Опубликовано в журнале Зеркало, номер 19, 2002
“Я, братцы, не думал, что выживу…” – сообщил всем врачам и медсестрам, сидящим вокруг его койки, семидесятипятилетний А.И. Лгунов, только что доставленный в палату из реанимационного отделения, где его оперировал лучший хирург больницы – Григорий Абрамович Бельский. Случай был очень тяжелым, и спасти удалось еле-еле; Григорий Абрамович стоял тут же рядом, наблюдал за пациентом и радовался своей благодарной работе. Его окружали ученики и медсестры.
“Я правда не думал, что выживу, – повторил Лгунов, – но вот, как видите, выжил, и за это я благодарю вас, друзья, всех, и лично Григорий Абрамовича, но особенно – нашего Бога, Который сегодня лишний раз доказал свою справедливость, а также и милосердие”. При этом Лгунов перекрестился мелко-мелко.
Все переглянулись, а Григорий Абрамович нахмурился, с сожаленьем подумав, что случай тяжелый и что кровоизлияние в мозг (или, как он любил шутя говорить, “в мозжечок”) сделало свое подлое дело.
“Вы, конечно, решили, что я сумасшедший. Психованный, – улыбнулся Лгунов. – Но, ой, вы ошиблись, ой, вы ошиблись! Просто Душа моя давеча выходила из бренного тела, и только Григорий Абрамовичу удалось гигантскими усилиями ее вернуть обратно. Если не будете перебивать, расскажу”. Все обещали не перебивать, и А.И. Лгунов начал свой рассказ.
“…Все началось с того, как в нашу палату вошел один юноша в белом халате и тихо сказал мне: “дед, поехали, резать будем”. Меня отвезли в операционную, и там произошло Чудо!.. Какое чудо!.. Какое там еще чудо, скажете Вы, Григорий Абрамович, вполне интеллигентный человек, не такой, как я, темный и ВЕРУЮЩИЙ раб Божий. Но я верю в Чудо, я верую. А вот в удачный исход операции я, извините, не верил вовсе. Все в руце Божiей, думаю я, а врачей я считаю всего лишь грешными овцами, нарушающими волю Его”.
“Интересно, с какого года у него сложилось такое впечатление о врачах?” – пронеслось в голове у Бельского, но Лгунова вопросом он тревожить не стал, соблюдая медицинскую этику, “клятву Гиппократа”.
“Воля Его… – говорил при этом Лгунов тихо. – Да, Воля Его неисповедима, как и пути Его. А на этот раз, думал я, воля Его была в том, чтоб принять меня в Лоно Его. Я не строил догадок, не знал, мучиться ли мне в Аду, в Геенне Небесной, или стать мне Ангелом Божиим в светлом Раю. Эта неизвестность томила меня, и страх за будущее преследовал меня. Я долго и усердно молился, твердя одну чудную молитву, “Отче наш”, которую знаю хорошо наизусть и люблю… И в самом созвучии слов молитвы я находил какую-то благодатную силу, святую неисцветшую прелесть. С моего сердца как будто бы скатывалось бремя, и все сомнения и противоречия оказывались позади, и на душе становилось этак легко-легко, вы даже не поверите”.
“А когда начали резать, случилось чудо. Мне показалось, что я поднимаюсь в воздух! И точно! Я уже парил под потолком операционной”.
“Что же там думает Григорий Абрамович?” – удивленно подумал я и увидел вдруг странное, необычное зрелище. Тело мое лежало на операционном столе, и я увидел всех вас, и Григорий Абрамовича, который кропотливо и с гигантским знанием дела трудился над телом моим. На потолок никто не глядел, а я парил там, парил и в конце концов догадался, что меня теперь двое – Тело и Душа!!” – Лгунов побагровел, перекрестился все тем же мелким крестом и воздел очи горе.
“Тут я услышал некий глас Свыше, – продолжал он затем, – СЫН МОЙ! ПОСЛУШАЙ ЖЕ ТЫ, О СЫН МОЙ! ДА ВЕРНЕТСЯ ДУША ТВОЯ НЕНАДОЛГО В ТЕЛО ТВОЕ (не “твоЁ”, а “твоЕ”)! ИБО СЕ – ВОЛЯ МОЯ. МНЕ ВОТ ЧТО НАДОБНО, СЫН МОЙ. ДА ПОВЕДАЕШЬ ТЫ ВСЕМ ЖИВУЩИМ НА ГРЕШНОЙ ЗЕМЛЕ О ТАЙНЕ СМЕРТИ СВОЕЙ И ВОСКРЕСЕНИЯ СВОЕГО, О ТОМ, КАК ТЫ СЛЫШАЛ ГЛАС МОЙ ГОСПОДЕНЬ”.
