Опубликовано в журнале ВОЛГА-ХХI век, номер 9, 2007
Три известных режиссера представили три свои новые ленты. Любопытно было бы подменить титры и посмотреть, как прореагировала бы публика, не зная, например, что “Самого главного босса” снимал фон Триер. Но эпоха анонимного кино еще не наступила повсеместно, и контекст творчества режиссера по-прежнему остается определяющим в разговоре о той или иной ленте. А у хороших режиссеров даже неудачные ленты интересны.
Самый главный босс
Все ждали от Ларса фон Триера третью часть его “американской трилогии” (“Догвиль”, “Мандерлей”), а он снял комедию. Вернее, то, что считает комедией. Или то, что как бы кем-то считается комедией, а он, фон Триер, эти жанровые условности разрушает. Причем разрушает своим фирменным образом– подчеркивая и усиливая их, в то же время от них отстраняясь, как бы говоря: “это не я придумал, это такая культурная традиция существует. А почему, как вам кажется?”. Именно таким способом он “разбирался” с мюзиклом в “Танцующей в темноте”.
Но если “Танцующая…” была интересна именно своей избыточностью приемов, то “Самый главный босс” явно недотягивает до ее уровня. Фильм очень камерный, проходной, как бы извиняющийся за свое существование. Зачем фон Триер его снимал, просто потому, что деньги дали? Говорят, впал в депрессию из-за коммерческого неуспеха своего детища.
Что в фильме любопытно– как решается основная проблема в ее национальном, так сказать, изводе. Проблема состоит в снятии с себя ответственности за административные действия. То есть– проблема с личностью директора.
Отечественный вариант прост и понятен, дошел к нам через десятилетия в своем классическом неизменном варианте под кодовым именем “Фунт”. Помните, да?
“Я всегда сидел. Я сидел при Александре Втором “Освободителе”, при Александре Третьем “Миротворце”, при Николае Втором “Кровавом”.
И старик медленно загибал пальцы, считая царей.
–При Керенском я сидел тоже. При военном коммунизме я, правда, совсем не сидел, исчезла чистая коммерция, не было работы. Но зато как я сидел при нэпе! Как я сидел при нэпе! Это были лучшие дни моей жизни…”
Американский вариант представлен фильмом братьев Коэн “Помощник Хадсакера”. Фирма жила долго и счастливо, но хотела бы умереть, желательно естественным путем. Для это нанимается заведомо провальный менеджер, который, впрочем, творит на своем рабочем месте подлинные чудеса именно из-за своего нестандартного подхода к наболевшим проблемам.
Вариант европейский– самый разочаровывающий. Владельцу IT-компании стыдно рулить самому, и он изобретает– для подчиненных– самого главного босса, который принимает так хорошо нам всем знакомые “непопулярные решения”.
Смотреть этот фильм нашему офисному люду тяжело и горько. То ли мы “еще”, то ли они “уже”. Я с трудом себе представляю ровную и продолжительную работу в фирме человека, который время от времени дает в морду “самому главному”, к тому же прилюдно, во время совещаний.
Ах да, это ж комедия. А самый главный вовсе не самый главный, а обычный актер, который хочет подработать и по знакомству устраивается на эту должность, то есть на эту роль.
Ему хочется побыстрее и попроще ее отыграть, но оказывается, что надо играть не только перед коллективом, но и перед партнерами. С коллективом, само собой, возникают и рабочие, и чисто человеческие отношения, вплоть до романов, а вот с партнерами дело обстоит сложнее. Тут, пожалуй, самый интересный (хотя и самый маловнятный для большинства россиян) аспект фильма– национальный. Дело в том, что партнеры– исландцы, а их связывают с датчанами очень непростые отношения на протяжении целых столетий. А если добавить, что роль исландского партнера играет весьма популярный у нас исландский же артхаусный режиссер Фридрик Тор Фридрикссон, то получается вполне удачный капустник.
Триер несколько раз лично вторгается в ход фильма, что-то “объясняя” или “оправдываясь”, такую роль он себе назначил, такой имидж соорудил. Главное в нем, пожалуй, не игра с жанрами, не ниспровержение мета-приемов, а нечто глубинное– готовность к неудаче. Практически любой его фильм потенциально провален. Но большинство из них– как бы шедевры, принятые на ура. С “Самым главным боссом” не получилось. Но завтра, со следующим фильмом– обязательно получится.
Проклятие
золотого цветка
Чжан Имоу, некогда фрондирующий китайский кинорежиссер (“Красный гаолян”, “Подними красный фонарь”) продолжает совершенствоваться в жанре средневековых боевиков с летающим балетом,– так традиционно решаются в восточном кино боевые сцены (“Герой”. “Дом летающих кинжалов”).
