Опубликовано в журнале Зеркало, номер 48, 2016
Однажды, когда шах Арслан[1] был молодым, он, проохотившись
несколько дней в степи, возвращался в свою урду[2].
Он ехал по горному саю[3], окруженный махрамами[4],
как вдруг из камней выпрыгнул киик[5] и, увидев всадников, стал убегать. Шах
Арслан крикнул своему аргамаку[6]: «Чо! Чо!» и помчался за ним. А за ним
поскакали все махрамы. Но киик не давал выпустить стрелу, так как то и дело
пропадал за камнями. Тогда один из придворных, монгол Кунгур-ат, с которым
Арслан иногда играл в шахматы, догнавши его, сказал:
−
Брось ты, повелитель, этого киика! Дичь эта не дорогая. Уже темнеет, и твой
Дуль-дуль переломает себе ноги. Лучше поторопимся в урду.
Но
шах Арслан отвечал ему:
−
Я вижу, ты не глуп. Но иногда интересно поскакать и в темноте.
И
помчался дальше. И всем махрамам пришлось скакать за ним. Но скоро киик
забрался в арчовую чащу и так закружил, перескакивая через ручьи и срываясь,
как будто его сносило водой водопада, что только Арслан и мог за ним поспеть. А
махрамы поотставали и порастерялись. Один Кунгур-ат, который, чтоб не
утомляться, выехал на гребень, увидел на другой стороне сая мечущегося Арслана
и короткой дорогой нагнал его.
Добыть
киика так и не удалось. И Арслан, поругавшись вволю, наконец решил вернуться.
Но чем дальше они ехали, тем арчовник становился гуще, и они никого не нашли, а
наоборот, совершенно запутались в темноте и увидели, что придется ночевать здесь.
И
вот они разостлали попоны, не расседлывая, поставили коней на приколы и
улеглись спать. Арслан, который очень устал от охоты, сразу же заснул. А
Кунгур-ат, который охотился не слишком живо, еще сидел и сам с собой играл в
шахматы, так как взошла полная луна.
И
вот, когда он задумался над лучшим ходом, он вдруг увидел, что из полуоткрытого
рта Арслана вылетела маленькая золотая муха. Она покружилась над травой, а
потом села на стебель, насквозь светящийся под луной, и стала спускаться вниз.
Осторожно отодвинув свои шахматы, Кунгур-ат наклонился к ней на коленях. И
увидел, что доползя до земли, она скрылась в маленькой щелке, и, сколько он ни
шарил рукой, он не мог там ничего найти.
Тогда
он задумался над тем, откуда взялась эта муха, и не заметил, как уснул.
Рано
утром шах Арслан толчком ноги разбудил его и сказал:
−
Вставай, Кунгур-ат, пора ехать. Послушай, какой мне приснился интересный сон.
И,
едучи шагом, он рассказал вот что:
−
Мне снилось, что я иду по густому лесу. И деревья там были такие высокие, как
Багит-чинаран[7] у
моего дяди в Самарканде. И вдруг я, − так мне снится, − вижу
большую каменную плиту-кулуптас[8], как на могиле святого, и стараюсь
прочесть надпись, что это за святой, но не могу. Надпись эта – не надпись, а
значки и изображения. Как будто их можно сказать, но я всё забываю, как. Я
встал на колени, чтобы поклониться атта-хийят[9],
как вдруг заметил под камнем широкую щель, которая вела куда-то в глубину.
«А,
это старая могила, − подумал я, − может быть там старая гробница и
лучше помолиться там». Действительно, там был ход, и я влез под камень и спустился
в землю. И мои глаза увидели в полутьме второй сад Ирам[10],
в котором листья деревьев были из изумруда, а жемчужины росли вместо джийды, и
их было так много, как будто дожди Найсан[11] шли там круглый год. Земля тоже
состояла из богатств, и вместо песка лежало золото, так что ноги боялись
ступить.
−
А потом что? − спросил Кунгур-ат. − Набрал ты? Много?
−
Набрал-то набрал, но проснулся, как видишь, с пустыми руками. Однако что это за
сай? Ук-Йитмас – не пролетит стрела, что ни шаг, то поворот!
−
Да мы уже давно не в том сае, − сказал Кунгур-ат, который всё время
оглядывался по сторонам.
Вдруг,
он хлопнул себя по боку и вскрикнул:
−
Ах! Алла Халык! Ведь я забыл свои шахматы на том месте, где мы спали. Ты
знаешь, они резные, из Чини-Мачин[12]. Разреши, повелитель, вернуться за ними.
Шах
Арслан сказал:
−
Ну что ж, поезжай. А я пока поищу этих дураков махрамов.
И
они разъехались.
Кунгур-ат
во весь опор поскакал обратно, так что шахматы в отделении куржума[13]трещали,
как горох. А он, радуясь, что удачно обманул шаха, думал вот что: «Арслану
приснился сон, что он лезет под землю, и муха, которая вылетела у него изо рта,
ушла в землю, вниз. Дальше он видел там сады. Наверное, он видел это глазами
мухи. Эта золотая муха – рухи раван, блуждающая душа, улетевшая во время сна.
