Опубликовано в журнале ВОЛГА-ХХI век, номер 1, 2008
“Кремень”: социальная драма и киноцитатник. “Тропа смерти”: ужоснах. “Ирония судьбы-2”: комедия как способ оккупации прошлого. “Монгол”: исторический боевик по проверенным рецептам. “Груз-200”: Балабанов как жанр.
“Кремень”: социальная драма и киноцитатник
Режиссер Алексей Мизгирев снял свой первый фильм “Кремень” и на какое-то время оказался в центре внимания кинокритики.
“Добро с кулаками” в виде демобилизованного Алехи из Альметьевска попадает в Москву в поисках землячки-невесты. Впрочем, это он думает, что – невесты, она так вовсе не считает. Городская среда оказывается очень жестким испытанием для парня, привыкшего к ясным и простым правилам игры. Мы ждем, что будет дальше: месть обидчикам? история утраты романтических боевых идеалов? И если да, то какая – трагическая или циническая? Или это будет обличение сытой столицы, увиденной глазами чужака, отстраненно?
Гибкость и терпимость, приспособляемость и обучение, столь необходимые жителям мегаполиса, не свойственны, казалось бы, его характеру. Стремление заставить мир жить по своим законам грозит обернуться тотальным поражением. Да если б еще эти законы были его, Алехины! Он свято верит, что это общечеловеческий свод правил, которые обязаны блюсти нормальные люди. И в этом мире не может быть обманов и подделок, равно как и платных туалетов. А ведь предупреждали его аборигены (то есть бывшие понаехавшие): “Гражданка – это не Москва”, “В Москве все наоборот”.
Мы видим тусклую серую Москву спальных районов, пустынные ночные улицы и шоссе. Этот визуальный ряд отличается от любого другого города только размерами – и улиц, и денег, которые тут платят. Ментовский произвол, бесправные гастарбайтеры, публичные дома с нелегалками из Юго-Восточной Азии – зрителю демонстрируют то, что обычно он не замечает. По двум, как правило, причинам: или потому что в поле зрения не попадает, или потому что взгляд уже замылен.“Кремень” наследует многим кинематографическим персонажам, и когда ты ловишь себя на том, что никак не можешь четко определить – каким именно, то оказываешься перед любопытным парадоксом.
Принципиальность героя и его некоторая одномерность оказываются исключительно визуальным эффектом.
Герой как бы мерцает нам, зрителям, то зашоренным романтиком, то упертым “реальным пацаном”. Вот он – новый Плюмбум, стремящийся к справедливости и воздаянию. Нет, он уже – наивный дембель в циничной Москве. Нет-нет, уже Брат-3 (по Балабанову), а вот и Таксист-2 (по Скорсезе). Протеистичность главного героя внешне никак не проявляется – те же эмоции, те же словечки, затверженные надолго (“Мое слово – кремень”, “Твердость – не тупость”). Удивительная способность выстраивать самые дикие интриги, жонглирование чужими жизнями тем более ужасает, что персонаж – статичен, он не меняется снаружи, и мы не знаем, что у него внутри. Ходит по улицам такой “черный ящик” с оружием, быстро обучается жестоким играм мегаполиса.
Любопытно другое: в кино уже необходима система ссылок при разработке определенного образа. Режиссер как бы цитирует предшественников и вовлекает зрителя в очень сложную и увлекательную игру. В литературе эти приемы детально описаны филологами, которые изучали систему цитатности и как механизм изменения смысла “чужого слова” в новом контексте, и как способ спора. Вдвойне интересно, когда мы имеем дело не с “авторским” кино, а с жестким социальным кинематографом.
“Тропа смерти”: ужоснах
Фильм “Тропа смерти” – наш ответ нашумевшей “Ведьме из Блэр”. Пытаемся перенять фирменные примочки “нового ужастика” – псевдодокументалистика, естественность поведения актеров в кадре, отказ от “игры”.
Не совсем понятно, почему эти приемы должны работать а) больше одного раза; б) на отечественном материале.
Фильм “Тропа смерти” прост и незатейлив. Пятеро приятелей, живущих в Якутии, отправляются на пикник в лес. Их характеры очерчены очень пунктирно: веселый якут, грустный якут, журналист, парень, который видит сны, по кличке Зануда и длинноволосый плейбой. В лесу они выходят к таинственному дереву, которое увешано всякими хитрыми тряпочками и черепами животных. Позиционируя себя как людей современных и чуждых суевериям, они ведут себя по отношению к дереву провокационно. Задумчивый якут пытается остановить остальных, но это только разогревает их пыл. Начинается сильный ветер, все потерялись в лесу, нашлись, кроме одного – парня, который видел таинственные сны.
Через четыре дня он возвращается в город, убежденный, что отсутствовал всего сутки, и обнаруживает, что его приятели ничего не помнят ни о ссоре, ни о дереве. Друзья идут на дискотеку, длинноволосый плейбой принимает наркотики и отрубается. Потом к нему приходит призрак, и он умирает. Диктор за кадром с левитановской торжественностью рассказывает нам о том, что это за призрак и как он связан с таинственным деревом. Вот, собственно, и все.
