Фрагмент романа
Опубликовано в журнале Зеркало, номер 44, 2014
…Я не
двигался. Мои ноги прилипли к полу. К терпким запахам добавился запах с моря.
Морской запах был такой же силы – мое окно всего в двадцати метрах от моря.
Смесь их была невыносимым букетом.
Непривычное возбуждение охватило меня. Я с трудом оторвал
ноги от пола, словно был обут в свинцовые ботинки, а пол – магнит, обошел стол
и, не раздеваясь, лег на односпальный диван, тот, на котором еще вчера спала
Дина, что стоит под углом 90 градусов к двуспальному,
нашему с Анной-Анютой.
Путаница… Голографическая картинка повисла перед моими глазами.Я не действующее лицо, я –
наблюдатель. Там все было совершенно не так и похоже на сон, но не мой, а
для меня. Немой сон в раме.
Рассеченные на фрагменты формы, как ожившие детали
кубистического полотна, вели между собой неслышные разговоры. Также беззвучно внутрикартинной плоскости. Режиссер Спилберг в образе маршана Воллара кисти Пикассо.
Я вижу так, будто у меня множество наблюдательных точек.
Этот мир одновременно плоский и объемный, двухмерен и трехмерен. Дробный,
аналитический мир. Его нельзя увидеть сразу, охватить одним взглядом, даже если
у тебя тысяча глаз. Его нужно изучать, как лабиринт, как мозг, постоянно
меняющийся.
Меня всегда удивляло, как можно исследовать текучие
электрические объекты, постоянно изменяющиеся в результате внутренних
химических процессов, собственно, уже не объекты? Подозреваю, что это «оно,
бесформенное изучает нас и ведет». Так говорил Ницше. Делит на фрагменты.
Тащит, тащит по песку вперед ногами.
Я, наблюдатель высоко вверху, а внизу то, что было до
этого, но в виде карты, как будто стройка – идет реконструкция пляжа в
приморском городе. Я не уверен, возможно, все в отражении, я неподвижен и
нахожусь среди других и смотрю прямо вверх, а небо – огромное зеркало – всем
нужно отражение – но все как-то мелко, вижу строителей и механизмы одинаковых размеров,и все трудятся не покладая рук, скоро открытие
купального сезона.Ах да, уже
апрель следующего года,время летит быстро, нужно
успеть.
Живая картина – карта боевых действий с загнутыми стрелками
наступления, отступления и окружения. Бульдозеры, экскаваторы, бетономешалки,
машины для просеивания песка начинают напоминать гаубицы, бронетранспортеры и
танки, хотя брони у них быть не может, они из тонких стальных листов, как та
белая машина «Мазда», что ездила пять месяцев назад по Хевронскому
нагорью. В мгновение ока во многих местах на разной высоте от земли, как взрывы
возникли быстро растущие дымовые завесы, они заполнили все пространство. Я знаю это редкое природное явление, когда внезапные холодные массы
бесшумно сталкиваются с перегретыми землей и воздухом, мгновенно возникают
микроскопические капельки воды, образующие огромное поле конденсата. Это
«Шарав».
Путаница вызывает следующую картину. Обрамленная трехмерная
карта реконструкции пляжа разворачивается, как улитка Гуггенхайма, множество
уводящих в стороны боковых ячеек, штольней, штреков.
Окруженное зубчатой стеной – такой у рамы
профиль – движется, одного размера люди и механизмы перемешиваются, зоны
максимального скопления и более разреженные узнаются по плотности тона, все
превращается в военный лагерь, но совсем не похожий на классический римский –
прямоугольную решетку, апофеоз прямых углов – все сдвинуто и косо, это блокпосты,
а прежние механизмы стали сканерами разных конфигураций, куда загружаются вещи
и люди, да, еще
кошки, их тут много, в том числе кошка-актриса с улицы Нес-Циона,
которая всегда прикидывалась мертвой при моем приближении – голова набок,
розовые десны, зубы блестят – и та, что с обгрызенным хвостом, четыре лохматых
собаки китайской породы телесной масти с красными губами, фотографировать
которых разрешал их хозяин, одежда которого вся сплошь в собачьей шерсти, и две
огромных темно-гнедых лошади береговой службы. Длинные, жесткие космы оборками покрывали всю нижнюю часть их ног. Из
сканеров все выходят раздетыми, голыми или без кожи, это зависит от того, в
какую группу сканер определит объект проверки.
