Опубликовано в журнале Волга, номер 7, 2018
Было время, когда писатели дарили друг другу книги. Особенно много книг дарили критикам. Еще более книг дарили редакторам издательств и журналов. А больше всего презентовали книг главным редакторам, ну, а если главный редактор еще и критик…
Разумеется, я получал книги и до того, как сделался главным редактором журнала, но после на меня обрушился прямо-таки девятый вал продукции советских, особенно волжских, прозаиков, поэтов и критиков. Пока я занимал обширный редакторский кабинет, книги эти заполняли одну за другой полки в шкафах. Но настал момент, когда журнал временно скончался, и помещение пришлось освободить. Места в двухкомнатной квартире маловато и для близкой сердцу и необходимой литературы, а уж держать все подарки коллег по Союзу советских писателей было негде. Пришлось последовать давнему совету историка С., который при получении от меня, молодого и глупого, книги, сказал, что в виде исключения её сохранит, хотя обычно поступает с подарками так: рукою он показал, как вырывает титульный лист, сохраняя его, саму же книгу отправляет в мусорное ведро.
Выкидывать книги вместе с дарственными надписями я не хотел. Помню неприятное впечатление, когда поднял книгу Николая Палькина из кучи мусора на полу кабинета главного редактора «Волги», когда его покинул Николай Благов. На титульном листе была надпись: «Тёзке от тёзки до последней берёзки». Так что, выкинув книги, титулы или другие страницы с надписями я оставлял. Надо ли оговаривать, что самые необходимые и дорогие сердцу книги я оставлял.
Итак, у меня есть немало воображаемых полок, которые могли бы занять те подаренные мне книги, от которых сохранились листы. Перелистывая уцелевшие автографы, я вспоминаю их авторов, кого с симпатией, кого с раздражением, кого и вовсе не могу припомнить.
Из привитой на филфаке библиографической щепетильности привожу автографы и выходные данные полностью, несмотря на то, что они бывали неупорядочены.
Итак, по алфавиту.
А
Адрианов Юрий
Уважаемому Сергею Григорьевичу Боровикову,
От нижегородского поэта, вставшего на прозаическую тропу.
Ю. Адрианов
16-1-85 г.
P.S. Наверное, половина этих страниц прошла через «Волгу»!
(надпись на форзаце, книга неизвестна)
Дружески и сердечно – Сергею Боровикову от нижегородского поэта. Поклон Соколовой горе от Часовой горы. Старый «Волгарь».
С памятью Ю. Адрианов, 1987 (нач. даты оборвано) Н. Новгород.
На титульном листе книги «Отъезжее поле. Стихи». М., Современник, 1987.
Дорогому Сергею Боровикову с поклоном от стен кремля нижегородского, дружески и сердечно – это подобие «избранных» стихов на память и встречи.
Юрий
Янв. 1987. Н. Новгород
На обороте мягкой обложки книги под названием «Прощание славянки» с очень скверным и можно даже сказать самодеятельным рисунком, боюсь как бы не самого поэта – он этим баловался. Наверху бородатый мужик дерёт веревки колоколов, похожих на дамские шляпки конца 20-х годов, внизу, отделённая красно-сине-желтым полукружием, встреча солдата в каске с женщиной неопределенного возраста с винтовкой.
Сергею Боровикову дружески и сердечно, от «ходившего за равнинные реки» Юрия Адрианова.
19-IV-89.
Н. Новгород
(Надпись на внутренней стороне форзаца, книга неизвестна.)
Сергею Григорьевичу Боровикову – эту книгу тревожных лет России. Памятно.
Нижегородский литератор
Юрий Адрианов.
1996 г.
На титуле книги «На вечернем перепутье». Стихи 1991-1993 годов. Издательство «Марина», г. Нижний Новгород, 1993. На обороте титула «автор и издательство выражают признательность президенту Нижегородского акционерного общества «Россия» Анатолию Николаевичу Марченко за финансовую помощь в издании книги». В выходных данных не указан тираж, но есть довольно подробная справка об авторе.
С давней дружеской памятью Сергею Григорьевичу Боровикову от «волгаря» с 1966 года.
Сердечно
Юрий Адрианов.
Май 1996 г.
На титульном листе книги «Листопад над Печерской обителью. Две тетради». Издательство «Марина», Нижний Новгород, 1995.
Сохранилась у меня книга Юрия Андреевича, которого в Горьком часто называли Юрочка, «Светорусье. Стихи», 1991 г., сувенирная, малоформатная, с цветными картинками автора, с надписью на титуле:
Дружески и памятно Сергею Боровикову – в пору рождения новой «Волги», с надеждой, что не забудут и старого (с 1966) автора. Поклон от Нижнего!
Ю. Адрианов.
Книг его много, но встречались-то мы всего несколько раз. Адрианов в Горьком был этаким принцем – его, как никого другого, рано приняли в СП, он был пригож, несколько женствен, волоок, приятен в общении. И, натурально, пьяница. Однажды мы несколько часов провели вдвоём, он мне показывал Нижний, тогда ещё Горький: Адрианов был ходячей краеведческой энциклопедией. Вспоминается тот яркий весенний день апреля 1989 года с резкими переходами от слепящего света к глухой тени. Тогда едва только откуражилась горбачевско-лигачевская кампания по борьбе с пьянством. Заходя в недавно открывшиеся «точки», мы дошли, простите уж, само просится, почти до точки. Ярче всего помню поразившее меня вдруг возникшее косоглазие Юры; я, конечно, знал и по собственному опыту, что такое двоение в глазах, но тут мой спутник и собутыльник совершенно окосел, так что никакими усилиями не мог вернуть глаза в изначальное положение.
Антипьев Николай
Сергею Григорьевичу Боровикову с уважением автор
3.ХII.81 Дубулты
На титульном листе книги «Наедине с совестью. Критические очерки о творчестве иркутских писателей». Иркутск, Восточно-Сибирское книжное издательство, 1981. На обороте выходные данные, оглавление и аннотация: «первая книга иркутского критика Н.П. Антипьева содержит очерки о творчестве А. Вампилова, Г. Машкина, В. Распутина, Е. Суворова, А. Шастина».
Самый серьёзный человек в моём семинаре молодых критиков.
Была неловкость в том, что угрюмоватый семинарист был на восемь лет старше руководителя семинара. А что было потом? Посмотрел в Сети: стал мой семинарист доктором наук, профессором Иркутского университета, и наконец: «Пропал Антипьев Николай Петрович, 1939 года рождения. Профессор литературы, ветеран труда. Последний раз его видели 8 декабря в Первой клинической больнице на Байкальской, 118. По словам врачей, ему стало плохо на улице, кто-то вызвал скорую. Его обследовали и выпустили. После этого его никто не видел. Последние 2 месяца проживал в Урике в своем доме. Если у кого-то есть хотя бы какая-нибудь информация, сообщите по телефону 89501262699. Заявление в полицию подано, больницы обзвонили, не поступал».
Арясов Игорь
Боровикову Сергею Григорьевичу на добрую память и дружбу от автора. И. Арясов.
14/Х-85 г.
г. Тула
На титуле книги «Генеральная репетиция. Повести». М., Молодая гвардия, 1984.
На обороте титула аннотация, из которой узнает, что автор – молодой литератор, живет и работает в Туле, что данная книга у него вторая. Справился в Сети – писатель, моих лет, много книг. Но я даю честное слово, что никакого Арясова Игоря я в глаза не видел и не слышал о таковом, книга же скорее всего из разряда тех, что рассылались бойкими молодыми, да и не только молодыми, людьми, по редакциям, прежде всего главным редакторам. «На дружбу»! Надо же.
Асанов Леонид
Сергею Григорьевичу – очень дружески.
Л. Асанов. 21.9.89
На обороте цветного форзаца абсолютно забытой мною книги.
Случай, можно сказать, совершенно противоположный Арясову – с Лёней Асановым я был коротко знаком в течение лет пятнадцати. У меня сохранилась книга Кришны Крипаолан «Рабиндранат Тагор». М., Молодая гвардия (ЖЗЛ), в переводе Асанова с куда более характерной для наших отношений надписью:
Серёже – накануне Пасхи без лишних слов от знакомого тагороведа.
Л.А. 13.4.85
Леня был сыном успешного писателя Николая Асанова, знакомого моего отца ещё по Казани 20-х годов. В архиве отца сохранилась открытка 1947 года, где Асанов жалуется, что безродные космополиты тормозят постановку пьесы «Алмазы» к 30-летию Октября. Однако космополитам Николай Александрович оказался явно не по зубам: в том же году вышел не только спектакль, но и кинофильм с Санаевым и Алисовой в главных ролях. Спектакль пресса разгромила, а по поводу участия отца в фильме «Алмазы» Елена Санаева вспоминала: «…не выдержал, когда потом увидел, что за фильм получился. После просмотра с трудом поднялся на наш четвертый этаж, позвонил в дверь и рухнул с сердечным приступом маме на руки».
В 60-е годы благодаря единомыслию с Анатолием Софроновым длинные романы Николая Асанова печатались с продолжением из номера в номер в журнале «Огонёк», а потом издавались вожделенной, но малодоступной мечтой совписцев – «Роман-газетой».
Я познакомился с Лёней в бытность его заместителем зав. редакцией критики издательства «Современник» моего друга Саши Карелина. Лёня был человеком, я бы сказал, задумчиво-иронического склада.
Однажды я ездил вместе с Лёней и Карелиным на дачу Асановых в престижном вблизи Москвы посёлке «Заветы Ильича». То был разгар перестройки, по телевизору без конца показывали встречи Горбачева с трудящимися, и Сашка предложил переименовать «Заветы Ильича» в «Советы Горбача». Дача была построена в огоньковско-роман-газетный период и насчитывала столько комнат, что Лёне составляло большого труда её содержать. Там он вспомнил, как отец любил кутить на даче, приглашая из Москвы цыган.
Б
Баженов Георгий
Сергею Боровикову – на память о встрече в Переделкино.
Подпись – январь – 83.
На авантитуле неизвестной книги.
Знаю, что моих лет благополучный писатель, но ничего не читал. И встречи не помню.
Батурина Татьяна
Уважаемому Сергею Григорьевичу с благодарностью! С надеждой на дальнейшее сотрудничество и товарищество. Автор Т. Батурина. Август 1985
На обороте обложки книги «Полдень», М., Молодая гвардия, 1985.
Уважаемому С.Г. Боровикову с неумирающими надеждами, с пожеланием счастья и еще раз счастья!
Автор Т. Батурина.
На титуле книги «Счастливая мета. Стихи». М., Молодая гвардия, 1986.
Сергею, имя которого свято для земли Русской со времен первоигумена Сергия. Всегда празднуй свои именины (по святцам) Всех благ, всех сроков, всех надежд! Автор ТБ.
На форзаце неизвестной книги с изображениями куполов.
Сергею – с давней памятью, сердечно! С нами Бог. Т. Батурина (наберись терпения до конца книги…)
На титуле «Избранное. Стихи и поэмы». Волгоградская областная организация общества книголюбов. Волгоград, 1994.
С Т. Батуриной я общался, когда она, комсомольский работник, училась в Саратовской Высшей партийной школе и приходила в «Волгу». Потом, судя по стихам и дарственным надписям, перестроилась с КПСС на РПЦ.
Баимов Роберт
Сергею Боровикову с уважением и благодарностью.
Твой Роберт.
10.Х.80
На титуле книги «Поискам нет конца. Современная башкирская проза», М., Современник, 1980.
Сергею Боровикову за его любовь к башкирской литературе. Твой Роберт. 10.Х.80. Уфа. 1980
На титуле книги на башкирском языке, где по-русски слово «повесть».
Это конечно юмор моего милого друга: о башкирской литературе я понятия не имею.
С Робертом мы жили в одном номере в Доме творчества писателей в Дубулты в 1972 году. Редкой прелести был человек. Был, потому что узнал сейчас из Сети, что умер мой товарищ в 2010 году. После Дубулт так и не свиделись. Я как-то передал ему привет, когда по какому-то поводу писал в журнал «Бельские просторы», где он был членом редколлегии. Был Роберт Нурмухамедович, при том, что и романы писал, не критической обслугой местных классиков, а серьезным ученым. «В последние годы жизни Р. Н. Баимов исследовал истоки тюрко-арабо-фарсиязычных литератур. Результатом деятельности в этом направлении стало издание им монографии “Великие лики и литературные памятники Востока”».