Все плюсы “Ведьмы из Блэр” оборачиваются минусами. Имитация “любительского” кино, на котором строилась “Ведьма из Блэр”, здесь выдержана только в игре актеров. Диалоги настолько банальны (“Да, хорошо на природе!”), что возникает сомнение – а был ли сценарий?
Едва ли не единственное достоинство фильма – съемки “запредельного”, когда призрак вылезает из подвала заброшенного дома в лесу, и сны Зануды с ползущей по осенним листьям девушкой. И эффект обманутого ожидания: сначала ты думаешь, что призрак замочит всех персонажей прямо в лесу. Когда они выбираются, ты ждешь праведной мести потусторонних сил сначала во время приятельских посиделок, потом на дискотеке. В итоге всего один труп, что весьма разочаровывает.
Фильм Анатолия Сергеева интересен как пример российского фильма ужасов в плане еще одного доказательства провальности этого жанра в наших широтах. Мы с удовольствием будем бояться под американское, японское, корейское, итальянское кино – но только не под российское. Жанр этот, кстати, не пользуется успехом и в литературе (Кинг идет на ура, наши ужастики – почти никак).
Но русские не сдаются: на 2008 год запланирован фильм “Тропа смерти-2”. Я чувствую, что рано или поздно мы приручим и этот жанр. Первый, кто это сделает, войдет в историю.
“Ирония судьбы-2”: комедия как способ оккупации прошлого
Как-то принято не ждать от таких проектов ничего хорошего, так что многие были приятно удивлены.
Почти полный набор актеров из первого фильма – везение для режиссера сиквела. Прошло тридцать с лишним лет, целая эпоха. Но как-то незаметно: 97-й год – совсем недавно ведь, 87-й – почти вчера, а вот 75-й – уже так далеко, что без очков и не разглядишь.
Степень условности новогодней сказки тоже изменилась. Вместо забавного совпадения адресов – пристрастное расследование обстоятельств прошлого, предпринятое героем Хабенского. Вместо плавного и неспешного течения фильма Рязанова – агрессивный монтаж с внезапно застывающими кадрами, прохождением камеры через твердые субстанции, чередование убыстренных и замедленных кадров, резкая смена планов. Иногда возникало впечатление, что мы смотрим очередной “Дозор”.
Но главное в другом. Фильм Тимура Бекмамабетова достойно продолжает начатую лет десять назад массированную оккупацию советского прошлого буржуазным настоящим. Одной из первых ласточек были “Старые песни о главном”, когда гламурные эстрадники пылко, но столь же гламурно исполняли знаменитые советские песни. Это был знак и зрителям старшего поколения (никто ничего не оплевывает и не охаивает, по-прежнему ценим и любим), и молодым соотечественникам (а вот новая мода! СССР – это было круто и прикольно!). И те и другие, в целом, позитивно восприняли такое веяние. Старики довольны, что молодежь поет их песни. Молодежи они кажутся вполне приемлемыми, так как их исполняют сингеры, которым можно доверять, ведь они поют и привычную им попсу.
Мода на советское ретро пришлась очень кстати – молодым подарили ностальгию по утраченному раю и звуковые открытки из той эпохи. Ведь то, что умерло, как сказал кто-то из великих, не может разочаровать. Особенно, если тебе не довелось жить в это время.
Но вот какой остался осадок: создатели фильма вторглись на заповедную территорию. Есть некоторая правильность и эзотеричность в том, что мы не знаем (да и не хотим, наверное, знать), что произошло с героями потом, после финальных титров. Вряд ли вас заинтересует рассказ о судьбе Золушки в замужестве. Сказка закончилась, герои остались там, где мы их оставили.
Есть только тот вариант событий, который предложили нам создатели “Иронии судьбы-2”, теперь мы это знаем. Сейчас нам будет интересно пересмотреть оригинальную “Иронию судьбы” в энный раз, но уже с восприятием, которое отягощено знанием. И знание это печально.
“Монгол”: исторический боевик по проверенным рецептам
Фильм Сергея Бодрова-старшего рассказывает нам о становлении великого человека. Человек этот – Чингисхан, хотя в ту пору он носил совсем другое имя.
Конечно, это не байопик. Жизнь Чингисхана предельно мифологизирована, и Бодров лишь переносит на экран историческое предание, сооруженное по законам и правилам новой голливудской моды на всемирную историю.
Действие фильма предельно отдалено от зрителя, так как происходит в некоем воображаемом историческом пространстве, где боги принимают облик волков и герой чудесно спасается с их помощью от многообразных напастей.