Все похоже на поломанный калейдоскоп. Поверхность холста в
кракелюрах, море покрыто большими и малыми трещинами, как асфальт после
землетрясения. Потрескавшееся море-пазл издает легкий
ледяной хруст, что невыносимо при всеобщем молчании. Вдоль береговой линии
виднеется шеренга черных треугольных флагов. В них нет надобности, при всем
желании никого в море не заманишь. Это скопление при его большой скученности
нельзя было назвать толпой, в толпе все-таки присутствует некоторая общность,
законы, а здесь каждый был сам по себе, пространствослепили
мощные софиты с холодным мертвенным светом, и возникал образ слепого, темного
места – blindage. Такие места
исключают зрение и слух и обостряют обоняние, обычная компенсаторная реакция
организма, условие выживания. Но также появляется эффект кажимости,
реальное превращается в желаемое, более убедительное, чем сама реальность, при
этом качество и сила запаха вырастают многократно.
Запах вызвал следующую картину, точнее, слайд-шоу.
Брусчатая площадь, с четырех сторон знакомая зубчатая стена с островерхими
башнями на итальянский манер эпохи Возрождения, на верхах башен пятиконечные
рубиновые звезды,двуглавые серебряныеорлыо двух головах и золотые кресты. Площадь
пахнет. Строительные механизмы, военная техника, блокпосты
превратились в копошащий рынок, за крытыми прилавками шумные евреи
жестикулируют, пританцовывают, расхваливают овощи, фрукты, зелень, птицу,
специи, восточные сладости, между ними степенно прохаживаются женщины в
сарафанах-кафтанах-тулупах, пуховых платках, зимних сапожках, уютных валенках,
при каждой смуглые мальчики с тележками – глаза-оливы – женщины туда кладут
покупки – овощи, фрукты, зелень, птицу, специи, восточные сладости; да,
уже зима,прошло больше года
с того времени, как белая небольшая машина, божья коровка-альбинос без единого
пятнышка, ездила по Хевронскому нагорью. Авдотьи,
Ефросиньи, Натальи, Варвары, Марины, Полины похожи друг на друга как капли
воды, как опускающиеся с неба снежинки. Все предыдущие запахи и новые – запахи
специй, кинзы, дынь, масел, халвы не просто смешивались, а в тех
единственных пропорциях, которые и не снились Парфюмеру, их букет вызывал непреодолимое
желание, а ведь прошло столько времени.
Картина в раме резко изменилась. Усилился ветер, черный
флаг на главной башне, еще недавно висевший елочкой,шумно затрепетал и захлопал, как орел крыльями.
Несмотря на свирепый мороз, женщины быстро разделись, начали стаскивать одежду
с евреев и вступать с ними в половую связь, тех, кто не соглашался, убивали, на
всех не хватало, и они насиловали друг друга, как могли. Обрамленная зубчатыми
стенами площадь из Лобной превратилась в Свальную, но
вдруг все замедлилось, начиная с середины. Все повернули головы в сторону двух
женщин, одну тонкую, изящную, другую крепкую, походившую на небольшой
пограничный столб. Они погружены в себя, не принимают участия в общем безумии и
медленно идут, будто плывут в белесом искристом тумане, касаясь плечами. Все
прежние запахи исчезли, остался один,тот,
что был с самого начала.
Слайды сменяются все быстрее, это уже анимация. Хаотичное
мельтешение на площади начало приобретать форму концентрических кругов, круги
стали сжиматься, центром были те две женщины. Образовался один плотный.
Авдотьи, Ефросиньи, Натальи, Варвары, Марины, Полины и евреи лезли друг на
друга, пытаясь достичь центра. Все совершалось в гробовом молчании. Прошло
немного времени и все начали понуро расходиться с перекошенными лицами. Многие
были в крови. Центр площади был совершенно пуст, темное,
дальше от центра, становилось серым и к периферии совсем белым, таким, как
чистый падающий снег, а дальше формы исчезли, растворились в снежном тумане.
Прежде видимое стало неразличимым, рассыпалось, стало нечленораздельным.