Я очень хотел побывать у него в Уфе, да так и не собрался.
Бердинских Виктор
Сергею Григорьевичу с глубокой благодарностью от автора. 29.V.91 г.
На обороте обложки книги «Судьба поэта» о первом переводчике «Илиады», вятиче, поэте, пьянице Ермиле Кострове.
К сожалению, я не знаком с автором, а слышал об этом вятском ученом литературоведе и краеведе только хорошее.
Бирюлин Виктор
Поперёк титула: Дорогому Сереже Боровикову с серьезными чувствами, уважением, восхищением и с благодарностью за доброе ко мне отношение. Автор. 12.02.83
На авантитуле неизвестной книги.
Дорогому Сереже в печальные минуты его жизни[1] с уверенностью, что он подчинит себе обстоятельства, как это не раз делал герой моей книги – и победит!
Твой, подпись – 29.12.86.
На титуле книги «Душа обязана трудиться. Литературно-критические статьи». Москва, Молодая гвардия, 1986.
Дорогому Серёже Боровикову с лёгким сожалением о совместно прожитом, где было и немало хорошего. 28.10.92. ред. ж-ла «Волга»
На титуле книги «Человек, которого обманули. Ещё раз о Чапаеве».Саратов, Слово, 1992.
Когда я с ним познакомился, он работал в комсомольской газете «Заря молодёжи». Симпатичный парень, тянется к литературе. В «Заре» я изредка печатался. И я уговорил его перейти служить в «Волгу» в мой отдел, где он скоро освоился, стал пописывать критику, ездил на семинары молодых и т.д. Когда я перешел заведовать отделом прозы, Витя надолго сел на моё место в критике и всё больше тянулся к саратовским совписцам, которые приняли его как родного и наконец избрали своим секретарём. А заведовать критикой я пригласил острую на перо и язык Анну Сафронову, что, как показало время, было очень разумно.
Собственно о Бирюлине, исключая застолья, где он вёл себя воистину редко, но метко, вспомнить особо нечего, кроме двух обстоятельств. Первое – хорошая иллюстрация к тому, как можно сделаться писателем.
Были годы, когда я нечаянно сблизился с редакцией знаменитой серии книг «Жизнь замечательных людей». Сперва я познакомился с Сергеем Семановым, завредакцией, а когда он стал гл. редактором журнала «Человек и закон», с его преемником Юрием Селезнёвым. К тому же во главе издательства встал мой земляк и приятель Коля Машовец (о нём см. мой очерк «Как я не стал москвичом»). Кроме того, я сумел начать в «Волге» публикацию текстов, написанных для ЖЗЛ, начав с «Державина» Олега Михайлова. Словом, в престижнейшую (и хорошо гонорарную) книжную серию был зажжён зелёный свет. Но у меня было лишь два имени для серии.
Но монополию на первое – А.Н. Толстого, в те годы держали: у «почвенников» Виктор Петелин, у «либералов» Вадим Баранов, а второе имя – А.Н. Вертинского – в редакции сочли бы шуткой. А когда я предложил Бориса Кустодиева, Селезнёв ответил, что уже заключён безнадёжный (знали, что не напишет) договор с прозаиком Вячеславом Шугаевым, и предложил написать о Николае Добролюбове, от чего я отказался, может быть и напрасно.
А затем на смену умершему Селезнёву пришёл Толя Афанасьев.
Был он приятный человек, хоть и стал потом завотделом культуры МГК КПСС. До нашего знакомства расхвалил мою книгу об Алексее Толстом в журнале «Москва». Я же написал о книге «Почему мы вернулись на Родину», не зная, разумеется, о причастности Афанасьева к появлению сборника воспоминаний эмигрантов, как и вообще о его службе в весьма специфических изданиях – газете «Голос Родины» и журнале «Отчизна». Естественно, что тогда он одним из первых начал писать о русском зарубежье.
И вот однажды Афанасьев предлагает мне срочно, под договор, написать книгу о Василии Ивановиче Чапаеве. Я конечно отказался, но придумал автора. Жил тогда в Саратове прозаик Виктор Сафронов. Уроженец саратовского Заволжья, старинного уездного Новоузенска, знавший многих земляков-чапаевцев и даже что-то написавший о Чапаеве.
Афанасьев согласился, а Сафронов обрадовался. Но зная о его большой нелюбви к труду, чувствуя долг перед Афанасьевым, первое время я пытался как-то подгонять земляка, пока тот со слезами не признался, что не в состоянии справиться с работой. Тогда у меня, уж не знаю как, возник перспективный план: соединить ленивого ответсекретаря Союза писателей Сафронова с трудолюбивым и мечтающим стать членом того же Союза Бирюлиным. Оба тёзки обрадовались предложению, но, как и следовало ожидать, за работу принялся один. Он делился огорчениями из-за безделья соавтора, и уж не знаю, как с ЖЗЛ, но Бирюлин с тех пор стал чапаеведом. Однажды «Волга» напечатала его недурной очерк о комдиве. Вскоре мне пришлось объясняться аж с ЦК, куда на публикацию нажаловалась по советскому обычаю Клавдия Васильевна Чапаева.
А всё текло и изменялось, и активный малопьющий Бирюлин сделался уже не только членом СП, но и ответсекретарём, и тогда случился меж нами небольшой конфликт, в котором был прав он.
В 1991 году после известных августовских событий и начавшейся в Правлениях СП СССР и РСФСР гражданской войны мне вдруг позвонил Евгений Евтушенко и предложил подписать открытое письмо, суть которого сводилась к нежеланию условно говоря «либералов» состоять с условно говоря «патриотами» в одном общем СП, руководители которого не желают в стране перемен. Письмо было опубликовано в «Известиях».
Сюрприз был в том, что стоявшие в конце списка имён моё и главного редактора журнала «Урал» В.П. Лукьянина, сопровождались уточнением: «По поручению Саратовской (и соответственно Свердловской) писательской организации. Эта отсебятина организаторов письма в отношении меня, думаю, и Валентина Петровича, была неправдой вдвойне: во-первых, никто меня в Саратове подписывать письмо не уполномочивал, а во-вторых, я давно даже не бывал в СП ни на собраниях, ни просто так, став врагом саратовских совписцев, когда «увёл», по их выражению, журнал. И в Москве, и в Саратове они требовали меня снять с должности. И на телефонный вопрос Бирюлина, кто меня на письмо уполномочил, я прямо сказал, что это приписка организаторов акции.
Последняя информация о Викторе Бирюлине имеет несколько комический характер. Она относится к тому времени, когда я после закрытия «Волги» и двух лет безработицы оказался в редакции газеты «Новые времена в Саратове», учреждённой саратовским, по общему мнению олигархом, Л.Н. Фейтлихером.
Как-то Леонид Натанович спрашивает меня, знаю ли я Виктора Бирюлина, который работает в Областной думе? Про новую работу Вити я не знал, но отозвался о нём, разумеется, положительно. Фейтлихер пояснил свой вопрос: «Алимова просила помочь, книгу его хочет издать». Витя, как оказалось, поступив в обслугу депутатского корпуса по связям со СМИ, для души стал сочинять заметки. О том, как живёт на даче, какой там у него сад, какое вино он сам изготавливает из своего винограда, как внуку на даче летом хорошо. И, пожелав издать их книгой, обратился за финансами к депутату от КПРФ, которая в свою очередь обратилась к Фейтлихеру, с которым была в дружбе. Знают ли Витины товарищи по патриотическому СП, что его книга издана на деньги олигарха-еврея?
Блинов Геннадий
С. Боровикову – Г. Блинов с уважением, подпись, Москва 16.V.74.
На титуле книги «История болезни № 689. Записки врача-психиатра». М., Московский рабочий, 1974.
С автором не знаком, книга, видимо, прислана по почте, но почему? Учитывая сюжет: «Драма молодого учёного, принесшего в жертву алкоголю любимую работу, ум, честь, здоровье, семейное счастье…», не будь авторского автографа, я бы счёл «Историю болезни» подарком друзей с намёком на моё пагубное пристрастие. Подарили же мне книгу «Алкоголизм» (1983), на которой мой верный друг по жизни и алкоголю Валера Лисенков оставил автограф: «От читающего, выпивающего, эту книгу не покупающего…»
Богатырёв Вениамин
Серёже Боровикову, который ныне – Сергей Григорьевич – на добрую память от одного из «стариков».
Подпись, Хвалынск, 22-У-78.
На титуле книги. «Прочти мое сердце: стихи, поэмы». Саратов: Приволжское книжное издательство, 1978.
Вениамин Сергеевич был легендой Саратовской писательской организации, правда, легендой специфической.
Кто в Москве, поиздержавшись, узнал в СП адрес Константина Симонова и, не застав его дома, развёл на деньги Валентину Серову?
Кто, выйдя на ж.д. станции из вагона и не обнаружив у пивного лотка продавца, стал доставать из ящика пустые бутылки и не спеша разбивать их о перрон?
Кто, приехав для выступлений в санаторий Пады в компании поэта Тобольского, устроил дебош и в милицейском протоколе подписался секретарем обкома партии по пропаганде Ключниковым?
Про былые подвиги Богатыря я ещё в детстве слышал от отца, но уже в 70-е годы сподобился пить с ним коньяк в кафе «Юность», и Вениамин Сергеевич в дозах ничуть мне не уступал.
Борис Дедюхин на мой вопрос, за что он так откровенно не любит Богатырёва, рассказал, как тот заманил его в компанию картёжных шулеров.
А ведь был 1908 г.р., инвалид. Не знаю, как называется это заболевание позвоночника, при котором человека сгибает в три погибели, так что лицо обращено к земле и для общения ему приходится что есть сил задирать голову.
Жил Богатырёв в Хвалынске. Для получения квартиры в Саратове требовалось продать хвалынский дом, чего он не хотел.
Исай Тобольский говорил, что в молодые годы едва не пропал, сойдясь с Богатырёвым и Николаем Корольковым. Он же утверждал, что лучше Богатыря стихов о Сталине никто не написал.
Сколько бы он ни выпил, оставался в обычном состоянии сонной задумчивости.
Бойко Владимир
Сергею Боровикову – с искренним уважением к критике и критикам (нелицеприятным) автор.
Подпись – Саратов июнь 1982 г.
На шмуцтитуле книги «День начинается с птицы», выходных данных нет.
С Владимиром Фёдоровичем мы сидели несколько лет в одном кабинете «Волги», где он сменил уехавшего в родной Ульяновск Благова на должности завотделом поэзии. Он явно наслаждался ролью командующего поэзией, комичным было его обыкновение при стуке в дверь (а стучались только робкие стихотворцы), взяв в руку телефонную трубку, облокотиться на стол к двери задом.
Если я вспоминаю этого неплохого мужика, с которым я был на ты, но не называл, как многие помоложе, Володей (он на 14 лет был старше), невольно приходит на ум анекдот, где жена говорит мужу: «Если будет конкурс мудаков, ты займёшь занял второе место. – Почему второе?! – Потому что ты мудак». Можно назвать это и невезучестью, но окончившему МГУ, сверхначитанному Бойко, обладавшему исключительный памятью и литературными способностями не меньшими, чем большинство саратовских поэтов, ну, никак не удавалось пересесть с задних рядов поближе к сцене. Даже там, где первые места ему были как бы гарантированы.
Как-то он всерьёз увлёкся конкурсом газеты «Книжное обозрение» на знание русской поэзии. Его день проходил в поиске и уточнении цитат, сочинении и оформлении ответов в редакцию. Никто, думаю и сам, не сомневался в его победе: Владимир Фёдорович невероятно был сведущ в русском стихе. И он получил премию. Поощрительную.
Неожиданной была его женитьба на молодой женщине. Расскажу о том, что было на моих глазах.
