Рассказ
Опубликовано в журнале ВОЛГА-ХХI век, номер 7, 2007
Олеся Коптева родилась в 1988 году в городе Заинске Республики Татарстан. Учится на переводческом отделении факультета иностранных языков Чувашского государственного педагогического университета.
О себе: “…увлекаюсь чтением, музыкой, шахматами, стрелковым спортом… Пишу стихи и рассказы, но в планах– создать что-то более монументальное.
Пока нигде не публиковалась”.
В маленьком провинциальном городе, в обыкновенной двушке-“распашонке” жил Вовка. Жил уже пять лет и переезжать, в общем-то, не собирался. Все пять лет он спал на низенькой тахте– одном из трех койкомест на четверых жильцов квартиры: в своей кроватке агукала Анютка, его младшая сестренка, мама спала на полу, в соседней комнате лежала бабушка. Даже когда не спала, лежала и молчала. Когда мама говорила с подругами о бабушке, она часто повторяла красивое и непонятное слово: “паралич”. Когда Вовка наконец его запомнил, ему захотелось назвать так кого-нибудь. Выбор пал на безымянную одноглазую обезьяну, одну из его немногочисленных игрушек. Животное, в принципе, было согласно, а вот мама, услышав в Вовкиной интерпретации, как Паралич пришел в гости к зайцу Нупогоди, выяснила историю имени и попросила сменить его на что-то позитивно-нейтральное, например Йогурт. Это Вовку не устроило, и обезьяна до сих пор сидела на тахте без имени. И без глаза.
А мама хорошая. Только злая иногда. Тогда она шлепает Вовку тапком и кричит. А потом извиняется. А иногда она плачет. Спит и плачет. Вовка никогда бы не поверил, что такое может быть одновременно, если бы не увидел сам. Он однажды спросил у мамы, что это у нее за горе такое, а она ответила, что плачет от радости, что у нее есть они, Вовка и Аня. Эх, мама! А еще его малышом называет. Она еще сама маленькая, раз не знает: от радости смеются, а плачут– когда грустно, когда падают с качелей коленкой на камень или когда что-то страсть как хочется, у другого есть, а у тебя– нет.
Сегодня утром, когда Вовка проснулся, мамы дома не было. В бабушкиной комнате сидела тетя Клава, их соседка, кормила бабушку гречневым супом и играла с Анюткой. Она присматривала за квартирой, пока мама работала. Вовка три раза был у мамы на работе, точнее работах. Один раз он сидел на подоконнике подъезда и листал детский журнал, пока мама мыла лестницу, другой раз это был уже не подъезд, а огромная квартира. Везде висели картины, в красивом шкафу было много книг с золотистыми буквами на переплетах, а на кожаном мягком диване лежал большой рыжий кот. За время, пока мама пылесосила ковры и вытирала пыль, кот два раз укусил Вовку за палец. А на той неделе Вовка ходил в ресторан. Мама мыла там посуду, а Вовка сидел на кухне и думал о том, как, наверное, это здорово и интересно: каждый день менять работу. Это бы очень ему подошло: совсем недавно он хотел стать врачом, чтоб его обезьяна смогла, наконец, хорошо видеть, потом журналистом, потом Дедом Морозом, а сейчас он мечтал, что будет моряком и уплывет с обезьяной в Африку, чтоб та, на случай если ей не удастся вернуть зрение вследствие того, что Вовка станет не врачом, могла хотя бы повидаться с родственниками.
Когда он поделился мыслями с мамой, ты улыбнулась и сказала, что работы совмещает, а посему следовало, что их у нее три сразу, и это все равно было здорово.
Иногда они вчетвером: мама, Вовка, Анюта и дядя Сема ходили в парк гулять. Дядя Сема– мамин друг. Он лысый, часто краснеет и заикается. Зато с ним можно играть в футбол и ковбоев, и он покупает Вовке мороженое и пистолеты. С бабушкой в такие счастливые выходные оставалась тетя Геля, папина сестра. Папу Вовка никогда не видел. Мама сказала, что Снежная королева заморозила ему сердце и он ушел на север, тетя Геля– что он улетел в космос, а бабушка, папина мама, молчала. Может, так даже лучше, потому что к заявлениям первых двух он относился с крайней подозрительностью. Тетя Геля подарила Вовке энциклопедию. Читать он еще не умел, только картинки рассматривал, потому знал, что север– это где льды, а космос– где звезды и планеты. Не мог же папа уйти в двух направлениях одновременно! И потом, север– это далеко, а космос– еще дальше. Так что папа еще не скоро вернется, а может, и вообще не вернется. Оба места возможного нахождения папы безумно нравились Вовке, и все же он знал, что когда вырастет, никакая королева не сможет заморозить его сердце и увести от детей. Он, конечно, будет на них кричать иногда, как папа Тольки из третьей квартиры, но чаще будет водить в кино, на карусели и разрешать кушать по три мороженых в день!
