и др. стихи
Опубликовано в журнале Волга, номер 5, 2022
Елена Михайлик родилась в Одессе, окончила филологический факультет ОГУ. С 1993 г. живёт в Сиднее, преподает в университете Нового Южного Уэльса. Доктор философии, тема диссертации «Варлам Шаламов: поэтика новой прозы». Стихи и статьи публиковались в антологии «Освобожденный Улисс», журналах «Арион», «Воздух», «Дети Ра», «Новый мир», «Новое литературное обозрение». Премия Андрея Белого в номинации «Гуманитарные исследования» (2019). Автор трех книг стихов. В «Волге» стихи публикуются с 2013 года.
***
– Этот мир сотворен наповал –
как узнать, кто его рисовал,
составляя утесы,
собирая снежинки в пургу
ДНК заплетая в дугу,
чтоб создать утконоса?
– Почему этот мастер планет
Не завел здесь приличный сюжет,
Поскупился на пряжу,
Плоскость камбалы плотью одел
И дыхания не пожалел –
Оживить персонажа?
– Почему эти тысячи лет
Мы несем на себе этот бред?
Ни войною, ни лаской
Не добьешься у внешней среды –
У железа, огня и воды –
Где тут строчка с подсказкой,
Чтоб наполнился смыслом сигнал,
Чтоб создатель вошел в сериал,
Чтоб от Рейна до рая
Хор гонял по орнаменту крыш
Оперетту летучая мышь
Над простором Китая.
***
Нам бы хватило железа, золота и бетона,
Откуда ладьи, архаика? Причины просты.
В начале той самой войны Аид катился назад,
Поэтому в среднем течении Ахерона
Взорваны все мосты.
Мы тогда отбились, отстроились после визита.
Разве что Флегетону так и не дан отбой.
Теперь пылает для красоты –
Всем нравится черный огонь на полнеба, мы-то
не воюем между собой.
Заняты. Нам работы хватит до конца света:
Молекулы, фотосинтез, движенья карандаша –
Всё мы, и воздух, и сон,
Когда совсем устаешь, вспоминаешь – тут за углом течет целая Лета.
Выпьешь глоток – и снова можно дышать.
Войну она не смывает, не может, сама боится
Того, что ломилось на нас сквозь щели часов и дней…
С кем воевали тогда? От кого держим границу?
С живыми.
В этих краях нет никого страшней.
***
Где облака идут вкруговую,
В городе и на дне,
Я сообщаю, что существую –
Разум не верит мне.
Он предлагает дело по силам –
Правильность, вес, объем.
Может быть, все-таки крокодилом?
Трактором? Воробьем?
Можно предаться вселенским числам,
Свету морской травы…
А человек, он все-таки мыслит,
А не вот так как вы.
***
Н.И.
Исходно граница Аида хранилась примерно так:
Живые должны проходить над ней, попросту не заметив,
А внутренний периметр стерегли стаи трехцветных собак,
Которые есть одна собака, расщепленная на трети.
(Вы бы видели эту собаку)
Бывали, конечно, инциденты – порой распнут не того
Или по делу зайдет Геракл, а ему возрази, попробуй,
Но, в целом, и снаружи приходило только то, что уже мертво,
И изнутри не решались (к счастью) просочиться даже микробы.
(Когда тут такие собаки)
И все истории о нарушениях закончились горем – кроме одной,
Известной снаружи по пересказам (неверным), а внутри по звукам и знакам,
Обычная ситуация – человек пришел за женой.
Но сначала он покормил собак – а главное, спел собакам.
(А вернее – частям собаки)
И когда по дороге назад и вверх беглецов поймала пурга,
Дробя и расщепляя их тени до прозрачных летейских кружев,
В той точке, где их осталось так мало, что одним дуновеньем снесло бы обратно, на асфоделевые луга,
Их обступили большие собаки и вывели их наружу.