В наш кабинет стала наведываться Оля Зарецкая. Вроде бы ко мне, потому что писала критику. И вдруг однажды Бойко сразу после её ухода спрашивает: «Ты как, не собираешься за ней приударить?» Вопрос удивил: я не собирался, но Бойко-то что за дело? Вскоре стало ясно, что он влюбился. Дело обыкновенное. Удивительнее, что и Ольга в него тоже. Вообще Владимир Фёдорович не очень годился в герои любовного романа и внешне и возрастом. К тому же – оттолкнусь от собственного роста в 176 сантиметров – Бойко был ниже меня сантиметров на 15, а его избранница сантиметров на пять выше. И оба, выражаясь по-старинному, уже связаны узами брака. Скоро их чувства стали известны, а если новость и вызывала улыбку, так разницей не в возрасте, а в росте. Не знаю, как Ольга справилась с препятствиями, а вот Владимиру Фёдоровичу достались неприятности.
В тот год Палькин собрал очередную выездную редколлегию, т.е. с приглашением иногородних членов и москвичей из Правления СП РСФСР, с пленарными заседаниями, выездом писательских групп на предприятия Саратова и в районы, с общегородским поэтическим вечером. О нём-то и расскажу.
Собрались в филармонии, зал был полон, на сцене гости, приглашённые местные писатели, начальство в лице заведующей отделом пропаганды горкома Маргариты Петровны Дмитриевой. Палькин, созданный для таких мероприятий, легко, с шутками и прибаутками ведет вечер, представляя в стихах каждого выступающего. Я сижу там же, не слишком реагируя на происходящее – за годы работы попривык. Но не могу не обратить внимания на волнение сидящего рядом Бойко. И отнёс на счёт масштаба события – всё-таки поволжская конференция, почёт. И чем дальше, тем больше он дергался, при том что человек был не слишком эмоциональный, сдержанный. И наконец ведущий закрывает вечер. Честное слово, не задним числом, а сразу огорчился за Бойко. А он ринулся к Палькину, который завертелся, но что-то объяснил.
Причина оказалась проста, была она такая, партийно-бабская. Разъясню: партийная потому, что разводы членов партии весьма не поощрялись, но этого было мало, Маргарита Дмитриева запретила участие Бойко в вечере, так как дружила с его женой, работавшей на саратовском телевидении. А Палькин? Палькин никогда и никакому начальству перечить не мог, за что оно его так и любило. Может быть, сыграло роль и то, что отец Ольги был секретарём горкома, не знаю.
А Бойко вскоре ушёл из «Волги».
Болкунов Иван
Боровикову С.Г. Серёжа, когда все мои знакомцы резво двинули в писатели, я стал терпеливо ждать конца социалистического реализма. И вот дождался. И книгу состряпал. И, стало быть, дарю её тебе с пожеланием удач и всего доброго.
Только сделай милость – не читай из неё ни строчки. С приветом Иван Болкунов, г. Самара – 20.09.99
На титуле книги «Хождение в “земледелку”. Рассказы. Очерки. Интервью. Из блокнота». Самара, изд-во «Самарский дом печати», 1999.
Сайт самарской газеты «Волжская коммуна»: «В декабре двухтысячного “ВК” с прискорбием сообщила своим читателям, что двенадцатого числа скончался журналист Иван Болкунов. Без всякой натяжки можно сказать, что это был один их самых ярких очеркистов за вековую историю газеты. <…> Ему было только пятьдесят пять».
Разделяю всё сказанное. С Иваном я учился на филфаке СГУ. Он пришел к нам не то на втором, не то на третьем курсе, потому что его с первого забрали в армию, и он вернулся доучиваться. В армии, поскольку был очень высок, пригож и правильного крестьянского происхождения, определили его в Кремлёвский полк, но ничего о том мы не узнали, Иван сказал: жили взаперти, весь день был отдан муштре.
Потом он работал в «Заре молодёжи». Редактор газеты В. Колчин так ценил перо Ивана, что, зная присущую русским талантам слабость, в случае важного задания запирал его в своём кабинете, снабдив кофе, бутербродами и сигаретами.
Ивана мы редко называли Ваней, что свидетельствует о нечастом в студенческой среде пиетете. Ведущей чертой Ивана Болкунова была нравственная опрятность.
Был он мастером деревенского очерка. Его тексты отличали хороший язык и отсутствие беллетризации, присущей провинциальным журналистам, которые, прав Иван, благополучно вливаются в ряды совписцев, подобно его сопернику по сельской теме в «Заре» Ивану Корнилову, оставившему злорадную дарственную надпись на изданной в Москве книге, которую мне показал Болкунов: «Мне снится соперник счастливый…»
Однажды он зашёл ко мне в «Волгу»… но здесь необходимо кое-что сказать про его брата.
Болкунов Николай
Гале и Серёже Боровиковым с самыми добрыми и нежными чувствами.
Подпись – ноябрь 1984
На титуле книги «Годы и люди. Сб. очерков». Саратов: Приволж. кн. изд-во, 1983 (Коллективный сборник саратовских журналистов).
На сайтах, где упоминается Н. Болкунов, почему-то не сообщается, что служил он довольно долго в обкоме КПСС. Коля и сам не любил об этом вспоминать. А когда укрепилась «перестройка», изо всех сил пытался откреститься от бывшей службы и даже напечатал где-то подобие мемуара про то, как было ему в обкоме трудно среди бездуховных своекорыстных людей. Когда я в 1990 году вышел из партии, меня пригласила в обком Зоя Ларионова. У неё была Александра Петровна, или, как её все называли за глаза, Шура, Шляхтина, секретарь Фрунзенского райкома. Говорили мы очень мирно, к моему поступку они отнеслись вполне равнодушно, а вот мемуар бывшего инструктора ОК возмутил: «Не ожидали от него, не ожидали!» – повторяла Шляхтина.
Здесь вернусь к прерванному заключению своего рассказа об Иване. Он тогда жил в Куйбышеве, а его брат уже был моим заместителем. Как-то Иван входит в мой кабинет. Я естественно обрадовался, помню даже, что подумал: куда пойдём? какие дела у меня на сегодня? Словом, обычные разбегающиеся мысли человека, которому предстоит неожиданная выпивка.
И тут гость спрашивает: «У тебя переночевать можно?» Я удивился вопросу, потому что через комнату сидел его родной брат, у которого неподалеку была хорошая двухкомнатная квартира рядом с Троицким собором. Но Иван, предупреждая мой вопрос, рассказал, как Коля однажды, ещё работая в обкоме, настоятельно попросил старшего брата больше не приезжать, так как пьянствуя с саратовскими журналистами, он позорит младшего в его высоком положении. Вскоре экс-обкомовец вошёл ко мне и чуть не силой увёл Ивана.
Бывая в отделе культуры обкома, я встречал Колю Болкунова, которого знал по филфаку, где он учился на курс младше меня и Ивана, вместе с будущими крупными литераторами – Машовцом и Масяном. Он очень хотел дружить, к этому времени и относится подаренный сборник. Когда я заявил в обкоме, что с Ю. Зверевым, моим замом, более работать не могу, встал вопрос о преемнике. А поскольку мы с Колей были давно знакомы, и был он на той же должности, что до «Волги» Зверев, естественно, Коля мечтал стать моим замом. Его пыл дальновидно охладила начальница, З.Т. Ларионова: «А писатели как к этому отнесутся? Журнал их орган, им нужен писатель». Правда, Зоя Тимофеевна не своим умом дошла до такого мнения, а вынесла его из беседы ЦК, куда ездила ещё до моего назначения с обкомовским планом утвердить главным Зверева. На её слова Коля оптимистично заявил, что тоже будет писателем.
А у меня выбор тогда был невелик, а Болкунова, хоть и не близко, я знал.
И стал Коля моим замом. Поначалу вел себя прилично, был вежлив со всеми, на обсуждениях текстов выступал без ожидаемой всеми от него партийной твердолобости. Мне же очень не по душе было его своеобразное представление о собственном месте в журнале, нет, в литературе, а главное, что он своё место полагал в равнозначности и слиянности с моим. Он принёс собой обкомовскую привычку вместо я говорить мы: «мы тут посоветовались и решили». В своём варианте мы он понимал так: Боровиков и Болкунов – вершители судеб русской литературы.
И вроде не озвучивал прямо, про себя полагал, но в силу невеликого ума проявлял наглядно и так, что порой оторопь брала. К концу рабочего дня завёл привычку заходить ко мне в кабинет и вести литературные беседы. Но как, скажите на милость, я мог отнестись к следующему: как-то задумался Коля у моего огромного окна, вздохнул и говорит: «Я вот о чём думаю: с прозой нас плоховато, вот бы нам роман типа Льва Николаевича или Фёдора Михайловича…»
Как вы думаете, мог я такое придумать? Кто-нибудь может такое придумать?
Неприятна в нем была подозрительность. Особо неблагонадёжной, по его мнению, была Аня Сафронова, зав. отделом критики. Как-то говорит: «Анна Евгеньевна испытывает наше терпение». Поначалу я подумал, что имеются в виду опоздания на работу, постоянно толкущиеся в её кабинете приятели и т.п., но Коля пояснил, что в одном письме она написала какие-то не такие, как надо, слова. На мой вопрос, откуда информация, Болкунов спокойно объяснил, что читает все письма, исходящие из редакции. Я сказал, что чужих писем не читаю и ему не советую. И Коля стал мне объяснять, какая на нас лежит ответственность. Это был первый открытый конфликт.
И всё же было терпимо до тех пор, пока не стал Коля директором. Тогда вышел воистину революционный Закон о печати – лучшее, что сделал Горбачев, и Володя Потапов, самый креативный в редакции человек, стал меня тормошить, чтобы по новому Закону редакции обрести самостоятельность. Подготовили мы документы, съездили с Потаповым в Москву, где правозащитник, ставший замминистра по печати Михаил Федотов нас зарегистрировал. А поскольку стала «Волга» МП, нужен был директор. Был опыт других редакций, где директором становился главный редактор. Я и стал. Но по мере разнообразных новых сложностей, прежде всего добывания бумаги, Болкунов проявил к хозяйственной деятельности куда большую, чем я, склонность.
Тогда я придумал, а общее собрание решило разделить руководящие должности и избрало директором Николая Васильевича.
И вскоре я вживую, а не в кинокомедии, наблюдал, как преображает человека служебный пост. Всё чаще от Коли можно было услышать: «Я, как директор…» Что это за волшебное слово директор, если так могло преобразить гражданина? Или наружу полезло всё то, скрываемое до поры?
Колиных подвигов не перечислишь, но результат был тот, что восстановил против себя всех, не только независимого Потапова, но даже идейно близкую Шульпину. Из их диалога: Он: «Я тебе как директор приказываю!» Она: «Не буду я этого делать!» Он: «Мужу дома так будешь отвечать!» Таких слов и интонаций я в «Волге» не слышал не только при Шундике, но и при Палькине. И настал момент, когда моё терпение лопнуло. Я предложил Коле мирно уйти, так как против него настроен весь коллектив. Самоуверенности ему было не занимать, ответил, что я всё выдумываю, а коллектив его любит и уважает. Не оставалось ничего другого, кроме как собрать этот самый коллектив. В исходе собрания я был не вполне уверен, зная обычай русского человека размахивать кулаком на кухне, а перед начальственным ликом тушеваться. Но собрание было ещё решительнее меня, никакого шанса Болкунову не оставив. Он бегом убежал из редакции, но очень скоро проявил свою выживаемость. Сначала пришел и попросил уволить по собственному желанию, а не по недоверию коллектива, и я конечно пошел на встречу обиженному. А через день-другой Болкунов принял участие в конкурсе на должность начальника областного управления печати (сейчас минпечати), и занял это место. И приехал в редакцию похвастаться на черной служебной «Волге». Вероятно, конкурс вершили те чиновники, которым по душе было обкомовское прошлое конкурсанта. Всё было бы смешно, если бы не наша зависимость от Управления по печати. И Коля как мог гадил «Волге» при распределении бумаги.
Про дальнейшую его жизнь знаю, что на какой-то срок он сделался главным (наконец!) редактором созданного на деньги обладминистрации журнала «Волга-21 век», в который я не заглядывал, но верю Арбитману: «болкуновская “Волга” – это бессмысленное и безнадежное создание аяцковской администрации, которое не нужно никому, кроме тех, кто в нее пишет…» Да и финансово, сидя на дотации, бывший директор МП «Редакция журнала “Волга”» сумел провалиться. Да и чего другого можно было ожидать от бедного Коли?