Вовка заправил тахту, умылся, почистил зубы и начал есть несоленый гречневый суп. В это время по радио в его любимую детскую передачу вклинилось спецсообщение: объявили, что из тюрьмы сбежал преступник Васильков.
“Надо же,– рассуждал Вовка,– преступник– значит, нехороший человек, а фамилия такая добрая. Сбежал он…Здорово-то как! Сбежал! Интересно, а из дома сбежать можно? Сбежать– значит, уйти. Конечно, можно– мама же уходит. Папа вон тоже, вообще… ” Вовка помыл посуду, вынес ведро, надел куртку, взял ножик, кусок хлеба и энциклопедию, заглянул в комнату бабушки: все трое спали, и ушел из дома.
Бежать надо было через двор. По-другому не получалось. Конечно, есть еще окно, только в прошлом году дурак Петька выпрыгнул с их пятого этажа и умер. Проходя мимо песочницы, Вовка увидел в горе песка мечту всей своей жизни: огромную машину с открывающимися дверцами, капотом и багажником. У нее горели фары и работали дворники. Рядом стоял худенький очкарик Васечка и ел шоколадку. Он не мог не заметить Вовкин восхищенный взгляд на его автомобиль, поэтому Вовка постарался быстрее состряпать на лице презрительную мину.
–Привет!– улыбнулся Васечка.– Хочешь, откусить дам?– он радостно протянул беглецу глазированный батончик в шуршащей обертке.
–Не-е-ет,– как можно равнодушнее ответил Вовка.
–Может, в машинки поиграем?– его собеседник кивнул на свое чудо техники.
–Некогда мне, Васечка. Сбегаю я. Из дома ухожу,– небрежно пояснил герой.
Расширившиеся от ужаса и восторга глаза Васечки грозили вылезти из орбит:
–Насовсем?
–Как получится,– уклончиво ответил Вовка. Он только что поковырялся в носу и скрупулезно изучал нечто, прилипшее к пальцу во время этих исследований, стараясь скрыть лучащуюся гордость за себя и за Василькова.
–А,– несчастный Васечка потерял на время от волнения дар речи,– ты возьми меня с собой, а?
Жалостливый диоптрический взгляд ударился о льдинки Вовкиных глаз. Наверное, как раз такие на севере, где папа.
–Ну, вот еще! Ты меня на один месяц младше, до сих пор ногти грызешь, и шнурки тебе,– последний, и, как ему казалось, наиболее весомый аргумент, Вовка произносил с большим чувством,– мама завязывает.
Васечка, обалдевший от ощущения собственной несостоятельности, уронил шоколадку, опустил уголки рта и растерянно зашмыгал носом. Но разреветься в этот критический момент означало заиметь позорное пятно на всю оставшуюся жизнь, поэтому он мужественно держался.
–А зато,– мстительно пискнул он,– твоя мама уборщица, и папы у вас нет, и в квартире пахнет, тетя Геля– старая дева, у Анютки только трое ползунков, и суп у вас вечно гречневый!
Закончив эту гневную тираду, он все-таки заревел, схватил машинку и помчался домой. Добрая домработница тетя Тася накормила его оладушками, борщом и макаронами с тефтелями (калорий и, как следствие, упитанности, ему это, надо заметить, не прибавило) и обещала поругать Вовку, как только его встретит.
Августовское солнышко ласково щекотало щеку и светило в глаза. Вовка шел по городу, почти не смотря вперед, и усиленно обдумывал только что услышанное. Относительно ситуации с маминой работой Васечку, видимо, недостаточно проинформировали, и папа у них есть, только далеко, и совсем тетя Геля не старая, ползунков у Анютки пять, правда, некоторые штопанные, суп у них очень даже разный, хотя чаще, и правда, гречневый, а в квартире действительно пахнет, а как же иначе? Написает Анютка в штаны– пахнет, надушится мама духами– пахнет! Странный он, Васечка. Отлупит его Вовка. Если вернется.
Незаметно пройденная в размышлениях дорога вывела его за город. Опомнившийся Вовка посмотрел наконец вокруг– и сердце его забилось от дикого счастья: перед ним был Пляж, то священно-табуированное место, куда мама запрещала ходить без взрослых в любом случае, и даже льстивые обещания помыть пол и посидеть с Анюткой не действовали. Пляж казался ему живым существом, которое дышит, слышит, чувствует, и Вовка осторожно шагал по песку и сконфуженно оглядывался на оставляемые следы, словно извиняясь за причиненные Ему неудобства. За Пляжем была Река. Ее называли “ручьем”, “лужей”, но Вовка любил ее. И пусть вода в ней действительно была не такая прозрачно-бирюзовая, как в бассейне, куда они один раз ходили с другом Киркой, и даже не такая синяя, как на картинках в энциклопедии, скорее, нечто среднее между зеленым и коричневым, зато в ней были разные рыбы и мальки, по глади ее скакали разные насекомые, а на солнце она светлела и переливалась.