Значит, то, что она нашла, действительно там лежит. Надо покопать!» И опять:
«Надо покопать! Может, там лежат богатства».
И
он, найдя то место, где они ночевали, соскочил с коня и вытащил кончар[14],
но, повертев им, решил, что лучше попробовать приколом, и принялся рыть в том
месте, куда уползла муха. Скоро прикол воткнулся в дерево. Кунгур-ат вырвал его
и, пошарив в земле руками, нашел кольцо. Он с трудом отвалил плиту,
заграждавшую вход, и осторожно спустился под землю. Хотя в глубине ямы было
совершенно темно, здесь, на свету, всё было завалено грудами дорогих вещей:
оружием, поясами, седлами, динарами, но не серебряными, в два золотника, а
настоящими, старой чеканки; кубки были с вёдра, как с пира Тимура, а в поддоны
можно было глядеть, как в зеркала. Тогда Кунгур-ат выбрался наверх и быстро
завалил и засыпал вход. Но вот беда: конь, которого он оставил свободным,
торопясь рыть приколом, куда-то ушел. Впрочем, Кунгур-ат <быстро>
успокоился: конь не так уж далеко в камнях за колючими кустами ощипывал траву,
так как давно уже был без корма. Кунгур-ат вскочил на него и в состоянии
скрытого восторга скоро догнал шаха Арслана, который уже был окружен махрамами.
И
на другой день к вечеру они въехали в урду славного города Хшиката[15],
которым правил шах Арслан. Кунгур-ат ничего не сказал о кладе.
При
въезде в ворота навстречу им выбежали лавунды[16],
которые в первом дворе стали снимать с вьючных коней богатую дичь:
свежесодранные тигровые шкуры, козлов, между которыми попадались то киик, то
каракюйрюк[17],
фазанов и лебедей. Приехавшие весело болтали со встречающими и, голодные,
торопились переодеться, чтобы сойтись к шахскому достархану[18],
как если бы им вместо бараньих ног подали свежие амлоки[19].
Шах
Арслан, сойдя с аргамака и готовясь идти, хлопнул по куржуму коня Кунгур-ата и
спросил:
−
Ну, как твои шахматы? Нашел? – при этом он слегка вскрикнул и, подняв руку к
глазам, сказал шутливо:
−
Я подумал, что ты в куржумах возишь чионов[20], а это у тебя хар-и-мошлян −
колючка!
После
ужина не было ни танцовщиков, ни певиц, и все рано разошлись спать, чтобы
прийти в себя от охоты. Но Кунгур-ат не лег. Он дождался, пока всё в урде
утихло, и прокрался мимо дремавших наукаров[21] в
комнату шаха Арслана, который спал, освещенный только маленьким чираком[22].
Кунгур-ат
вошел, оставаясь в тени, но не старался особенно прятаться, так как знал, что
шах Арслан всегда видит сны и спит очень крепко. И вот вскоре он заметил, что
изо рта шаха вылетела золотая муха и закружилась по комнате, блестя под светом
чирака. Он улучил момент, когда муха села, подкрался к ней, держа в руках
платок, быстро накрыл ее и понес к чираку, бормоча:
−
Вот сейчас мы подержим твою душу на огне, так чтоб ты не просыпался. Я не хуже
тебя. Этот клад сделает меня еще лучше.
И
он осторожно, зажав то место, где билась золотая муха, сунул платок в огонь. В
это время он услышал за спиной стон, но, не оглядываясь, держал платок, пока он
не вспыхнул.
Но
тут Кунгур-ат увидел, как из высоко поднявшегося желтого пламени метнулась
вверх сверкающая и живая золотая муха. Она взлетела, как стрела, к самому его
лицу и даже ударилась об его лоб. Затем она отлетела, а он в ужасе выбежал из
комнаты, пряча за пазуху полусгоревший платок.
Утром,
когда люди собрались в приемной шаха Арслана и он вошел и сел, опираясь на
парчовые подушки, он был очень рассеянный и молчал, и только изредка оглядывал
сидящих по обе стороны. Вдруг он сказал:
−
О махрамы, я видел сегодня странный сон.
Махрамы,
зная, что он часто видит сны, приготовились терпеливо слушать.
−
Мне снилось, что я возвращаюсь с охоты. Вдруг из-под ног выскакивает киик. И я
бросаюсь за ним в погоню.
«Что
это он рассказывает? − думали махрамы. − Ведь всё это было. Всё это
было позавчера».
−
Но никто из моих махрамов не мог поспеть за мной, и я остался один. Киик исчез,
а темнота наступила, и мне пришлось заночевать в лесу. Я разложил костер, чтоб
не подошли звери, лег на попону и заснул. И вот мне снится, что кто-то подходит
ко мне…
Тут
махрамы спросили шаха:
−
Отросток хокана[23],
мы не понимаем, это уже второй сон?
−
Бутамляр! – сказал шах Арслан. − Я же вам говорю, мне приснилось, что я
заснул и увидел сон.
Махрамы
так и не поняли, но продолжали слушать.