Борзунов Семён
Дорогой Сергей Григорьевич! Примите эту маленькую книжицу о большом писателе и человеке – Вашем земляке, с которым автор дружит с Курской Дуги 43 года.
Москва, подпись, б.д.
На титуле книги «Михаил Алексеев. Встречи. Книги. Размышления». Московский рабочий, 1963.
Никогда автора в глаза не видел, не переписывался и даже по телефону не разговаривал.
Бугаенко Павел
Сергею Григорьевичу Боровикову с дружеским приветом от родной кафедры.
На титуле сборника «Проблемы развития советской литературы». Выпуск четвёртый. Изд. СГУ, 1972.
Кроме Бугаенко, подписи Я. Явчуновского и ещё кого-то неразборчиво.
Должен уточнить – кафедра советской литературы не была мне родной: был я в спецсеминаре у Геры Владимировны Макаровской, у неё же и диплом защищал, а это кафедра русской литературы. Великая Гера, став кандидатом филологии в 27 лет, потом не была даже доцентом, благодаря интригам коллег и независимому нраву.
Сергею Григорьевичу Боровикову в знак дружбы и с надеждой на внимание.
На титуле книги «Проблемы развития советской литературы». Межвузовский научный сборник. Выпуск 2(6). Издательство СГУ, 1975.
Почему 2-й выпуск издан через три года после четвёртого? Надо думать, потому, что этот сборник межвузовский.
И ещё, но уже без Павла Андреевича, под тем же изысканным титулом «Межвузовский научный сборник», с подзаголовком «Эпические жанры. Идейно-эстетические искания. Эволюция художественных форм».
Дорогому Сергею Григорьевичу Боровикову с лучшими пожеланиями от университетских филологов». Надпись сделала и первой подписалась Л.Е. Герасимова, правда, её нет в редколлегии, а фамилия Бугаенко в траурной рамке.
Здесь же уместно вспомнить:
Дорогому Сергею Боровикову с самыми добрыми пожеланиями. 16.12.88
На титуле сохранившейся книги «Русская литературная критика. История и теория». Межвузовский научный сборник. Изд-во СГУ, 1988
Автограф В.В. Прозорова, его же подпись, а первой подписала несравненная Алла Александровна Жук.
Вернёмся к Бугаенко.
Сергею Григорьевичу Боровикову дружески и на добрую память.
На титуле книги «Романическая трилогия К.А. Федина. Учебное пособие для пед. ин-тов. – М.: Высшая школа, 1981.
С.Г. Боровикову от составителя. Август, 1981
На титуле книги: «К. А. Федин. Основные даты жизни и творчества. 1892-1977». Изд-во СГУ, 1981.
Уважаемому Григорию Фёдоровичу и Сергею Григорьевичу в память о Павле Андреевиче с искренним пожеланием творческих успехов. Семья, июль 1985
На авантитуле забыл какой книги.
Павел Андреевич Бугаенко при сухой внешности и несколько чопорном стиле общения был простым и душевным человеком с богатой биографией. Непролетарского петербургского происхождения, он в 30-е годы сделался педагогическим чиновником. Потом воевал, был в плену, с обязательными, думаю, последствиями. Тогда, по рассказам, крепко пил, но ко времени нашего общения не брал в рот ни капли. В 50-е сделал научную карьеру, стал профессором, филологом, заведовал кафедрой советской литературы, одно время был и проректором и и.о. ректора Саратовского университета. Более всего писал о Федине, а главной его привязанностью был Луначарский. Павел Андреевич рассказывал, как в тридцать каком-то году сопровождал кумира как представитель крайоно в поездке по Нижне-Волжскому краю и в Астрахани нарком (или уже бывший нарком) закрутил роман с местной красавицей и исчез из поля зрения на несколько дней.
Я не был его студентом, курс советской литературы читали у нас два доцента. Василий Черников, которому куда ближе и понятнее филологии были его охотничьи байки, и фанатик жанра рассказа и охранитель партийных идеалов Александр Огнёв. Оба были фронтовики. Впрочем, в то время редкий пожилой мужчина не был фронтовиком. Книг Черникова не знаю, а от книги Огнева «Из истории советской литературной критики. Учебное пособие». Калининский государственный университет, Калинин, 1979, остался титульный лист с надписью: «Сергею Григорьевичу с самыми добрыми чувствами. 7–ХI–79 г.»
А долг памяти Павла Андреевича я как мог отдал, напечатав в областной газете о нём воспоминания.
Будаков Виктор
Сергею Григорьевичу Боровикову с пожеланиями мира и творчества, в надежде на встречи на воронежской, саратовской – на российской земле. 1985
На титуле книги «Осокоревый круг». Воронеж, Центрально-Черноземное книжное издательство, 1985
Сергею Григорьевичу – о полевом донском крае – с самыми добрыми чувствами.
Апрель 1982
На книге «Молчание». Воронеж, Центрально-Черноземное книжное издательство, 1982.
Сергею Григорьевичу Боровикову – в надежде, что колодцы на нашей земле не иссякнут… апрель 1982 Воронеж
На обороте титула книги «Миронова гора: Рассказы» Предисл. И. Акулова. М.: Современник, 1982.
Сергею Григорьевичу Боровикову – на недолгом и долгом пути от Дона до Волги…
Август 78
На обороте титула книги «Дождаться осени». Центрально-Черноземное издательство. Воронеж – 1978.
Я не был знаком с Будаковым. Знаю его как преданного родному Воронежу издателя, основавшего серию «Отчий край», где впервые с 20-х годов в СССР был издан Евгений Замятин.
Булгин Павел
Сергею Боровикову с уважением к таланту от автора
На титуле книги «Гордая наша работа. Стихи». Приволжское книжное издательство, Саратов, 1981.
Поэт. Много лет работал экскаваторщиком на цементном заводе. Скромный, без присущих провинциальным стихотворцам «понтов».
Буханцов Николай
Соратнику по критическому фронту, с пожеланием успехов в творчестве – на добрую память. 17.5.75
На титуле книги «Испытание жизнью». Изд-во «Современник», 1974.
Дорогому Сергею Боровикову с искренним чувством уважения и пожеланием новых творческих удач! 6.5.85
Надпись сделана под фото автора на обороте мягкой обложки книги «Донник – трава пахучая».
Сергею Боровикову – самобытному русскому критику. На дружбу. 6.5.85
Надпись на титуле книги «Продолжение подвига (о характере советского воина в современной русской прозе)». Нижне-Волжское книжное издательство, Волгоград. 1984
Никогда я в глаза не видел этого «соратника», несмотря на его «дружеские» надписи. Тексты присылаемых им в «Волгу» критических статей оставляли настолько гнетущее впечатление, что когда я дал почитать его статью сидевшему со мной в одной комнате завотделом поэзии Николаю Благову, он даже возмутился: «Тут уж не сорок шестым годом запахло, а тридцать седьмым!» А вот отзыв Виктора Астафьева: «Буханцов, критик, уже написал о главах в “Литературной России”, но так умно, как будто речь идёт о передовом методе производства больничных костылей, а главное – преподаватель ведь, словесник! Кандидат наук – и читать не умеет…»
В
Вардугин Владимир
Сергею Григорьевичу Боровикову с пожеланием творческих успехов и благополучия! С уважением автор.
На титуле книги «Тайна огня». Документально-художественная повесть о выдающемся советском учёном, Герое Социалистического труда, лауреате Ленинской, Государственных и Нобелевской премии, директоре Института химической физики АН СССР Н.Н. Семёнове, уроженце города Саратова.
Никогда не мог понять, что означает определение «документально-художественный». Может его употребляют, когда не достаёт фактического материала и автор восполняет нехватку художественным вымыслом? Нередко этим злоупотребляют авторы книг ЖЗЛ, щедро разбавляя повествование описанием чувств и настроения героя, пейзажами, обширными, как бы в пьесе, диалогами.
Вардугин недолго работал в «Волге». Очень активный, без явных пороков и талантов.
Васильев Владимир
Сереже Боровикову на дружбу и обоюдную поддержку в жизни. Вл. Васильев 1.VIII.77 г.
На титуле книги «Сопричастность жизни». М., Современник, 1977.
Сергею Григорьевичу Боровикову на память о совместном саратовском «сиденье» в «Волге» и с неизменными дружескими чувствами и симпатиями. Вл. Васильев. 4.III.1988
На титуле книги «Достоинство слова», М., Современник, 1988.
Чтобы не повторяться о Васильеве, адресую читателя к моему очерку «Как я не стал москвичом», который обещали напечатать в октябрьском номере журнала «Урал». А ещё он послужил моделью персонажа моего романа «Крюк» критика Выменева.
Винникова Ида
Сергею Боровикову – с лучшими пожеланиями. 27.IV–79.
На титуле книги «Н.Г. Чернышевский. Статьи, исследования, материалы». Межвузовский научный сборник Выпуск 8. Под редакцией профессора Е.И. Покусаева. Изд-во СГУ, 1987
Очень мало знаю об Иде Андреевне, только то, что прежде моего прихода в «Волгу» она была там завотделом критики, потом вернулась в СГУ, и то, что она специалист по Тургеневу.
Воронов Василий
Пану Сергею Боровикову старый долг. Обнимаю В.В. 7.10.87
На титуле книги «Юность Шолохова. Страницы биографии писателя». Ростов-на-Дону, 1985.
Почему пану? Потому что мы с Васей встретились в редкой для меня поездке от СП за границу – в Польшу, на симпозиум о проблемах литературы нон-фикшн. Там были главные редакторы: Воронов – «Дон», я – «Волга» и, забыл его эстонское имя – «Таллинн». Руководил группой тяжёлый человек и критик Владимир Гусев. И познакомились мы с Вороновым в станице Вёшенской в 1985 году.
Было очень большое сборище по поводу 80-летия недавно почившего Шолохова. О каких-то тогдашних впечатлениях я уже вспоминал, а сейчас о том, как с Васей купались в холодном (11 мая!) Дону, напротив шолоховского дома. Естественно, хотелось выпить, но с алкоголем благодаря Горбачёву-Лигачёву были большие проблемы, и тут биограф классика сказал: «Пошли у Шолоховых возьмём». И мы поднялись от воды к дому, и Вася вызвал Марию Михайловну, и она вынесла нам поллитру и закуску.
Та поездка, в каких я успел (перестройка!) побывать немного, вспоминается мне светло. Очень понравились земляки Михаила Александровича, которых я ожидал увидеть агрессивными, а встретил радушных деликатных людей.
Г
Гамазина Фаина
Сергею Григорьевичу Боровикову с уважением автор.
На обороте мягкой мрачно цветной обложки книги «Ломаются льды. Повести и рассказы».
Справился в Сети: ярославская писательница, с которой я не знаком.
Гришин Владимир
Сергею Боровикову с искренней сердечностью и добрыми пожеланиями хорошего творчества. ВГ. 7.05.86 г.
На форзаце неизвестной книги.
Владимир Семёнович Гришин, поэт, был главным редактором Приволжского книжного издательства. Отношения у нас были не близкие, но добрые.
Горохов Николай
Сереже Боровикову, как и обещал, на добрую память. На дружбу. Ник Горохов б.д.
На титуле книги «Соловьиное иго». Москва, Советский писатель, 1979.
Сергею Боровикову – на знакомство и в знак давней симпатии к имени отца его. Москва, май, 87 г.
На титуле книги «Мета. Книга лирики». Современник. 1986.
Однажды он зашел в редакцию познакомиться, держался почему-то свысока. Я слышал его имя от Илюши Петрусенко, который в середине 60-х, вместе с Борей Фаликовым (оба писали стихи) ходили в литобъединение молодых поэтов при газете «Заря молодёжи», где звёздами были Николай Горохов и Каледин (разумеется, не автор «Стройбата», а какой-то саратовец). Прелесть первой надписи в словах «как и обещал». Глагол «обещать» требует исполнения желания того, кому обещано; неужто он полагал, что я желаю получить сколько-то сотую книгу от незнакомого стихотворца?
Гнутов Александр
Боровикову Сергею Григорьевичу! В знак искреннего уважения и дружбы. От автора в кавычках – вроде как «Радости». А. Гнутов 10.08.89
На титуле коллективного (97 авторов) поэтического сборника «Семиречье», Саратов, Приволжское книжное издательство, 1989.
