не дале как вчера, не побоясь одышки,
Моя супруга уползла к сынишке.
Иль мало я перестрадал?»
Перед сиим красноречивым дедом
Пал на колени Демосфен
И долго не вставал с колен,
Моля: «Будь ты моим отныне логопедом!»
Затем, дрожа, как храмовая мышь,
Он сунул в рот еще один голыш.
Двойная мораль:
Когда приспичит склеить ласты,
Гляди не подавись балластом,
Но если к старости и ласты отнялись —
Тогда скорей балластом подавись!
ЖАЛОБА АДАМА
Тому каких-нибудь
Столетья полтора
Я так любил соснуть
Под пенье комара.
Мой сон, как некий храм,
Комар оберегал,
Прощая мне и храп,
И крепкий перегар.
Но ангельски чины
В мое уедине-
Ние с той стороны
Являться стали мне.
Они внушали мне,
Что промысел Творца
На кровососов не
Распространяется.
Что стоит веки мне
Усталые слепить —
Уж воры при луне
Летят руды испить.
И с самой той поры
Вопрос меня томит:
Неужли комары —
Исчадия Лилит?
Слух ловит малый писк,
Душа изнурена,
И смерть моя не спит,
И нет мне в жизни сна.
ФИЗИОЛОГИЧЕСКИЙ САД
над печенью восходит солнце
испаряется жёлчь
в воздухе держится cлабое жжение
просыпается физиологический сад
слева и справа густо ветвятся бронхи
зацветая крохотными альвеолами
трахея тянет к свету любопытный побег
миндалины серебрятся тонким налетом
между собой мы зовем их гландыши
ноготки раскрываются желтократно
как выразилась однажды наша ивонн
в то лето нас часто навещал полпред лемурии
сестры при нем хорошели
он подолгу стоял вон там разглядывая
садовый инвентарь или может рассаду
в смущении хрустя пальцами
дожди тогда еще были в диковинку
да и то лучше сказать обрушения дождевых масс
по звуку напоминавшие какой-то жалкий
самодеятельный фейерверк
но тучи
повинуясь некоему странному распорядку
всегда подтягивались к полудню
побивали градом наши петуньи
и налегке возвращались на базу
полпред что-то мурлыкал дипломатично
ивонн ругалась последними словами
и высаживала настурции
назавтра всё повторялось
незаметно для себя самой
ивонн стала спариваться с лемуром
его отозвали
дальнейшее вам известно
руки что были нежее дыма
пожухли на ярком свету
глаза подернулись катарактами
сад захирел
сейчас вы видите реконструкцию
пройдемте сюда
+++
залаял соседский мальчик
панголин встрепенулся
хорошенькая мадонна тоже устала позировать
созерцать протекающую в недрах руки
жизнь
селенит
из посольских
слонялся по мастерской
погладил неконченный натюрморт
раневую поверхность арбуза
крылышко мухи
замер напротив свежевыполненного заказа
для капеллы
наши киты помельче
ни к кому не обращаясь пробормотал
шашки пола раздавленные законом
перспективы доходили ему до чресел
на сегодня мы закончили
мадонна пришла в движение
передала панголина мустафе
отделившемуся от стены
вскинула небесные очи
на своего селенита
залаял соседский мальчик
+++
Когда папа умер,
Мы целых семь дней
Варили из папы
Социальный клей.
Клей высшей пробы,
Чтоб нас всех сплотить.
Его надолго
Должно хватить.
11.I.