Но есть и максимальная вовлеченность зрителя путем воспроизведения привычных образцов поведения или внешнего вида. Так, названый брат Темучина ходит с серьгой, которая выглядит как навороченная модель blue tooth, совещания первых лиц очень напоминают сходки мафиози, что усугубляется обращением “брат”. Если закрыть глаза и слушать только текст, то можно представить себе, что это Спайк Ли снял очередную ленту о криминальном Гарлеме.
“Монгол” – фильм очень голливудский. Не столько даже выстроенностью сцен сражений (уже можно разрабатывать тему “Поэтика и стилистика боя в позднеголливудских блокбастерах”), не усредненным монтажом, очень профессиональным, но неизбежно напоминающим что-то чужое: “А это я уже видел, а вот так мне уже показывали”. Наверное, такой тип монтажа уже не оригинален, но еще не стал общепринятым, поэтому и вызывает чувство похожести на все и на всех сразу.
Самое голливудское в этом фильме – трактовка исторических событий через личную историю главного героя. Его успехи – в том, что он не такой, как все. “Все монголы делают так”, – говорят ему. Но он не следует традициям, а поступает, руководствуясь здравым смыслом, который заменяет в этом фильме ожидаемые от героя восточные хитрость и коварство. И сложилась бы его жизнь по-другому, если бы не злые и недобрые люди. И эти обстоятельства биографии вынудили его разгромить цивилизованное Китайское царство. Это преследование заставило его стать сильным и властным. То есть – страсти людские формируют события исторические. Чем не Дюма?
Фильм очень зрелищный, я, право же, не знаю, в чем можно его упрекнуть, чтобы не показаться субъективным. В конце концов, можно считать, что это интернациональное зрелище. И что мы еще не выработали, в отличие, скажем, от китайцев, своей неповторимой поэтики, которая могла бы сообщить этому фильму особый колорит.
“Груз-200”: Балабанов как жанр
Алексей Балабанов удивляет зрителя регулярно. Утвердившись как режиссер “кино-не-для-всех” (“Счастливые дни” и “Замок”), он снимает вполне коммерческого “Брата”. Вслед за ним – “Про уродов и людей”, который мэйнстримовским никак не назовешь. Потом – “Брат-2”.
И “Война”. Снова шаг в сторону – недоснятая, к сожалению, “Река”. И – кровавый капустник “Жмурки”. Мелодрама “Мне не больно”. Последний фильм “Груз-200” – самый скандальный, чудом попавший в прокат и не рекомендованный к показу по телевидению.
Язык не поворачивается назвать происходящее в фильме “чернухой”, хотя для этого есть все видимые основания. Провинциальный город с дикими заводскими пейзажами, паленая водка, мент-извращенец, дискотеки в поруганных церквях, изнасилования, похищения, издевательства, сумасшедшие, трупы, трупы, трупы. И так и непонятно – зачем этот фильм и о чем. Для чего вся эта история – неужели только для того, чтобы в финале ждал крещения преподаватель научного атеизма?
Фильм яростно хвалили, на него не менее яростно нападали. Мне приходилось читать западные отзывы, в которых похищенная девочка символизирует Россию, а злодей-мент – Путина. И возмущенные письма белорусских зрителей, которые считают, что режиссер оскорбляет их, зрителей, заставляя смотреть на всякие мерзости под бессмертную музыку Малежика.
Мне кажется, что истина где-то посередине. Считать этот фильм обличением ужасов советского режима как-то неловко, Балабанов слишком художник для того, чтобы снимать агитки. В этом фильме – как и в любых картинах Балабанова – есть своего рода эзотерика, тайна, которая потому тайна, что ее не разгадать. Понятно только, что перед тобой что-то очень значительное, наполненное непроявленным смыслом, который скрыт и глубоко спрятан, может быть, потому, что опасен, и вовсе не в социальном плане.
Он лишь иногда приоткрывает себя зрителю. В той, например, сцене, когда похититель везет девушку на мотоцикле ранним утром. Это снято так, что забудется не скоро, хотя в чем тут фишка, так и не ясно. Отметим лишь, что сцена иллюстрирована песней Лозы про маленький плот (музыкальный ряд очень значим в фильме) и слова “а дальше будь что будет” воспринимаются в этом контексте как наполненные жутким содержанием, а стремление лирического героя уплыть от серых буден к мечте пародирует извращенное стремление убийцы к воплощению его “чистой” мечты, которая, действительно, уведет его от серых буден к высокой, в его извращенном понимании, любви.
Фильм как бы замкнут сам в себе, рассказанная в нем история закольцована и никогда не будет воспроизведена ни одним из ее участников в полноте деталей. Это как воронка, затянувшая в себя несколько человек, покрутившая как следует и вышвырнувшая выживших. “Оруэлловский” 1984 год, действительно был каким-то особенно тяжелым, хотя мы еще не знали, что ждет нас впереди. Спрессованная неизвестность тоже присутствует в фильме, придавая ему особое напряжение, которое неизбежно передается зрителю. Но лучше все, что было потом, чем так, как в фильме. Потому что так жить нельзя.