― • ―
Граф Григорий Орлов был пьян. На площади он увидел молодую
женщину. Обольстительница поманила его пальцем, он увязался, она завязала ему
глаза надушенным батистовым платочком, подозвала извозчика, приказала ему
пришпорить лошадь и сделать десять кругов. Григорий предвкушал, он никогда не
отказывается в таких случаях. Извозчик сделал положенные круги и натянул
поводья. Предупрежденная горничная быстро сбежала по лестнице встретить Орлова.
Она применила ложный маневр – проходя мимо, задела его как бы невзначай и
улыбнулась ему. Он остановился и на ощупь рассеянной рукой забрался в ее
открытый корсаж. Покраснев, она стала поправлять в смущении свои ленты и
кружева и предложила ему следовать за собой к ее госпоже – честной женщине,
которая влюбилась в него по уши, но хочет сохранить инкогнито. «Позвольте
проводить вас, вы не будете раскаиваться в своей смелости, клянусь моей
добродетелью!» – с чувством прошептала она. Орлова забавляла эта насмешница, и
он охотно подчинился. Оживленный, но покорный граф дал увести себя в
неизвестный ему альков.
Стены алькова были обиты малиновым штофом, кровати не было.
Пол был тоже малиновый. Екатерина сбросила с себя все свои украшения и одежду.
В нетерпении Орлов сорвал повязку. Перед ним стояла красавица, совершенно
нагая. Граф не привык терять времени в пустых разговорах; теперь было не до
почтительных поклонов и реверансов. Так думал он. Но что-то не заладилось. Из потайной двери вышли двое дюжих слуг (бывшие
кулачные бойцы), схватили Григория, посадили в кресло и связали. Из другой
потайной двери появилась та первая обольстительница, тоже совершенно нагая, и
две молодые женщины на глазах у Орлова занялись любовью прямо на полу.
Посматривали на него и улыбались. Орлов смотрел во все глаза. Так как кляпа во
рту не было, он мог говорить. «Катиш, не надо! Катиш, не надо!» – умолял, причитая, граф. Слезы лились из
его глаз потоком.
Кроме Григория Орлова были использованы все пять братьев,
каждый сеанс у них брали порцию спермы и оплодотворяли всех вокруг, благо
материала было достаточно. Материал спермы перемешивали, это были первые в
истории опыты по созданию идеального солдата, не помнящего родства. По всей
стране передвигались мобильные кареты-амбулатории, оснащенные ледяными
морозильными камерами. Стояли очереди. Авдотьи, Ефросиньи, Натальи, Варвары,
Марины, Полины… Так циклично продолжалось несколько
лет. Шла отбраковка, материал не всегда доходил до пунктов оплодотворения в
сохранности – плохие дороги, лед таял, и часть младенцев усыплялась.
Прошло 20 лет, картина кардинально изменилась, сейчас она
обрамлена в позолоченный итальянский багет и представляет собой пазл. Братья Орловы и их сыновья, все тоже братья, общим
числом двадцать пять тысяч построились вытянутым пазлом-прямоугольником,
снег продолжал идти. Вероятно, если бы у Петра III были пазлы,
он бы предпочел их солдатикам. Петра III уже нет. Играет Екатерина II.
На Мавзолее вся верхушка. Началось присвоение титулов. Так
как трудно было отличить пятерых Орловых от остальных, НАВЕРХУ решили бросать
ОРЛА и РЕШКУ. Все подбросили монеты, те, кому выпала РЕШКА, перешли в левую часть площади. Оставшиеся бросили
опять, и так много-много раз, пока не осталось пять. Им были пожалованы
княжеские титулы. Остальные двадцать четыре тысячи девятьсот девяносто пять
стали графонами. Это был новый графский титул на
случай войны. Все проходило при полном молчании. Недавно введенное звание
«Генералиссимус» было упразднено и вместо него принято – «ГРАФОРОСС», это было
имя и звание. Высший офицерский состав, младший и так далее, были сформированы
в зависимости от удачи в игру ОРЕЛ и РЕШКА. Из них
составили четыре титульных офицерских полка под командованием старших братьев,
отцов младших братьев для отправки в ПРАВОСЛАВНЫЙ КРЕСТОВЫЙ ПОХОД на СВЯТУЮ ЗЕМЛЮ. Это было
верное ядро армии. Так как у всех были профессиональные наушники меломанов,
куда постоянно транслировался гимн Руси, Екатерина с помощью сурдоязыка сурдоперевода?