Развязный графоман, стал печататься, поступив в издательство, какая там «дружба»! Любимое, замечу, слово во многих дарственных автографах – сколько же пишущих тогда желали быть друзьями главного редактора!
Горн Виктор
Сергею Боровикову с душевной симпатией. 12.12.85
На титуле книги «Наш сын и брат. Проблемы и герои прозы Василия Шукшина». Барнаул, Алтайское книжное издательство. 1985.
Этнический немец Горн тоже был в моём критическом семинаре в Дублутах. Один из ведущих исследователей творчества Шукшина. Из Сети узнал, что стал Виктор, как положено, доктором наук, профессором, а в 90-е уехал на историческую родину.
Горшенин Алексей
Сергею Боровикову на добрую память о встречах в Дубултах Автор. 12.3. 86
На обороте обложки книжечки «Требуется лидер!».
Тоже мой семинарист, серьёзный, моих лет, работал в журнале «Сибирские огни» завотделом критики. Справился в Сети: живёт по-прежнему в Новосибирске, автор многих книг, авторитетный исследователь: его энциклопедия «Литература и писатели Сибири» стала там первым изданием такого рода.
Д
Данильченко Анатолий
Боровикову Сергею Григорьевичу с уважением от автора. Апрель 1988.
На титуле книги «Метелица. Роман». М., Современник, 1988.
Знаю, что он был в Волгограде ответсеком у совписцев, и м.б. там или в Саратове встречались, не помню.
Дворянсков Владимир.
Сергею Григорьевичу Боровикову на память, с пожеланием всего самого доброго. Вл. Дворянсков, 27.12.93
На титуле книги «Поклонение родникам. Книга о святых, целебных источниках. Ульяновск, Изд. «Дом печати», 1993.
Знаю лишь то, что автор ульяновский поэт.
Дедюхин Борис
Дорогому Сергею Боровикову в знак того, что я ничего не забыл. Дружески Б.Д. 23.V.88
На титуле книги «Глубины памяти народной». Саратов, Приволжское книжное издательство, 1987.
Дорогому Сергею Боровикову, вспоминая молодость. 5.12.89
На титуле книги «В братстве без обиды. Роман». Саратов, Приволжское книжное издательство, 1989.
Борис Васильевич Дедюхин сыграл в моей жизни большую роль. Когда я пришёл в «Волгу» в 1971 году, он был зав. отделом публицистики и очерка. Постепенно Борис Васильевич (ему было тридцать девять) стал играть роль старшего друга (мне – двадцать четыре). Как-то в хорошем подпитии, когда мы бродили по набережной, он предложил звать его по имени и тыкать, но я не решился, буду и в этом повествовании именовать его БВ.
Естественно, началось с совместных винопитий. К тому времени я уже был опытным употребителем спиртного, а БВ принадлежал к числу выпивающих не каждодневно, а загуливающих. Загулы его нельзя назвать запоями, когда было надо, он жёстко себя контролировал.
БВ пытался приохотить меня к охоте, ездили за Волгу на реку Большой Караман, но охотником я так и не стал.
Он был очень близок главному редактору Н.Е. Шундику и страстно желал сделаться его заместителем, которым был тогда Михаил Поликарпович Котов, который, заикаясь, бывало рассказывал, что заикой сделался в детстве, в гражданскую, когда его с дедом вывели на расстрел «белобандиты». При угрюмом лице обладал весьма мягким характером. Как-то заглянул в редакцию в дым пьяный поэт Исай Тобольский, зашёл к Котову. Когда я открыл дверь кабинета, увидел, что Тобольский, как был, в пальто и шляпе набекрень, сидит на коленях маленького щуплого Котова, и рыдает со словами: «Миша, как мне плохо!»
По поводу любви Тобольского к рыданиям, БВ как-то сказал: «А ты заметил, что у Исая ни слезники? только сопли по усам».
Когда Котов умер, Шундик предложил освободившуюся должность Дедюхину, который быстро нашёл себе замену, уговорив обменять квартиру на Саратов Ивана Киреенко из Куйбышева. Но должность замглавного была номенклатурной как по союзписательской, так и по партийной линии. Первая помехой не была: Правление СП РСФСР ставленника Шундика бы утвердило бы без помех, но требовалось утверждение бюро Саратовского обкома партии. Здесь возникали осложнения.
Дедюхин давно и с переменным успехом воевал с руководителем Саратовского отделения СП Палькиным, который, по словам БВ, тоже желал быть заместителем главного редактора, к чему в обкоме относились благожелательно. Да и вообще саратовские совписцы недолюбливали БВ прежде всего за его бедовость. Он часто и вызывающе ссорился, особенно в пьяном виде, играл в карты на деньги по крупной, играл на бегах, был перворазрядником по шахматам. Покупал пачками билеты «Спортлото», заполняя их по какой-то изобретённой системе.
Ни для кого не было секретом, что у него роман с редактором его отдела Ольгой Гладышевой. Но оба были несвободны. Гладышева носила фамилию мужа, весьма авторитетного в Саратове режиссёра документального кино, а Дедюхин женат. Его жена Наталья Высоцкая в то время писала внутренние и печатные рецензии для «Волги», перевела роман украинского писателя Павло Загребельного «С точки зрения вечности». Я видел её только мельком, знал, что у них не вполне нормальный ребёнок, что БВ и прежде был женат и, кажется, не раз. Помню только о браке с Фаворской, как он говорил, из семьи химика-академика. Думаю, что-то присочинял, утверждая, что она принадлежала к клану Фаворских, куда якобы входил и великий график, но биографии не сообщают, что между художником и химиком было родство. К тому же у академика (1860 г.р.) вряд ли могла быть дочь, подходящая по возрасту БВ (1931 г.р.).
Когда БВ понадобился развод, Высоцкая стала жаловаться, на что реакцией стала разборка Дедюхина по партийной линии, затеянная секретарем партбюро СП Владимиром Казаковым.
Организаторам разборки удалось привлечь в комиссию по «делу Дедюхина» его же ставленника Ивана Киреенко. На чём поссорились Иван Васильевич с Борисом Васильевичем, не помню, но БВ всегда был не прочь был задрать, поддеть человека, а белорусский крестьянин Киреенко отличался обидчивостью несостоявшегося писателя.
Я тогда ещё не был членом, будь она неладна, КПСС, и в партсобрании по плану уничтожения Дедюхина не участвовал. По рассказам участников знаю, что одним из главных пунктов обвинения было аморальное отношение БВ к семье. Киреенко, побывавши у подсудимого дома, нарисовал ужасающую картину: запущенная квартира с больным ребенком и безработной женой.
Не знаю, какое вынесли БВ партийное взыскание. Вскоре он, находившийся весь нервный период в загуле, пришел к концу дня в редакцию, зазвал меня и Евграфова (о котором будет дальше) в пустующую комнату, достал бутылку коньяка и стал чокаться рюмкой о толстое сверкающее обручальное кольцо – он получил развод и они с Гладышевой расписались. Рассказывал, как Шундик привёл его к секретарю обкома по пропаганде В.М. Черныху, и тот благожелательно велел упорядочить семейное положение.
Как-то после скандала с публикацией статьи М. Лобанова я с БВ и поссорился. Причина? Помню лишь, как стоял с Палькиным в его кабинете у гигантского окна, а к редакции шёл Дедюхин, и Палькин доверительно поведал мне в деталях, как БВ недавно меня предал. И я, никогда не забывая совет отца «Не доверяй китайской улыбке Палькина», в сказанное всё же поверил. Наверно потому, что знал склонность Дедюхина к интриганству и его повышенное чувство самосохранения в минуты опасности. А тогда события заворачивались так, что кого-то должны были снять с должности – редактора или его заместителя. Спустя время обкомовский работник мне рассказывал, что когда БВ посоветовали добровольно уйти, он якобы поставил условие, чтобы Палькин тоже ушёл. История сомнительная, но как бы то ни было, их обоих сняли с должности. Мне же в этой ситуации ничто не угрожало, и были досадно неприятны интриги вокруг меня. Потом решил, что Дедюхин, недаром что классный шахматист, просчитал и вариант с моим редакторством, чего Палькин конечно не желал, а я никак и вообразить бы не смог.
И всё-таки Палькин был столь убедителен, что тогда я враз решил порвать с БВ. На его недоумения ответил, что он сам должен знать причину моего поступка.
И ещё долгое время я не кланялся с БВ и Гладышевой, которая уже не работала в журнале, но стала членом СП. Спустя не помню какой срок я встретился-таки с БВ за выпивкой и рассказал, как Палькин меня околдовал на его счёт… клеветой ли, и сейчас не знаю: по безнравственности они были два сапога пара.
Шли 90-е годы, Дедюхины, оставив огромную квартиру сыну Гладышевой, перебрались в Хвалынск, где купили дом, и стали писать для какого-то московского издательства книги о русских князьях-государях.
Я воспроизвёл сохранившиеся автографы БВ, но у меня было по крайней мере ещё три его книги, которые я в сердцах выбросил. Это исторический роман «В братстве без обиды», публикацию которого я, будучи завпрозой, провёл в «Волге», преодолев сопротивление Палькина. Ещё роман «Сейнер» о дальневосточных рыбаках (БВ в своей бурной жизни успел послужить на Сахалине редактором районной газеты) и особо памятную мне повесть «Крэк».
Там рассказывается о молодых наездниках. Дедюхин не только играл на бегах, но и дружил с жокеями, тренерами, ходил в конюшни. На том собрании его обвиняли и в злоупотреблении служебным положением, звучала информация, которую я могу подтвердить: выписывал себе командировки в Мекку лошадников Кисловодск.
Так вот на «Крэке» БВ написал, помню дословно:
Сергей, переступай!
Через что, ты спросишь?
Через четверть века. А ты что подумал?
Поясню надпись. За бутылкой я не раз жаловался БВ, как мне надоело домашнее устройство, двойная опека – жены и родителей, ранние отцовские обязанности, словом отсутствие свободы. Он не раз советовал отринуть сомнения и уйти, переступить, по Достоевскому. А в надписи вполне изящно повторил совет и замаскировал смысл, заменив мою проблему моим двадцатипятилетием.
Слово он чувствовал по-настоящему, и это нас роднило. Когда «Крэк» печатался в «Волге» и редактировал его Киреенко, возмущённый Дедюхин призвал меня в судьи. Во фразе «Кобыла мешкотно прошла поворот» Иван исправил мешкотнона мешковато. «Представляешь! – кричал БВ, – он не слышит разницы!»
Дементьев Вадим
Дементьев Вадим. Сергею Боровикову с радостью дарю сей первый труд. Вад. Дементьев. 7.02.82
На титуле брошюры «Держатели огня» (многонациональная современная советская поэзия). М., Знание, 1982.
Дорогим и сердечным друзьям Сергею и Галине Боровиковым на долгую память. Вад. Дементьев. 7.2.83
На титуле книги «Пламя поэзии». М., Молодая гвардия, 1982.
Дорогим моим верным и прекрасным друзьям – Сергею и Гале Боровиковым, без которых жить трудно и скучно. Сердечно Вад. Дементьев. 1.2. 85
На титуле книги «Расул Гамзатов». М., Сов. Россия, 1984.
Гале и Сергею Боровиковым с надеждой и на лучшее будущее русской литературы.
На титуле книги «Звездный путь. Поэзия Горного Алтая и других сибирских народов: прошлое и настоящее. Горно-Алтайское отделение Алтайского книжного издательства, 1985.
Дорогим братцам Боровиковым – от составителей Вадима и Тани Дементьевых. 5.7.86
На титуле книги «Песня о Земле и Хлебе. Стихи русских и советских поэтов». М., Молодая гвардия, 1986.
Дорогому другу Сергею Боровикову с вечной жалобой на его отсутствие в столице. Сердечно Вад. Дементьев. 7.9.87 Москва
На титуле книги «Нас водила молодость…» Книга литературно-критических статей. М., Молодая гвардия, 1987.
Некоторые москвичи, особенно Семанов, переносили нелюбовь к отцу Вадима Валерию Васильевичу, считая, что сын унаследовал приспособленческие способности. Время показало, что они не так уж и заблуждались.
