Рассказ
Опубликовано в журнале ВОЛГА-ХХI век, номер 7, 2007
Вера Агафонова родилась в 1979 году в Западном Казахстане. Закончила факультет иностранных языков Костромского госуниверситета. Печаталась в областных СМИ. Работает переводчицей, живет в Саратове.
Полукруглый лепесток, круглая выемка… Бумага вкусно похрустывает, разделяясь под ножницами. Марина вслушивается в этот приятный хруст и слегка даже отвлекается от своего дела. Ножницы соскальзывают, защемляя нежную кожу на пальце. Мать, всевидящая и вездесущая, тут же восклицает из-за спины:
–Мариночка, солнышко, аккуратнее! Побереги руки.
Мать права. Руки надо беречь. Они странные, эти руки: они могут небрежно, как бы случайно, бросать на белый лист диковинные ягоды– и с трудом удерживают чашку с чаем.
С ножницами они тоже особо не дружат, поэтому ножницы им мстят– вот как сегодня, несмотря на это, приходится брать эту недружелюбную вещицу и резать бумагу. Цветы– ромашки, орхидеи, маргаритки– рассыпаны по белому полю; нужно собрать их, перевернуть наизнанку и написать на них загадки и забавные задания.
Отец втискивается в дверь, жуя бутерброд, придирчиво разглядывает маргаритки и припечатывает:
–Ерундой страдаешь, Маришка! Телевизор бы лучше глядела.
Марина смотрит на него– а глаза у нее огромные, в каждом– по васильковому полю,– просто смотрит. Отец вздыхает и уходит досматривать футбол.
Марина разворачивает ромашку, слегка покалеченную ножницами, и надписывает: “Прочитай какое-нибудь стихотворение детским голосом”. И сама начинает мысленно цитировать: “Идет бычок, качается, вздыхает на ходу…”. Бычок молодец– он качается, но пока идет. “Сейчас я упаду…”
Раньше Марина тоже умела ходить, лет до шести. А потом какая-то невидимая и неукротимая змея, пробуравив землю у Марининых ног, проникла в ее ступни и пробиралась все выше и выше, заставляя девочку сначала ковылять неуклюже, как бычок из стихотворения, а потом сесть в кресло и больше уже не подняться. Но Марина рада, потому что у нее есть васильковые глаза, которые видят прекрасный мир– намного прекраснее, чем видят все остальные. Еще у нее есть руки, которые не могут отпереть дверь квартиры, но могут открыть волшебную дверцу в мольберте– и мир за ней еще более удивителен. А еще эти руки могут вынести этот огромный мир– поле в цветах, небо, пронизанное солнечным светом,– и показать его всем тем, кто не замечал такой красоты.
Сегодня Марина рисует свои цветы потому, что завтра у нее день рождения. Придут гости– человек двадцать, не меньше. Они не будут танцевать, потому что стесняются, значит, надо сделать так, чтобы им не было скучно; тогда никто не будет молчать и украдкой поглядывать на ее железный капкан. “Это моя колесница!”,– смеется иногда Марина, и васильковые глаза становятся темнее.
Мать берет из буфета большое блюдо и начинает замешивать бисквит. На стене, над ее головой, висит картина– сиреневый луг, падающие звезды и женщина– светлая, одинокая, осыпанная звездопадом. Марина смотрит на нее, долго, безмолвно, а после спрашивает:
–Мама. Ты меня замуж выдашь?
Мать на секунду перестает размешивать тесто и тут же спокойно отвечает:
–Конечно, выдам. Как же?
Марина смотрит васильковыми глазами на светлую женщину, просто смотрит. Где-то, наверно, есть принц на белом коне, только ее железную колымагу на этого коня явно не погрузят. Зато у нее есть хитрые руки, и волшебный ключ-кисточка, им можно отпереть заветную дверцу– только прикоснуться к мольберту. Можно позвать на сиреневый луг ослепительных бабочек, и золотистых оленей с огромными грустными глазами, и дождь, подсвеченный солнцем. И подарить все это друзьям, которые придут завтра на ее день рождения– чтобы они радовались, и удивлялись, и смеялись,– и чтобы все это было искренне.