проговорила известную максиму: «Все Орловы – герои, а я первейшая и счастливейшая
из всех владычиц мира».
Хотя об Иисусе речь не шла, целью похода был объявлен не то
ГРОБ, не то ГРААЛЬ, не то ПЛАЩАНИЦА, все говорили о ВОСКРЕШЕНИИ, КРОВИ и
ОБРАЗЕ, но истинной целью была месть евреям и американцам за чинимые козни и
особо за то, что они не дали Иисусу перейти в Православную Веру
и распяли его. Для этого в обозе, укрытые еловыми лапами, тащили машины для
распыления газов «Зарин» и «Циклон», а также форсунки, способные
выбрасывать напалм. Из Сибири доставили редких
доисторических шерстистых огнезавров, которые вдыхали
кислород, а изрыгали пламя, так как были переполнены яростью. Многие были
амфибиями в ледяных армированных латах. Были и пернатые динозавры, они несли яйца впрок… Снег продолжал идти.
Целый месяц непрерывно во всех малых и больших городах
проводились сходы, ток-шоу с участием проповедников и медийных
лиц, людей науки и искусства. Центральным событием были диспуты на манер
иноземных между православными толкователями Канона и назначенными подставными
фигурами из малочисленного ряда других оппозиционных конфессий. Наблюдали за
ними вооруженные графоны в
униформе, но без шевронов. Отчеты о диспутах готовились заранее, подтасовывать
результаты не было нужды.
Перед отправкой было устроено лазерное шоу и рок-концерт с
участием Всех Звезд. Обычные в таких случаях дымовые
завесы в этом шоу были с седативными добавками (генномодифицированные
валериана, пустырник и мята), с запахом, обладающим длительным действием,
убивающим духовные порывы, но вызывающим желание хватать и насиловать.
Так как передовые полки были офицерские, обоз был на
порядок больше самой армии. Колонны с боеприпасами,
провиантом, трейлеры с фуражом, рабами, девками, музыкантами, актерами.
Основной фронтовой машиной был «МЕРСЕДЕС-ОРЕЛ». Летучие конные отряды были
укомплектованы наемниками-казаками, всадниками на быстрых орловских рысаках.
Также был отряд дипломатов из иностранного приказа, чтобы
вести переговоры с местными племенами, которые всегда готовы насолить евреям.
Но самое главное, везли реликвии, новые иконы Святой Анны-Анюты-Дины, в просторечье
– Анны-Дианы. Было объявлено кто она – защитница, сестра, дочь и МАТЬ ВОИНОВ
ЗЕМЛИ РУССКОЙ. У каждого офицера в ранце был томик «МОЯ ЖИЗНЬ» или
«ХОЖДЕНИЕ АННЫ-АНЮТЫ-ДИНЫ, СТРАСТОТЕРПИЦЫ ЗЕМЛИ РУССКОЙ», основой которого была
история о паломничестве Страстотерпицы в Святую землю и о кознях чинимых
исчадием Ада, под личиной американца-еврея. Среди
редких оппозиционеров ходила по рукам книжица, апокриф
«Хождения», в нем была не одна святая, а две, и вместо простого американца был
художник-интеллектуал. Эта книжица полностью
противоречила каноническому тексту. Причем, она была на порядок больше, это был
бестселлер, напечатанный на тончайшей папиросной бумаге. За хранение апокрифа
полагалась смертная казнь без суда и следствия через распятие вниз головой. Время
от времени устраивались облавы и погромы, оппозиционеров болотных сжигали на
кострах, сложенных из книжек-апокрифов, дым-фимиам вился к небу, недостойных
уводили в Топи, которых в лесах было весьма много. Также суровому наказанию
подвергались те, кто говорил больше, чем это было необходимо, особенно, если
дело касалось толкования канонического «Хождения», те, кто совершал бесовский
Грех недержания языка, пустословия. Этот грех посчитали страшнее уныния.
На особом положении были бригады православных художников во
главе с ОСНОВАТЕЛЕМ братства «НОВОЕ ХРИСТИАНСКОЕ ИСКУССТВО». Своими образами
они окормляли воинство и работали «рука об руку» с
пасторами, кои словесами своими направляли дух его. Бригады делились по
творческим направлениям на отряды. В авангарде стояли футуристы,
сюрреалисты, дадаисты, супрематисты, концептуалисты, реалисты тоже, но к ним
относились с подозрением – слишком земное было их искусство, изображали они
лишь то, что зрели воочию.