У Вадима тогда присутствовал довольно редкий комплекс москвича из литературной среды, тяготящегося своей столичностью и занятого поисками самоидентификации вне Москвы. Для Вадима это была отцовская родина – Вологодчина, и попутно профессиональное тяготение к культуре народов северного Кавказа.
Дружба укрепилась, когда подружились наши жёны. Они были прямо-таки очарованы друг другом. Во всяком случае, Таня Дементьева была для Гали Боровиковой неиссякаемым примером правильности жизни.
Мы были на их свадьбе в ресторане «Националь», где самым ярким был начавшийся запой отца жениха и танцующие под рок-музыку секретари Правления СП РСФСР Викулов и Шундик. Из ресторана провожали новобрачных на Рижский вокзал в свадебное путешествие.
Рижский вокзал причудливо связан ещё с одним общим для нас с Вадимом воспоминанием.
Зимой 1981 года я уезжал из Москвы в Ригу, чтобы руководить по приглашению Дементьева-отца семинаром молодых критиков в Дубултах[2]. Мы запьянствовали с Вадимом, и он поехал провожать меня на поезд с маленьким сыном, едва начавшим ходить. На вокзал прихватили добавки. И, уединившись среди каких-то боковых путей, продолжили. Помню заснеженные рельсы с молчаливыми вагонами, и вдруг женский голос: «Чей ребёнок на путях?» Это был маленький Митя Дементьев, позабытый нетрезвыми отцом и дядей Серёжей.
Дементьев Валерий
Сереже Боровикову – талантливому семинаристу – с добрым чувством Валерий Дементьев. 14.6.77
На титуле книги «Александр Твардовский». Сов. Россия, 1976.
Талантливому «крестнику» моему Сергею Боровикову сердечно Валерий Дементьев, Дубулты, 1981, 4 декабря.
На титуле книги «Грани стиха. О патриотической лирике советских поэтов. Книга для учителей», М., Просвещение, 1979.
Мои воспоминания о Валерии Васильевиче Дементьеве см., как и о В. Васильеве, в очерке «Как я не стал москвичом».
В. Дмитриев
Редакции журнала Вашего с верой в его будущее.
18.07.92. г. Владимир
На обороте непонятной страницы со стихом:
Я знаю страсть: в смятенье жить.
Щемящие лелея звуки…
Но снова этой чистой муки
Нет сил мне, Господи, прости!..
В. Дмитриев.
И фото невразумительного молодого человека, о котором я даже не слышал.
Дудочкин Пётр
С самыми добрыми чувствами коллеге С. Боровикову с тверским приветом. Пётр Дудочкин, 19.1.79
На титуле книги «Журчеек». М., изд. «Правда», 1978 (библиотека «Огонек»).
С автором знаком не был, кажется, он писал басни, а широко отметился газетными выступлениями в кампанию борьбы с пьянством, говорили даже, что лозунг «Трезвость норма жизни» придуман им.
Е
Евграфов Валентин
Сергею Григорьевичу очень уважаемому человеку, в качестве «обмена».
На шмуцтитуле книги Николая Румянцева о Герое Советского Союза Сергее Тархове. Гриф «Библиотека допризывника».
Валентин Евграфов – художник книги. Мы с ним много лет работали в «Волге», где он был и художником, и заведующим редакцией, т.е. завхозом, который был и выпускающим.
О его биографии читаем в книге о его однокласснике генерале Борисе Громове: «Валентин Григорьевич – это тот самый художник, который написал картину “Суворовец на салазках”, где изображен Боря Громов во дворе своего старого дома.
Валентин Григорьевич Евграфов – кадет Саратовского суворовского училища первого выпуска (1949). После этого он закончил Львовское пехотное училище и в 1960 году, уже в звании капитана, был демобилизован в связи с сокращением Вооруженных Сил СССР.
Пришлось круто менять жизнь. Валентин Григорьевич сумел подняться на ноги. Стал развивать свое дарование живописца, получил квалификацию, был принят в члены Союза художников.
Его, учитывая необыкновенную сердечную доброту и кротость, как совершенно неконфликтного человека, что в творческой среде встречается крайне редко, избрали секретарем партийной организации саратовского Союза художников».
Да, предельно мягкий человек, ничего армейского. А у художников так долго был партийным секретарём, что при мне грозился во Фрунзенском райкоме: нарочно попаду в вытрезвитель, чтобы переизбрали.
Живописец Валентин Григорьевич был, прямо скажем, неважнецкий, но я разделял его увлечение экслибрисом, вообще нас роднила любовь к графике, а настольной книгой была «Русская графика начала ХХ века» А.А. Сидорова, учёного и, как теперь оказалось, масона и многолетнего сотрудника НКВД-ОГПУ.
В связи с Евграфовым уместно будет вспомнить тогдашнюю охоту на ведьм, что велась в каждом, думаю, советском коллективе.
Под охотой на ведьм я разумею вечный в те времена вопрос: кто стучит? Им задавались и сотрудники «Волги», не слишком громко обсуждая кандидатуры. При этом как бы предполагалось, что участники обсуждения сами стукачами быть никак не могут, что не исключало другого обсуждения другой группой, где кандидатами в стукачи рассматривались судии первой группы. Под группами прошу понимать не сложившиеся и враждующие объединения сотрудников: для этого коллектив был слишком мал. Просто два, три, максимум четыре, человека сойдясь, чтобы покурить и попить чаю, часто задавали сакраментальный для советских интеллигентов вопрос. Никому в голову не пришло бы сознаться в нехорошем деле, лишь однажды, уже после кончины Софьи Власьевны, в разговоре на скользкую тему С. поведал мне и П. о том, как его почти завербовали, во всяком случае были свидания с сотрудником ГБ в гостиничном номере. На эти признания работник того же отдела П., сверстник С., спросил того, не боится ли он разоблачения. С. сказал, что ничего стыдного в его встречах с сотрудником органов не было.
Раз уж задел тему, сошлюсь и на свой опыт. Вскоре после того, как меня взяли на работу в «Волгу» корректором, зашедший в редакцию уже знакомый мне журнальный «куратор» С. предложил выйти прогуляться. Невдалеке стояли его «Жигули», куда он предложил сесть, но с места не тронулся. Я, понятно, напряжённо ожидал начала вербовки, но С. задал неожиданный вопрос: кто на мой взгляд выше как поэт – Симонов или Твардовский. Я сказал, что конечно Твардовский. И в каких-то витиевато-благостных, видимо давно отработанных словах, С. сообщил, что они нуждаются в добросовестной информации о работе редакции. Я с возможным для ситуации и моей натуры возмущением сказал, что доносить на сослуживцев отказываюсь. Усмехнувшись, С. пояснил, что я не так его понял, что никто не ждёт от меня доносов на коллег, просто им не хватает чисто литературных консультаций. На мой вопрос, каких именно, С. сказал, что при надобности он позвонит. И вскоре позвонил. И тогда не понял и сейчас не понимаю, данного мне поручения: выяснить, какие в редакции находятся произведения чувашского писателя Хведера Уяра. Я сказал, что узнаю, и на следующий звонок соврал, что ничего не обнаружил. Сейчас заглянул в Сеть: Уяр был заслуженный писатель, фронтовик, автор многих книг, и намёка на возможную крамолу близко нет. Зачем про него спросили? Но больше заданий не давали. А встреч с С. и сменившим его товарищам было немало, даже с выпивкой, если наши чекисты заставали в редакции застолье.
Не скажу, что в общении с людьми из страшного ведомства я испытывал какие-то особые чувства. Люди как люди. Но смысл их действий бывал непонятен. Однажды уже Б., который был начальником, ведал всеми работниками культуры, принёс мне, уже главному редактору, на отзыв (первый и последний раз) какое-то западное издание прозы Высоцкого – «Роман о девочках». Меня это удивило, ведь Высоцкий никак не был под запретом, уже выходили его диски-гиганты… может, им просто понадобился мой автограф? Но как дисциплинированный коммунист и руководитель идеологической организации написал, что крамолы в текстах нет, а проза Высоцкого несопоставимо ниже его поэзии.
Другой случай говорит об их большом ко мне доверии. После моего участия в работе 19-й партконференции, стало быть, в 89-м году, Б. пригласил меня выступить перед сотрудниками с рассказом о конференции. Вообще в те дни я изведал самочувствие свадебного генерала: не проходило и дня, чтобы меня куда-нибудь не пригласили вступать. Встречался даже с офицерами гарнизона. И вот КГБ. Было довольно много народа. Первым делом я пошутил, что моим слушателям о конференции всё равно известно больше чем мне, на что они довольно заулыбались. И в этой аудитории и в других первым делом спрашивали, как я отношусь к выступлению Ельцина и словам Лигачёва «Борис, ты не прав». Я отвечал, что мне оба не по душе.
Что еще о страшном ведомстве? Кажется, уже вспоминал, как соседка по подъезду вытащила у меня из ящика и принесла туда адресованную мне ксерокопию письма с призывом свергнуть агента ЦРУ и мирового сионизма секретаря ЦК КПСС Александра Яковлева. Принес мне письмо тот же Б., предложив от таких призывов письменно отмежеваться. С его устной помощью я написал, никуда не адресуя, что получил не из почтового ящика (это Б. попытался безуспешно отклонить) уже вскрытое адресованное мне письмо, с которым я не согласен.
Ещё? Ну что ж, продолжу любимую тему тех знакомых саратовцев, которые отважно ругали советский режим, но струхнув после общения с коллегами Б., бывало и закладывали товарищей, как то случилось с Володей К. после разгона их группы саратовских инакомыслящих, когда музыканту Катцу запретили на какое-то время выступать, а доцента-медика Штерна разжаловали из доцентов. Правда, саратовскому КГБ стало неуютно, когда вдруг после всего лишь обыска женщина-врач, кажется, рентгенолог, не помню фамилии, повесилась. Начиналась же та кампания по борьбе с саратовскими диссидентами несерьёзно. Чего стоил фельетон «У позорного столба» в газете «Коммунист», принадлежащий перу заместителя редактора горького пьянчуги В. Пролёткина, который своей суперидейностью поражал даже партийных работников. Помню, как возмущалась секретарь Фрунзенского райкома А.П. Шляхтина очередной публикацией Пролёткина, где тот пригвоздил к очередному позорному столбу кафе, названное, по его мнению, религиозно – «Масленица».
Ладно, возвращаюсь к Евграфову, которого Дедюхин называл мне редакционным стукачом. Но, как говорится в детской присказке, «кто так обзывается, сам так называется». Он столько раз горел (рассказывал, как в ульяновском институте его исключили из комсомола за выпуск газеты «Сперматазодид»), и поднимался, что по советским признакам это считалось одним из признаков приватной службы в органах.
Евсеенко Иван
На добрую память Серёже Боровикову. Подпись – 2-111-84 г.
На титуле книги «Дети войны. Рассказы. Очерки». Центрально-Чернозёмное книжное издательство, 1983.
На добрую память Серёже Боровикову. 2-111-84 г.
На книге «За тридевять земель. Повести», М., Современник, 1983.
Сергею Боровикову с глубоким уважением и благодарностью.
Подпись – 3.06.86
На титуле книги «За семью холмами», Воронеж, Центрально-Чернозёмное книжное издательство, 1986.
С удивлением обнаружил на обороте титула: «Рецензент Сергей Боровиков». В те годы я немало писал «внутряшек» для Приволжского изд-ва и «Современника», но Воронежа, убей Бог, не припоминаю. Жаль, что я там не бывал.
Интересно, что первые две книги, подаренные при знакомстве в Москве адресованы Серёже, а третья Сергею Григорьевичу.
Евсеенко был настоящим писателем, но не обладал выраженным стилем. Его повести близки прозе Бориса Екимова, но слабее.
Егоренкова Галина
Сергею Боровикову с пожеланием надежды, славы и добра (и министерства…) 22.V. 85.
На титуле книги «Духовная жажда. Современный герой в прозе писателей-горьковчан 70-х начала 80-х годов». Горький, Волго-Вятское кн. изд-во, 1983.
Сергею Боровикову – с признательностью, уважением и пожеланием успехов в творчестве и жизни – подпись, 18.1.88
На титуле книги «Земная основа. Литературно-критические статьи». Горький. Волго-Вятское издательство, 1987.