Эти фильмы, по крайней мере, сняли с Чжана Имоу ярлык персоны нон грата у него на родине. Новые ленты традиционно поругивают, но успех их на международных фестивалях и внушительные сборы заставляют закрывать глаза на до сих пор неприемлемые для компартии мотивы в его фильмах. Тем более что такая фигура, как Чжан Имоу– в его сегодняшней ипостаси,– позволяет достойно представительствовать китайским национальным кинематографом на международной арене.
“Проклятие золотого цветка”– как бы развитие исторической темы, заявленной в “Герое” и “Доме летающих кинжалов”. Впрочем, не очень понятно, при чем тут вообще историческое время, X век и династия Тан. Зрителю почти все равно, главное– “в некотором восточном царстве-государстве жили-были”. Или исторический колорит призван оттенить волшебные происшествия, намекнуть нам на какой-то золотой век, когда монахи летали, простолюдины любить умели, а коварство и этикет подавались в одном флаконе (причем буквально).
Дюма со своими подвесками королевы, конечно, отдыхает. Мы смотрим, прежде всего, очень красивое зрелище, имеющее отношение к конкретному историческому периоду лишь восточным колоритом и, наверное, какими-то реалиями, относящимися к “древним временам” в широком смысле.
А так все очень современно– политика, незаконные дети, инцест, опять инцест, борьба за власть. Главное, чтоб взгляд было не оторвать. Массовые сцены, действительно, впечатляют, а неожиданный конец заставляет вспомнить о названии.
Любопытно, что изменилось в эстетических требованиях публики. Если раньше это были “клеопатры”, “анжелики” и прочие “плащи и шпаги”, то теперь востребован восточный вектор. Восток, само собой, дело тонкое (интриги), с другой стороны, он перенаселен, отсюда регулярные сцены массовых побоищ. В “Проклятии золотого цветка” это уже не битва, а сшибка двух цветовых пятен. Такое впечатление, что мы перенеслись из предельно детализированного и эстетизированного мира в такой же условный– но муравейник, кинематическую абстрактную композицию.
Мне, наверное, было бы не очень приятно видеть такие квазиисторические ленты на отечественном материале. Национальная гордость, что ли, мешает… Хотя тут вопрос в степени условности– насколько “невсамделишность” происходящего позволяет отстраниться от эмоциональной реакции, оставив лишь эстетическое любование?
Ангел
Франсуа Озон любит снимать “женские” фильмы, в этом он похож на Альмодовара. Только если у испанца это всегда Пенелопа Крус и абсурдный карнавал комедии положений, то фильмы Озона куда более строги и камерны (“Восемь женщин”, “Под песком”, “Бассейн”). “Ангел”– из этой же когорты, печальная и агрессивная история девушки, которая считала себя писателем. Собственно, это мнение поддерживалось окружающими. Потом она вышла замуж, муж ушел на войну, ему отрезали ногу, а она умерла. Впрочем, все претензии к первоисточнику– фильм является экранизацией романа Элизабет Тейлор.
Это, как вы поняли, мелодрама. Озон, словно хищный зверь, вынюхивает, что можно извлечь из траектории традиционных ходов коммерческого костюмного кино. Оказывается, много чего. В первую очередь– приемы эффекта остранения, то, как режиссер дистанцируется от того, что он снимает. В этом есть своего рода смирение и холодный взгляд аналитика.
Озон совсем не романтик, он очень крепкий ремесленник, в нем есть какая-то врачебная безжалостность, настолько хладнокровно он препарирует материал. Те нюансы, которыми пронизана ткань фильма, и делают его тем особенным зрелищем, которое планировал для нас Озон. Например, явное безумие героини, проявляемое не явно, но исподволь,– то в дурновкусии, то в неопрятности.
Не очень понятно, зачем все это было затеяно, но режиссерская душа– потемки. Важно одно– фильм получился. И еще важнее другое, определенная тенденция: многие зрелые киномастера ищут вдохновения в маргинальных жанрах, коммерческом мусоре, приспосабливаясь к его ауре и в то же время отстраняясь от него, как исследователь изучал бы объект. Наверное, работа с “низкими” жанрами очень захватывает, тут можно почти все, раз ты уже взял себе индульгенцию, снимая такое кино. Критиковать его невозможно, да и не нужно. Интереснее просто наблюдать, как Озон усиливает эмоциональный фон, как добавляет депрессивных тонов, как декорирует китч.
Массовая культура завораживает многих. И припадают к ней, как к бесконечному источнику, который сам в свое время поглотил оригинальные идеи выдающихся мастеров “авторского” кино.