Настоящим вдохновителем и КУРАТОРОМ похода было ЛИЦО, которого
никто не видел, поговаривали, что это гость из будущего, что у него постоянно
испрашивает разрешения Екатерина II, и что он тот, кто будет править Россией
тысячу лет. У него много имен, но произносить их нельзя, а для простоты на
богослужениях его зовут КИМ ТИ ПУН. У него есть
настоящий ядерный чемоданчик, а не тот, древний, несовершенный Ящик Пандоры… Срабатывает он легко, от мысли.
Прошло 20 лет.
3 года ушло на поход, и 17 лет длилось противостояние.
К тому времени все человечество крестилось. К всеобщей
радости и правоверные мусульмане стали православными. По этому случаю на
Руси и по всей Земле были великие пиршества – резали овец и свиней, готовили
плов и безалкогольную медовуху. Поэтому в ясном уме и добром здравии устраивали
коллективные лобзания и прощали друг друга. Никто не работал.
К горе Мегиддо русские ортодоксы
пришли первыми и приняли бой без страха и упрека.
Все 20 лет со всех концов света шли крестовым походом
войска. Единство рядов было обеспечено, цель одна. Они различались только по
расам, интересам, физическим возможностям и наклонностям личного состава. Мультикультурализм и политкорректность возобладали, потому
от каждой расы шли воинские колонны православных демократов, социалистов,
националистов, шахидов, фашистов, бандеровцев, гомосексуалов, трансвеститов, феминисток, спортсменов,
атлетов-паракрестоносцев и слепых воинов с томиками
«Хождения» на языке Брайля. Особо привечались дзюдоисты и теннисисты. Отдельно
шли надежные детские и юношеские отряды. Все жаждали стяжать славу.
Язык был уже один – древнерусский, как до начала времен,
когда однажды Всевышний уже пресек желание Человека сравняться с ним, стать
Суперменом, Человека вознамерившегося построить Башню до неба. Всевышний смирил
его гордыню, смешал все языки, все планы и карты. Строительные чертежи в
одночасье оказались на разных языках и цельный образ исчез. Дуновенья ветерка
было достаточно, чтобы Вавилонская Башня опала.
Множественные противостояния ни к чему не привели. Войска
евреев были малочисленны, но сплоченны, и отличались
высокой боеспособностью, почти безграничными возможностями. За годы Возрождения
эта страна провела углубленную модернизацию и ушла далеко вперед. Это настолько
не укладывалось в умах, было так невероятно, что все были уверены – тут не
обошлось без внешней силы.
Главная цель православных крестоносцев оставалась
недостижимой, сколько бы ни положили голов… Героев награждали
посмертно, близким же на родину посылались именные конверты с наличностью.
Налоговые службы были упразднены – все ждали конца. Пораженческие настроения
овладевали массами – перед каждым боем пасторы совершали соборования воинов.
Похоронные команды работали не покладая рук, панихиды проводились ежедневно. В
этих местах, чтобы пресечь распространение заразы, нельзя откладывать похороны
на завтра. Так и следы поминальных трапез уничтожались сразу же и повсеместно.
Казалось, Гроб, Плащаница и Грааль исчезли бесследно, как
когда-то Ковчег Завета. Цель была утеряна, все забыли, зачем пришли. Но в
Святую Землю волнами продолжали прибывать новые силы.
Победитель нагрянул внезапно и неотвратимо. Пророчества
молчали. Финал не заставил себя ждать, наступила последняя битва.
Тель Мегиддо. Идеально ровное поле
заполненное войсками. Ни шагу ступить. Воины обоего пола и всех возрастов
топчутся на месте, рвутся вперед, сталкиваются, бегут вспять…
И… опять. Тьмы народа в латах и кольчугах копошатся, как слепые
муравьи, как навозные жуки, потерявшие обоняние. Тьмы на тьмы. Временами могло
показаться, что это восточный базар и разношерстная публика просто рвет друг у
друга товары, продукты, ругается, клянется, дерется, если бы не распростертые в
разных позах тела. Никто не зрел дальше вытянутой руки, но санитарные роты и
похоронные команды быстро освобождали место для продолжения битвы, они работали
с помощью приборов регистрации неподвижных остывающих объектов.