Я лишь однажды встречался с рано ушедшей из жизни Галей в Горьком. Она производила симпатичное впечатление открытостью и бесшабашным стилем поведения (см. «Мой театр»: Волга, 2018, №1-2).
Ерёмин Александр
Сергею Григорьевичу Боровикову от автора, который долго притворялся учёным и критиком и которому Вы доверчиво присылали на отзыв разные литературоведческие трактаты. Предвижу Ваше разочарование, но – что делать!
С уважением и наилучшими пожеланиями – подпись, 20.IV.1979
На авантитуле неизвестной книги.
Александр Алексеевич Ерёмин – горьковский профессор-литературовед – писал и прозу. Приятный, ироничный, из недолгого общения с ним запомнился со вкусом процитированный Мей:
Графы и графини,
Счастья вам во всём!
Ну, а мне в графине,
И притом в большом.
Есенков Валерий
Сергею Боровикову с глубокой признательностью.
23 апреля 85, подпись
На титуле книги «Отпуск. Роман». Москва, Современник, 1985.
Одну, не помню какую, вещь этого литератора мы опубликовали, но потом… потом была какая-то фабрика по производству однотипных «художественных биографий».
Ж
Жуков Анатолий
Сергею Григорьевичу от автора с добрыми пожеланиями. Б.д.
Надпись на форзаце утраченной книги.
Прекрасным русским людям Серёже и Гале Боровиковым – с сердечным приветом А. Жуков.
Спасибо, Серёжа, за твою книгу, за память. Я тоже люблю А.Н. Толстого с давних лет.
Приезжайте в гости.
На авантитуле неизвестной книги, на второй стороне фото автора.
Что за Галя? Это моя первая жена, с которой в писательской группе ездили в 1983 году в Швецию-Данию. Кто был в группе? Критик Владимир Огнев с женой, переводчик Михаил Кудимов с женой, критик Юрий Селезнёв с женой, поэтесса Алла Ахундова, а поэт Джим Паттерсон (негритёнок из к-ф «Цирк), прозаики Анатолий Жуков, Борис Ряховский, Владимир Амлинский (руководитель группы) – без жён.
Дорогому Сергею Боровикову – дружески, с надеждой на встречи в Москве. 14.VI – 89 г.
На авантитуле книги «Дом для внука». М.: Известия, 1987.
Я мало знаю прозу Анатолия Жукова, за исключением смешной и злой повести «Безразмерное чудо», которую я, заведуя отделом прозы, хотел напечатать в «Волге», но испугался Палькин.
Сюжет «Безразмерного чуда» строится на том, что рыболов Парфёнька тащит из реки щуку, которой нет конца. И вот, погрузив её головой в водовозку, везут рыбу далеко за пределы села, а она всё не кончается. Подключается районное начальство, создается чрезвычайный штаб. Целое хозяйство поставляет утят на прокорм чудовищу. Приезжает областное телевидение, но оно уже не устраивает местную власть, дозваниваются до ведущих популярных программ ЦТ Сергея Капицы и Юрия Сенкевича. Усилиями СМИ создается образ чудо-богатыря колхозника Парфёньки, московский художник является писать его портрет. На многих машинах везут чудо, милиция зорко охраняет кортеж. Наконец как-то ночью сорокакилометровая рыба исчезает.
Я нашёл сейчас в Сети текст не раз потом опубликованной повести, но там отсутствует памятный мне диалог начальства о том, что делать, когда рыбу дотянут до государственной границы? Поделимся чудом с друзьями из соцлагеря? Неплохо, а вдруг она до территории стран НАТО не закончится?!
Жуков Владимир
Серёже, который мне дорог.
Подпись – 76 г.
На титуле книги «Избранная лирика. Поэмы». Москва, Художественная литература, 1975.
Талантливому и молодому критику и литературоведу Сергею Григорьевичу Боровикову – с ветеранским салютом. Автор.
23 августа 88 г., Иваново
На титуле книги «Стихотворения. Поэмы». Серия «Библиотека советской поэзии», Москва, Художественная литература, 1988.
Владимир Семёнович Жуков был, наверное, самым авторитетным поэтом-фронтовиком из живущих в провинции. Авторитет его слагался и из стихов, где главным был взгляд на войну как «на опасную и трудную работу», а когда поэт вступал в литературу, такая позиция не приветствовалась, «ремаркизм» осуждался. В не меньшей мере причиной была широкая общительность Владимира Семёновича, соединённая с большим обаянием, думаю, его очень любили женщины. А его многолетнее успешное пребывание во главе ивановских писателей сделало его равно уважаемым и Москвой, и провинциальными коллегами.
Жуков Дмитрий
Сергею Боровикову с искренней симпатией. 11.12.80.
На титуле книги «Биография биографии. Размышления о жанре». М., Советская Россия, 1980.
С Дмитрием Анатольевичем Жуковым я встречался в Москве, Коктебеле, Саратове. Будучи последний раз уже в 90-е в Саратове, он позвонил. Меня не было, он попросил жену передать, чтобы я заглянул к нему в т.н. «Особняк», бывшую правительственную гостиницу на углу Волжской и Коммунарной (дом мукомола Шмидта на углу Армянской и Соборной). Я удивился: каким образом этот московский пенсионер, не занимающий никаких постов, остановился в столь престижном помещении? Не знал, что мой знакомый – отец вице-премьера Александра Жукова.
Дмитрий Анатольевич был высок, с военной выправкой, аристократическим манерами. Был известен как автор беллетризованных биографий. Самая интересная из его книг – вымышленное жизнеописание Козьмы Пруткова. До этого занимался переводами американских фантастовАйзека Азимова
, Клиффорда Саймака, Роберта Шекли, Гарри Гаррисона. На моей памяти подолгу находился в Югославии, много переводил сербским писателей.Дописательская биография его загадочна. Вот, из Сети:
«В декабре 1944 года он стал добровольцем, вступившим в ряды Красной Армии. После войны, уже в 1947-м, он окончил Военное училище связи в Киеве. Но на этом Дмитрий Анатольевич не остановился: в 1949 году он поступил в Военный институт иностранных языков. В 1954 году, после получения диплома, его взяли на службу в Генштаб СССР. После зачисления в штаб его отправили на службу за границу. На родину он смог вернуться спустя пять лет службы.
Признав, что он достойный и полезный гражданин государства, Дмитрию Жукову предложили вступить в ряды Коммунистической партии Советского Союза. Он отказался от такого предложения, и Жукову запретили выезжать в командировки за границу СССР».
Очень странно: «Признав, что он полезный и достойный гражданин…» Формулировка исходит из того, что имярек не всегда был достойным и полезным… Коллеги поговаривали, что был Жуков нелегалом, засыпался, исключён из партии и, будучи профессиональным полиглотом, подался в переводчики.
В 70-80-е его книги постоянно долбала партийная печать, что не мешало их регулярному выходу. Помню, как в ЦДЛ он своим сюсюкающим говорком поведал нам с Сашкой Карелиным, как его преследует газета «Правда», но единомышленники поддерживают. И принялся вынимать из карманов один издательский договор, другой, третий, на что я сказал: «Вы, Дмитрий Анатольевич, прямо как Акопян» и Сашка довольно заржал.
Словом, незаурядный был господин, к тому же дворянских кровей.
З
Золотов Василий
Сергею Григорьевичу Боровикову от всего сердца. Подпись – 22 сент. 78 г.
На авантитуле неизвестной книги.
Справился в Сети – жил в Рязани такой писатель с красивой биографией – до войны сидел за похвальные высказывания о Бунине в связи с присуждением ему Нобелевки, фронтовик.
Но я не встречался с ним и никогда не был в Рязани.
Зубавин Владимир
Дорогому-золотому Серёже Боровикову от меня и всего нашего семейства. В память о Володе. Подпись – б.д.
На титуле книги «Последняя операция. Повесть и рассказы». М., Современник, 1986.
С автором я встречался лишь однажды, книгу надписала его жена, с которой я был хорошо знаком. Марьяна Зубавина много лет работала консультантом аппарата Правления СП РСФСР. Володя Зубавин был сыном писателя Бориса Зубавина, работал, если не путаю, в каком-то чуть ли не космическом НИИ.
И
Ивлиев Николай
Дорогому Сергею Григорьевичу Боровикову! С искренней признательностью и самыми добрыми пожеланиями.
Не всё есть свет, где бродит тьма…
Ваш – подпись, 11.05.93 г.
Когда этот гражданин пролезал в кабинет и не сводил с меня умиленного взора, то вызывал у меня неодолимую неприязнь, и, как оказалось, не зря. Едва начались разборки саратовских совписцев с «Волгой», он тиснул, кажется в «Земском обозрении», свой отклик на мою вредительскую, для таких, как он, деятельность. Были уже аналогичные публикации Лёни Иванченко и Васьки Кондрашова, но у этого вышло как-то особенно пакостно.
К
Калашников Сергей
Тёзке и собрату (хоть и с острым критическим уклоном).
Желаю успехов, новых книг, новых премий! Подпись б.д.
На титуле книги «Память. Рассказы». Нижне-Волжское книжное издательство, Волгоград, 1980.
Тёзке Боровикову – с теплотой сердечной, в надежде на встречи столь же добрые, как прежде. Успехов с пером и бумагой!
(А что-то из здешнего впервые божий свет увидело с твоей помощью Спасибо!)
Подпись – б.д.
На титуле книги «Время свадеб. Повесть, рассказы». Нижне-Волжское книжное издательство, Волгоград, 1983.
Дорогому тёзке Сергею Григорьевичу Боровикову с надеждой, быть может и наивной – её не раз обменяться книжками с дружескими автографами. Подпись – б.д.
На титуле книги «Ночь рождения. Повести. Роман», Волгоград, Нижне-Волжское кн. Изд-во, 1985.
Калашникова я знал неплохо, не раз встречался с ним в Астрахани, был в гостях дома и на даче. Когда печатали его хороший военный рассказ «Земеля» уже в подобревшие времена, встретили сопротивление агонизирующей цензуры. Некоторая неловкость была в том, что однажды я не избежал искушения побывать у него на работе. А был Сергей Борисович директором облкниготорга. Особого книжного зуда у меня не было, захапитостью я не страдал, а часто бывая в Москве, имел доступ к Книжной лавке писателей, и всё же несколько книг в Астрахани купил, кажется, второй (зелёный) двухтомник Цветаевой и ещё что-то.
Казаков Борис
Боровикову Сергею продолжателю трудной дороги Боровикова Григория. С лучшими пожеланиями, подпись – 23/ХI– 82.
На титуле книги «Блистательный путешественник. (Бор)». М., Металлургия, 1982.
Борис Игнатьевич Казаков – кандидат химических наук, доцент Саратовского педагогического института, писал популяризаторские книги на темы точных наук. Подаренная мне книга рассказывала об химическом элементе Бор.
Был он немолод, давно ходил в редакцию. Никто не хотел им заниматься, его темам сложно найти место в литературном журнале. Ни разу не видел его трезвым. То есть он не был пьян, просто испускал густой водочный аромат.
Казаков Владимир
Сергею Боровикову – первому, благословившему эту повесть в журнале «Волга», на добрую память, подпись – 8.08. 88
На титуле книги «Небо помнит. Повесть-хроника». М., Молодая гвардия, 1988.
Саратовский писатель восстановил доброе имя и великие заслуги Павла Гроховского, советского конструктора, изобретателя и организатора производства парашютной, авиационной и воздушно-десантной техники. Павла Игнатьевича постигла судьба многих талантливых людей – блестящие идеи, упорство и находчивость по внедрению их в РККА, и рядом зависть, интриги, клевета. Итог: расстрел в 1943-м (а то всё сводим к 37-му) и долгие годы забвения. Казаков, сам в прошлом лётчик, прозаик был конечно невеликий, зато очень въедливый собиратель фактического материала по избранной, всегда авиационной, теме.