Здесь было прохладнее, но песок был теплый. На берегу, недалеко от воды, лежала перевернутая лодка, вся в ракушках и водорослях. От нее пахло чем-то сладким. Даже сейчас она была какая-то сказочная, красивая. Хотя, конечно, если Вовка все же станет моряком, он будет плавать на большом корабле, с якорем, рулем и флагами. Может, даже по этой самой реке. Или по океану.
Вовка прислонился к лодке и начал листать энциклопедию. Зачем он взял с собой еще и ножик, он и сам не понял. Просто ему казалось, что все взрослые опытные путешественники берут с собой оружие. А то и пусть будет на случай нападения пиратов. Довольный придуманным аргументом, Вовка неожиданно уснул.
Его разбудил осторожный хлопок по щеке и тихий голос:
–Парень, ты чего? Детдомовский, что ли? Или беспризорник?
Вовка открыл глаза и увидел странного человека. Коротко стриженный мужчина в серой куртке и очень потертых штанах такого же цвета сидел перед ним на корточках и встревоженно смотрел на Вовку. Вовка даже не испугался. Человек ему почему-то сразу понравился.
–Кто ты? Зовут тебя как?
–Вовка. Я из дома сбежал,– тихо сообщил мальчик.
Мужчина вздрогнул.
–Почему? Били тебя?
–Нет, просто…– Вовка хотел сообщить, чей поступок подвигнул его на такой отчаянный шаг, но передумал.
–Так тебя же ищут, наверное?
–Не-е-т,– беззаботно махнул рукой Вовка,– мама на работе.
–Ну, значит, отец вечером ремня задаст,– предположил мужчина, закуривая и садясь рядом.
–А у меня папа не дома.
Вовка вкратце поведал историю каждого жильца их “распашонки”, заодно охарактеризовал нескольких соседей и сообщил незнакомцу о конфликте с Васечкой. Дяденька внимательно слушал, иногда кивал и улыбался.
–А вас-то как зовут?– спохватился ребенок.
–Андрей,– сообщил взрослый.
–Здорово,– улыбнулся Вовка.
–Будем знакомы,– улыбнулся в ответ мужчина и сжал в своей большой ладони маленькую Вовкину.
Вдруг небо затянуло, словно наверху кто-то сшил все облачные лоскуты в одно одеяло из тучек, и начался ливень. Вовка и Андрей добежали до Пещеры. О ней много говорили, о Пещере на Пляже. Говорили, что здесь живут привидения, а разбойники прятали тут свои сокровища. Но Вовке было совсем не страшно, и он очень этим гордился. Андрей откуда-то достал сухих веток, и они вместе с Вовкой разожгли костер. Огненные блики расползлись по стенам, и стало светло.
–Здорово!– ликовал мальчик.– Андрей, значит, можно “колодцем” положить, а можно “шалашом”, да?
–Да,– улыбнулся тот.– У тебя же вон какая книжка умная есть. Там, наверное, все написано?
–Может быть,– Вовка пожал плечами и почесал бровь.– Только я читать не умею.
–Так давай учиться будем! Все равно же сидим!
Вовка выучил десять букв и попробовал прочитать слова. Некоторые читались, некоторые нет– это те, в которых кроме этих, из десяти, были те, которых Вовка еще не знал. Потом Андрей сам почитал Вовке про Землю, динозавров и по два раза про космос и про север. На самом интересном месте у Вовки неожиданно забурчало в животе. Он покраснел.
–Ой,– всплеснул руками Андрей,– ты же голодный. У меня рыба есть,– он ушел в глубь Пещеры и вернулся с какой-то странной коробкой. Там лежало несколько рыбин. Андрей почистил их Вовкиным ножом, вымыл под ливнем, и они с Вовкой пожарили их на костре.
Жуя горячую мякоть с хрустящей корочкой в крупной соли, Вовка жмурился от удовольствия и думал, что даже если сложить тысячу выходных с дядей Семой, они не будут равны одному этому дню. Потом Андрей рассказал, как, еще будучи студентом, поехал на экспедицию в тайгу и влюбился в нее на всю жизнь. Он говорил о медведях и волках, о холодных реках с быстрым течением, где он научился ловить рыбу самодельной удочкой. В этом месте рассказ прервался, поскольку Андрей продемонстрировал Вовке эту самую удочку, его нехитрое изобретение, и они вместе еще раз испробовали ее на практике.