Огнезавров, боевых слонов и гигантских жирафов, чьи шеи напоминали
гибких питонов, и других животных устрашающего вида давно уже не было. Их падеж
стал следствием перебоев с доставкой продовольствия и полным отсутствием корма.
Вся Святая Земля была вытоптана, не осталось ни одного зеленого клочка, ни
травы, ни листьев, да и вода была на исходе. Фуражные части влились в боевые.
С той стороны, где обычно восходит Солнце, надвигалась
неотвратимое Желтое – ЗАПАХ. Оно ширилось, заполняя небесное полушарие до
земли. В этом желтом метались молниями острые лезвия-клинки – прозрачные крылья
бабочек. Они не имели толщины и работали, как идеальные жернова, поэтому песок
Желтого по мере приближения превращался в пудру. В ЗАПАХЕ было что-то женское,
внутреннее, он тяжелил стопы, замедлял движения. Яда в нем не было, отнюдь, он
вызывал выброс тестостерона, непреодолимые отвлекающие желания, несовместимые с
задачами воина. Обоюдоострые лезвия молниеносно завершили начатое, не оставили
ничего живого. Все произошло при полном молчании, как будто в этом месте
выкачали воздух. Ни звона, ни свиста. Только – ЗАПАХ.
КУРАТОР с обнаженным торсом в спортивных
трениках сидел на ореховом стуле, прислонившись к
центральному шесту военной палатки. Радиоприемник был настроен на одну волну –
любимой группы «Любэ». На раскладном столике –
хлеб и вино, повсюду валялись использованные шприцы. Палатка,
которую за ее трехцветность в войсках называли любя «БеСиК», стояла на крепком фундаменте с огромным подвалом, в
котором был установлен золотой ядерный реактор, обложенный для гарантии
взрывчаткой – спрессованные порох с динамитом. От него шли провода к
небольшому чемоданчику. Штольни и штреки, расходящиеся во все стороны от подвала,
не имели тупиков, нигде не кончались и тоже были заполнены взрывчаткой.
Бронированная палатка была изготовлена из кевлара – шкуры дракона. Из кевлара
же, армированного титановой нитью, был сделан несущий шест, а снаружи его
завершал крест умиротворяющий, обильно мироточащий.
Он служил и призыву к битве, и принуждению к миру, вежливому разоружению. Но
уже некому на равнине было поднимать очи горе – к вершине и выше.
На ореховом столе КУРАТОРА и вокруг на мраморном полу были
разбросаны исчерканные карты боевых действий с загнутыми стрелками наступления,
отступления и окружения. В красном углу обрамленные вышитыми полотенцами висели
образа Богородицы-Оранты, Христа-Пантократора
и Анны-Анюты-Дины-Страстотерпицы. Все мироточили и
кровоточили.
Выл ветер, плотная масса пыли, тепла и ЗАПАХА неслась из
Аравийской пустыни. Хамсин, какого не было. Желтый мрак.
Склоны холма и вся земля от края до края была устлана
телами воинов. У всех графонов было одно увечье – как
бывает, отрезанная, но висящая на полоске кожи голова, а в откинутой руке
окровавленный короткий меч – «гладиус».
Волны песка укрывали поле битвы сплошным желтым покровом.
Песчаное море колыхалось, как дышало – вдох-выдох, и неуклонно надвигалось.
Все выше поднимался песок. Палатка на вершине горы-холма
царила над равниной. Ни войти в нее, ни выйти. Еще немного – и палатка станет
пещерой на вершине без входа и выхода, погребальной камерой.
Кислорода все меньше. В немотном
состоянии сильнейшего наркотического опьянения КУРАТОР пробормотал: «Гог и Магог, Шахид и Матид, Палец и
Анус», затем ему было откровение: «Могилы – это место выявления веры
человека в жизнь вечную», и тогда, без промедления, без всякой задней мысли он
открыл ядерный чемоданчик и нажал красную кнопку…
Но ничего не произошло. Подлый связник-предатель перерезал
силовой кабель.
Все – палатка, гора, равнина вокруг – превратилось в
погребение, в массовое захоронение под слоем песка толщиною в версту…
– Свершилось, свершилось, свершилось, – пробормотал Иисус
из последних сил и умер.