“Господи! – крикнул я в молитвенном религиозном экстазе. – О великий божественный Господи! Дай же Ты мне хоть немного тут поглядеть на Себя, ибо жажду всем людям земли донести на словах божественный и великолепный облик Твой!”
“И, о чудо!.. Он открылся мне, но лишь на мгновенье. После этого я сразу забыл все, что видел. Такова воля Его. Она непостижима. Теперь я не смогу полностью описать вам, каков Он в своей невообразимой красоте, силе, славе и величии. Но я вам так скажу: Он – прекрасен! Он прекраснее, лучше и проще, чем рисуют Его все художники, иконописцы и даже граверы многострадальной и грешной земли нашей. Он величественнее и святее. Он – сам Идеал!.. Да чего там, вы все Его скоро узрите. По пришествии в Царствие Божие!”
“Жаль только, что я сейчас умру. Я обязан сейчас умереть, несмотря ни на что. Ибо такова тоже воля Его. Да не смеет жить человек, который увидел Бога! Я видел БОГА! Бога, Бога…” – и старик заплакал и радостно захохотал, краснея и пряча глаза в свой серый драдедамовый платок и застенчиво глядя в глаза Григорий Абрамовичу, ученикам и медсестрам.
“Успокойтесь, Лгунов, – участливо, но уверенным голосом заговорил Григорий Абрамович. – Сестричка сейчас вам снотворное принесет, тазепам. Вы только, пожалуйста, не волнуйтесь. Никакого Бога Вы не видели, все это – хуйня…”
“Не-е-е-еет!!!! – тут лицо больного исказилось, и Бельский даже пожалел, что совершил неосторожность в столь приватном разговоре с пациентом. – Не-е-е-е-ет!!! Не хуйня!!! Я видел Бога!! Я видел Живого Бога!!! Я тряс седую бороду пророку Моисею, я целовал в губы Авраама, Исаака, Иаакова!!! Я – АРХАНГЕЛ!!!” Со рта Лгунова потекли белые слюни и сопли, а глаза его налились кровью. Он бился в истерике. Начинался, по-видимому, рецидив.
Григорий Абрамович и тот испугался не на шутку. “Капельницу!” – потребовал он, и по коридорам больницы пронеслось: “Капельницу! Воды не надо, хуй с ней, но непременно капельницу! Иначе он умрет! Иначе он умрет! Введите ему Глюкозу! Введите ему Адреналин! Введите ему… Введите ему… Введите ему…”
Они ввели ему, но не помогло даже это – был слишком тяжелый случай.
“…Гр-р-р-ешники! Грешники… свол-л-л-л-ачи-и-и-и! – дико кричал А.И. Лгунов, биясь в предсмертной истерике. – Все вы сгорите рано иль поздно в Геенне Hебесной! Даже сам Дарвин никогда не посмел бы отрицать личного Бога, он возникновение жизни на земле всегда приписывал Верховному Существу! Вот Вы, Григорий Абрамович, вроде бы еврей, интеллигентный человек, Вы-то уж должны бы вроде бы как-то так врубаться в эту систему… Разве уж Вам не понятно, что нужно быть просто завзятым МУДИЛОЙ, чтобы с таким хрупким и ничтожным орудием, как человеческий разум, начинать какую бы то ни было борьбу против ВЕРЫ, которая есть коллективный результат общественного сознания всего человечества… и измеряет… свое существование не неделями кх-х… не месяцами, не годами и не веками, а кхаа—ыакххххх… ТЫСЯЧЕЛЕТИЯМИ!!!”
Смерть наступила мгновенно. Лгунов, все сказав, грохнулся на подушку и тихо скончался. Никто, а в особенности Григорий Абрамович, ничего не понял, и никто, никто не смог уже больше ему помочь. Так Бог, Который то ли есть, то ли Которого – вернее, “которого” нету (что в сущности то же самое) – все ж таки сдержал свое обещание. На небе появился новый праведник, и никто не сказал, не сообщил ничего о том, какую пользу принес науке.