−
Тот, кто ко мне подошел, был седой старик почтенного вида, с красивым лицом, и
я в нем узнал Хозрет Хызра[24]. Я хотел вскочить и поклониться ему, но
увидел, что он считает меня спящим, тихонько берет мой лук и накладывает
стрелу. Мне сделалось очень грустно, так как я решил, что он хочет убить меня..
Но как я мог противиться Балабану[25], сыну Малакана? Я закрыл глаза и
подставил горло, так как подумал, что согрешил. Но ничего меня не коснулось. И
когда я проснулся, я увидел, что никого около меня нет. И вот я вижу дальше,
что лежу всё так же в полутьме, и мне делается страшно.
−
Это что, уже не сон? – спросили махрамы.
−
Да нет, это всё тот же сон, не перебивайте.
Махрамы
слушали дальше.
−
Я чувствую, проснувшись, что я лежу у костра и что кто-то опять ко мне
подходит. Но не так, как в первый раз, а совсем тихо, крадучись, и я теперь уже
наверное знаю, что он пришел для того, чтобы меня убить. Но почему-то у него в
руках, как это бывает во сне, нелепо, не нож и не лук, и не копье, а платок,
обыкновенный шелковый платок с бахромой, вроде достархана, только маленький, и
от этого я ощущаю особенный, необъяснимый ужас.
Этот
кто-то всё ближе подкрадывается ко мне, а я не могу двинуться… и вдруг я слышу
удар, рассекающий воздух, и вижу, как моя стрела, вылетевшая из темноты,
ударяет убийцу в лоб. И я понимаю, что эту стрелу пустил Хозрет Хызр,
невидимый, который мне приснился. И вот и весь сон.
Махрамы
озадаченно молчали. Вдруг шах Арслан поднялся и вскрикнул громким голосом.
Потом, протягивая руку в угол, он сказал:
−
Покажи свой лоб.
Все
махрамы вздрогнули и увидели, как монгол Кунгур-ат ползет на коленях к шахскому
ковру. И когда он поднял пожелтевшее лицо и отнял прикрывающую руку, они
увидели у него на лбу черное пятно.
−
Рассказывай всё, − сказал шах Арслан, − но без вранья. Не лижи
грязи. Куда ты ездил позавчера? Почему я уколол руку о колючку? На нашем пути
не было мошляна.
И
Кунгур-ат рассказал всё. Тогда шах Арслан сказал:
−
За то, что ты хотел взять клад, который указан мне, я тебя прощаю, так как ты
хорошо играешь в шахматы. Но за то, что ты хотел убить мою душу, нет!
−
Но ты не знал, − закричал Кунгур-ат, − если бы не я… Я был послан…
−
Ну и что же? − крикнул шах Арслан и, придя в ярость, выхватил кончар,
блеснувший стеклянным лезвием и ударивший с шипением по шее Кунгур-ата, голова
которого, стукнув по глиняному полу, покатилась со своим черным пятном.
Алма-Ата, <октябрь> 1944 г.
Впервые проза Павла Зальцмана была опубликована в «Зеркале» №106
за 1993 г.
[1] В
более ранней рукописи шаха звали Малик.
[2]
Ставка, резиденция хана (тюрк.)
[3]
Здесь: ложбина или
высохшее русло реки (кирг.).
[4]
Здесь: невысокий придворный
чин; секретарь, которому можно доверять тайны.
[5]
Киик,
кейик (туркм.) − газель.
[6]
Порода персидских скаковых лошадей, славящаяся своей быстротой.
[7]
Баг − сад
(перс.); чинар, чинары
− дерево семейства платановых.
[8]
Кулуптас −
вертикально установленная могильная плита (каз.).
[9] От
араб. тахийя, приветствие.
[10] Bāgh-e
Eram − райский сад (перс.); Ирам, Ирем или Арам-баги − сады в
Аравии, уподоблялись земному раю.
[11] «Месяц
дождей» (араб.); апрель.
[12] Южный Китай
(араб.)
[13] Переметная
сумка (узб.)
[14] Меч с узким
трех- или четырехгранным клинком длиной до полутора метров для поражения
противника через кольчугу (тюрк.)
[15] В Хшикате
Зальцман был во время своей первой азиатской поездки в июле 1934 г.
[16] Слуги
(тадж.)
[17]
Каракуйрык (каз.) −
джейран.
[18] От перс.
«dastarkhan» − скатерть; слово используется также для обозначения стола и
всей обеденной церемонии.
[19] Имение
(тадж.)
[20] Скорпион
(узб.)
[21] Наукар, нукер (от монг.
«нехер», друг) − дружинник, рядовой воин.
[22] Светильник
(тюрк.)
[23] Хакан, каган, каан
(монг.) − хан ханов; высший титул в средневековой иерархии кочевых
народов.
[24] Хозрет
(Хазрет) Хызр − легендарный мусульманский святой; в качестве вечного
странника Хазрет Хызр был покровителем караванов самаркандских купцов.
[25] Персонаж по
имени Балабан присутствует в романе П. Зальцмана «Щенки».