(Предатели, а не собаки)
Аидову границу теперь охраняют тайна и страх,
Те двое все еще где-то живут, слегка не веря своей удаче,
А стая с тех пор так и спасает всех, кто сбился с пути в горах.
И о ее происхождении рассказывают иначе.
(Разве можно так – о собаке)
***
В этом мире есть генетта, она живёт,
Спит, хвостом накрывшись, как генетте удобно,
Не тревожит разве что крупный и мелкий рогатый скот,
Остальное (включая фрукты и кур) – съедобно.
В атмосфере – лёд, облаков сплошной перелёт,
Затонувший город просто не выдал света,
Смотришь – есть генетта, она живёт.
И живёшь как генетта.
***
Дело в том, что окружающая среда
Всегда
Может превратиться в болото,
Потому что легко найдет себе… полиглота,
Который – на всех языках – скажет энтропии «Иди сюда»
И откроет ворота.
А тем рыбам, что это событие прохлопали ртом
Или участвовали в нем,
Полагая, что делают что-то совсем другое,
Придется – задыхаясь – как-то разбираться с наступившим на них «потом»,
Потому что возможность выйти из боя
Заканчивается, собственно, до наступленья боя –
И много раньше самой мысли о том.
А над головой, сантиметрах в четырехстах,
Ляжет следующий слой катастрофы, примерно столь же логичной.
Что же делать ненадежному в этих ненадежных местах?
То, что обычно.
***
Кто там заводит песню военну
флейте подобно, милый Главпур?
Кто там сходил войной на геенну
и проиграл, и от всей вселенной –
только ковчег из пород неценных,
наш незакатный УР.
Были непарны звери и птицы –
деток не опознать,
а у людей – плотяные лица,
тени прозрачны, извне клубится,
лезет сквозь щели, грызет границы
всякая Тиамать.
Что там язык – осколки, вiдсотки,
наволочь, ржавые якоря,
тем, кто ушел на подводной лодке,
тем, кто доплыл до ковчежной лодки,
этой водой, исказившей глотки,
не собрать словаря.
Слов не хватает на разговоры,
снов – на отсчет с нуля,
но, погуляв по ничьим просторам,
голубь слетает, приносит «голубь»,
ворон приходит, приносит «ворон»,
кормчий гуляет по коридорам,
пишет на них «земля».
***
памяти М. Кузмина
Он встретил сфинкса летом, случайно, над или под Невой
И перспектива быть стремительно съеденным на плаву
Оказала огромное влияние на него,
Привила привычку к точности и летучему щегольству.
Потому что страсти наших властей оставляют слишком широкий след,
Подвернуться гуртом под колесо – небольшая честь.
Не то – египетская крылатая тварь, которой тысячи лет,
Тут кто ни выживи после встречи – шанс на долгую память есть.
Ну а сфинкс и в прошлом людей не ел, и в тот раз не имел в виду,
Он большую рыбу ловил в Неве, не смотрел, кто там и где,
Но если спросить – что было в том году,
Припомнит скользкую ткань воды и чью-то тень на воде,
А затем увидит, проваливаясь с головой, ряд верных примет,
Указывающих тому, кто свой, кто живой дорогу на Уасет…
И домой полетит отсюда, домой, домой.
***
Понимаете, здесь проявляется существо,
рожденное до того,
как мы разошлись на млекопитающих и рептилий,
я не знаю, как это контр-эволюционное явление не запретили…
то есть запретили, но не полностью, не всего,
потому что когда сошел кислотный прилив,
открывая пространства бассейнов и танцплощадок,
там, где был организм, осталась фигурная выемка, пустота, отпечаток –
а потом этот воздух встал, оказался жив,
он, конечно, дышит не в такт, в неурочный час,
неучтенный газ,
плохо держит равновесие, видит не то и нечетко слышит,
ну а то, что он – этим, вторым противостоящим, когтем – по здешним базальтам пишет –
не о нас оно, не для нас оно, не про нас.