Ливень кончился, песок стал вязким. Вовка закрыл глаза. В воздухе пахло счастьем. Андрей поймал седьмую рыбу и начал сматывать удочку:
–Ну, Вовка, пора! Собирайся, ладно? Книгу не забудь. Я сейчас тебя до города провожу, а дальше ты уж сам, хорошо?
Вовка молчал, опустив голову. Андрей положил удочку на землю и сел перед ним на корточки:
–Вовка, ну что ты?
–А можно я,– он задохнулся от собственной революционной мысли,– с тобой останусь?
–Нет, Вовка,– добро улыбнулся тот.– Ты знаешь, я такой человек.… У меня ничего нет.
–Пещера!– воодушевленно сказал Вовка. В его голосе еще теплилась надежда.– Будем жить здесь, рыбу ловить. Как робинзоны,– он похлопал по книжке.– Разве плохо?
–Хорошо, только зима скоро. Тебя дома Анютка ждет, мама, бабушка. А уж Васечку ты, парень, не бей, ладно? Этим ничего в жизни не докажешь.
Андрей замолчал, погладил ежик темных волос, потом снова посмотрел в наивные Вовкины глаза:
–Ты лучше словами постарайся, ладно? Все, что думаешь, объясни толково. Говорить нужно.
Вовка улыбнулся. Андрей говорил с ним просто и хорошо, как со взрослым. Андрей тоже улыбнулся и положил руку на Вовкино плечо:
–Ты, если хочешь, мне телефон дай. Я обустроюсь и позову тебя, идет?
–Идет,– кивнул Вовка и четко продиктовал цифры.– Вот. Напиши: “Вовка”, и звони чаще.
–Ну, брат, это уж как получится. Так, “Вовка”… А фамилия у тебя какая?
–Рогачев,– отрапортовал мальчик.
Андрей выронил ручку и листок и уставился на Вовку.
–Как?– не своим голосом спросил он.
–Рогачев,– повторил Вовка.
Андрей взял обе Вовкины руки в свои:
–Вовка, а маму твою как зовут?
–Наташа,– недоуменно пожал плечами ребенок.
Андрей встал и отвернулся. Вовка поднял листок и ручку, вложил их в руку Андрею и медленно пошел к городу. Андрей тут же догнал его. Он вытер глаза (песок, наверное, попал) и заговорщически зашептал:
–Вовка, ты иди домой, ладно? И знай, пожалуйста, что папа придет. Очень скоро придет.
–Ты его найдешь?– просиял Вовка.
–Да,– взволнованно закивал Андрей.– Обязательно найду.
–Значит, ты на север? Или в космос?
–А и туда, и туда. Мало ли где твой папа быть может.
–И то правда,– хохотнул Вовка.– Только ты теплее одевайся, если на север,– заботливо инструктировал друга мальчик,– а если в космос, сканафдр надень. Мы же с тобой сегодня читали.
–Скафандр,– поправил Андрей.– Надену, ты не переживай.
–И еще скажи ему, пожалуйста, если найдешь, что мы все его очень ждем, и мама тоже. Бабушка, может, скоро поправится, а я и Анютка в детсад пойдем, как только кана… ката… карантин закончится. Передай, мама готовит вкусно. Особенно по пятницам, когда зарплата, а я умею белье стирать и гладить, а еще мы втроем: папа, я и ты на рыбалку ходить будем и голыши кидать, кто дальше.
Ясные глаза-огонечки смотрели на него и своими добрыми лучами прожигали глубоко-глубоко, до самого сердца.
Вовка радостно шагал к дому. В одном их окне горел свет. Его дом… Здорово! Еще и папа скоро придет. Интересно, сказать об этом маме? “Нет, пока не скажу”,– решил Вовка. И совсем даже Васечка не прав. У них очень хорошо. Мама их любит, и они маму. И бабушку, и тетю Гелю. И суп у них всегда есть, чтоб здоровые росли. Всегда есть. Пусть даже гречневый.
–Вовка!– раздалось сзади.
Мальчик обернулся. Около качелей шла мама с двумя большими пакетами и улыбалась. Вовка вспомнил, что сегодня пятница и, счастливый, помчался к ней навстречу.
Васильков возвращался. Шагая, он улыбался всем встречным людям (они тоже улыбались!) и несколько раз разворачивал бумажку с номером телефона и перечитывал, словно боялся забыть. Войдя во двор отделения милиции, он остановился и обернулся. Город смотрел на него фонарями как мифическое многоглазое существо.