С Владимиром Борисовичем у меня связано немало воспоминаний. Вот неприятное: в кабинете у Дедюхина, врага Казакова, каким-то образом оказались одновременно они оба, Шундик и я, порываясь уйти, да Дедюхин всё останавливал. Уйти же я собирался, крайне не любя ссор и драк, а тут ссора уже подходила к стадии драки. Предмет конфликта не помню, но зачинщиком несомненно был БВ, которого Шундик не очень агрессивно поддерживал. Я вообще не проронил ни слова, тем неприятнее было то, что Казаков, обведя всех глазами, повторял: «Какие вы все страшные люди!» Дедюхин уже произнёс что-то вроде «Да что на него смотреть!». Все естественно были под градусом. Почему оказались вместе, и примерно не могу вспомнить. Неловкость для меня была и в том, что скандалисты были много меня старше: Шундику около шестидесяти, Казакову и Дедюхину за сорок. О причинах ненависти Дедюхина к Казакову догадываюсь, но умолчу.
Интересно, что Казаков, ставший впоследствии вместо Палькина ответсекретарем писательской организации, был неким оппозиционером в глазах партийной власти, не будучи даже в малейшей степени привержен либеральным либо каким-то другим вредным идеям. Он был можно сказать, внутрипартийным инакомыслящим: со свойственной ему упёртостью Владимир Борисович ставил идею подлинной, а не мнимой выборности, напоминая, что она никак не противоречит Уставу КПСС. Настаивал на том, чтобы в списки для тайного голосования включалось не то число кандидатов, сколько членов в комитете, а больше. И когда был партийным секретарём СП, проводил свою идею в жизнь, что приводило в ярость райком и обком. Непосредственно стоявшая над нами зав. отделом культуры обкома Зоя Ларионова Казакова спокойно видеть не могла.
Когда я развёлся с женой, что для коммуниста и руководителя было чревато, и те из саратовских совписцев, что меня особенно не любили, начали, как мне рассказывали, выражаясь современно, инициировать импичмент, Казаков и его друг Гришин твёрдо встали на мою защиту.
Карась Ромуальд
Siergieiaz Borovikov
Zprieiazniu
Bialavieza, 5 x 87 r.
Надпись на форзаце книги:
Romuald Karas Domnad Marycha
Эту книгу в единственное пребывание моё в Польше (см. выше о В. Воронове) подарил киносценарист с булгаковской фамилией.
Кизилов Михаил
Сергею Боровикову – соратнику и другу по работе и жизни, прекрасному человеку, с благодарностью за помощь и поддержку и искренним желанием идти по жизни. Подпись (явно нетрезвой рукой) – 29.09.83
А поддержка и помощь и симпатичному парню Мише Кизилову выразилась в том, что когда ему позарез понадобилась какая-нибудь публикация, я быстро написал за его подписью рецензию не помню на какую книгу, и он напечатал её в журнале «Молодая гвардия». Много лет он был, а заглянувши сейчас в Сеть, узнал, что и поныне является, главным редактором журнала «Смена». Хоть и служил тогда Миша в ЦК ВЛКСМ, в общении приятный был парень, необременительный. Почему-то запомнилось, как столкнулись в кулуарах какого-то съезда СП, и он предложил мне делегатский кейс, но я уже свой получил и от второго отказался. Как сейчас вижу удаляющегося Мишу с тремя кейсами в руках.
Книгин Игорь
Сергею Григорьевичу Боровикову с уважением и самыми добрыми пожеланиями от признательного автора. Подпись – 26 марта 1992 г.
На титуле ужасно отпечатанной на ужасной бумаге книги «Леонид Егорович Оболенский – литературный критик», Издательство Саратовского университета, 1992.
Игорь Анатольевич – доцент на филфаке, очень приятный человек, который не только пишет, но зачем-то и печатает стихи. Аня Сафронова говорила, что у студентов он имел прозвище Обложкин.
Кемоклидзе Герберт
Сергею Боровикову от бывшего от южанина, но давно волжанина, дружески. Подпись – 3.10.85, Ялта
На титуле книги «Детское время. Рассказы». Москва, Современник, 1985.
Почему-то не могу вспомнить никакого общения с автором тогда, в Ялтинском доме творчества. Помню, что когда-то он часто печатался на юмористической 16-й полосе ЛГ, что жил в Ярославле.
Колумб Валентин
Дорогому Сергею на память о приземлении на земле Акпарса – братьев-марийцев. Подпись 3.04.72. Йошкар-Ола.
На титуле книги «Стихи». Авторизованный перевод с марийского В. Кострова, издательство, время и место издания не указано.
Это была первая моя командировка в «Волге». Моя потому что в Йошкар-Олу старшие товарищи не рвались. В зону «Волги» входили четыре автономные республики – Татария, Мордовия, Мари и Калмыкия. Самые тесные связи были с Саранском, м.б. потому, что в Саратовской области, как и в Пензенской, жило много мордвы. Связь с Казанью осложнялась амбициозностью не только татарских, но русских писателей, живущих в Казани, которых там было намного больше, чем в Саратове. В Калмыкию любил ездить только Дедюхин, переводивший прозу Алексея Балакаева. С Мари контактов почти не был. Вот меня и направили в Йошкар-Олу налаживать дружеские связи.
Там я познакомился с некоторыми марийскими писателями, в том числе с народным поэтом Марийской АССР Семёном Вишневским. Когда мы вошли в ресторан гостиницы, Семён остановился у столика, за которым в одиночестве пил пиво угрюмый гражданин, и сказал: «Познакомься, наш главный враг». Это был глава марийской цензуры. В Саратове такая шутка не прокатила бы.
А сблизился я с симпатичнейшим, старше меня, но ещё молодым, поэтом Валентином Христофоровичем Колумбом. Его фамилия в Википедии объясняется так: «Свою необычную фамилию отец поэта (урождённый Декин) получил от сельского учителя, поклонника истории географических открытий». Но мне Валентин рассказывал, что нарёк отца именем великого мореплавателя при крещении пьяный поп, за что-то сердитый на деда.
Мы с милым Валентином переписывались, но больше виделись. А вскоре его не стало. На сайте http://www.marimedia.ru/читаем:
«В марте 1974 года в секретариате правления Союза писателей РСФСР состоялось обсуждение творчества Валентина Колумба. Его поэзия последних лет получила высокую оценку, и было принято решение рекомендовать издать сборник его избранных произведений в Москве на русском языке. Это вызвало ревностное неодобрение коллег в Йошкар-Оле.
Была устроена тенденциозная ревизия работы редакции журнала «Ончыко», отчет о работе коммуниста В.Х. Колумба был вынесен на обсуждение партийного собрания. Проявив душевную слабость, Колумб пришел на партийное собрание выпившим, что послужило дополнительным поводом для обвинений. Валентину Христофоровичу объявили строгий выговор с занесением в учетную карточку. После собрания он, вновь выпив, где-то пропадал и 8 декабря скончался». Так, это так, что по-русски, что по-марийски. Перелистывая печальные страницы советского прошлого, мы обычно видим палаческую роль двух монстров – КПСС и КГБ. Оно так, и всё же в т.н. творческой среде первыми душителями талантов были коллеги, когда зависть бездарностей лежала в основе политической травли.
А на память о Валентине Колумбе мне остался долго лет нежданный сборник Мандельштама в «Библиотеке поэта» (1973). Тогда, при встрече в Йошкар-Оле Валентин сказал мне, что может достать у себя любое редкое издание, и в ответ на мою просьбу прислал Мандельштама, с замечательной в письме оговоркой «Не беспокойся, о себе я тоже позаботился».
А с переводчиком книги Колумба московским поэтом Владимиром Костровым я общался в Пензе в 1985 году. У меня была фотография на сцене клуба какого-то пензенского института: Н. Шундик, В. Костров и я. Были Дни литературы, поездка в Тарханы, пленум Правления СП РСФСР, встречи, на одной из которых и сделано фото. Кто-то в Пензе сказал тогда про Кострова: «Володя сколько лет как пить бросил, а руки ходуном ходят». И правда, такого тремора я никогда не видел.
Красавин Юрий
Сергею Боровикову с самыми добрыми пожеланиями. Подпись – 28.11. 2007
На титуле книги «Признание в любви стихами и прозой», 2007 г., отпечатано в г. Конаково Тверской обл.
С автором не знаком, печатался ли этот писатель в «Волге», не помню, но в памяти смутно возникает конфликт из-за какого-то его сочинения.
Коновалов Григорий
Серёже Боровикову с дружеским чувством на добрую память.
Подпись – ноябрь 1986
На титуле книги «Былинка в поле». Москва, Молодая гвардия, 1983.
Сергею Григорьевичу Боровикову с отеческой любовью.
Подпись – ноябрь 1986
Раньше Григорий Иванович мне не книг не дарил. А тогда решался вопрос о публикации в «Волге» его очень длинного романа в 50 авторских листов под названием «Воля». Никакого, впрочем, вопроса и не было: автор – местный классик, обком и цензура помаленьку увядали в то расплывчатое время, а главный редактор был лично заинтересован в публикации «Воли». Почему? А потому что поглощён был в конце 1986 года разводом, разменом квартиры, терзаньями о месте будущего проживанья младшего сына, всем тем, что привело в конце следующего года к первому инфаркту.
Какая связь моей небольшой неволи с коноваловской большой «Волей»? Прямая. Мне было не до редакторских дел, состоявших из поисков, чтения, редактуры текстов, прежде всего прозаических, в каждый номер. А тут сразу полсотни листов. Даже если давать по пять листов в номер, что немало, печатание романа растянется на десять месяцев. Оно и растянулось. Я был неплохим редактором и вполне ответственным главным редактором, но тогда «Волю» полностью не прочитал. Подготовкой текста занялся зав. отделом прозы Владимир Серов, для которого большой радостью стало долгое общение к Коноваловым. А Григорий Иванович очень спешил, явно предчувствуя скорый конец. Так оно и произошло, печатать роман начали в январе, а в апреле он умер. Спешка – для меня – выражалась в том, что он требовал при заключении договора не 25% аванс, а полную оплату. А весь гонорар составил 20 тысяч рублей – сумма почти надреальная по тем временам, зарплата врача или инженера за 15 лет. Но я, уверенный, что прокатит, выписал-таки ему эти деньги, а Приволжское издательство, на котором лежало издание нашего журнала, спорить не посмело, хотя такого ещё не бывало. И вот ещё дарственная надпись на двухтомном издании «Воли», сделанная уже рукой Бетти Ефремовны: «Серёже Боровикову с благодарностью за последнюю помощь автору. 5 декабря 1989 г. Коноваловы».
Коробов Владимир
Сергею Боровикову как «товарищу по оружию», человеку дорогому, по духу близкому…
На Суд и сердечную Дружбу.
Подпись – 6 февраля 1978 Москва
На титуле книги «Василий Шукшин. Творчество. Личность». Издательство «Советская Россия», Москва, 1977.
– Боровикову,
саратовскому «разинскому», «алексейтолстовскому» разбойнику челом бьёт вологодский – особливо в этой книжке (а я из Сокола Вологодской губернии, паря) – «ушкуйник»…
Будь здоров, обнимаю. Подпись 4.VII. 80. Москва
На титуле книги «Сергей Викулов. Литературный портрет». Москва, Советская Россия, 1980.
Меж нас он имел прозвище Коробейник, в котором удачно соединились его внешность деревенского парня из кинокомедии и оборотистость. Во втором автографе слова «люблю тебя, голубчик» заимствованы у Олега Михайлова – любимая того присказка.
По тому, как отлична первая скромная надпись от разухабистой второй, можно судить о скорости подъема автора не скажу в творческих, скажу литературных, сферах.
Недавно, кажется, Михайлов, бывший тогда завкритикой в «Нашем современнике», взял к себе в отдел молодого парня, и вот уже Коробов везде и всюду, всё более прибавляя в весе физическом и служебном. Взлёт плохо на нём сказался: не слишком образованный, он делался всё самоувереннее. Помню, как меня покоробило, когда, знакомя с Игорем Дедковым, Коробейник обратился к нему на ты…
Подвела его и страсть к кумиру – Шукшину, о котором он вроде бы успешно, но уж очень легковесно писал. Всем рассказывал, что некролог в «Литературной России» – «Осиротели берёзы Шукшина» написан им. На уровне той красивости так и остался.
В Сети сообщается, что еще был автором книг о Ю. Бондареве и Н. Старшинове, что «в 1994 году по заказу одного из издательств Коробов за четыре месяца пишет продолжение сериала “Дикая Роза”». Далее, что «Литературное дарование соседствовало во Владимире Коробове с желанием издательской деятельности. Так, в постперестроечные годы, когда профессия критика перестала существовать, В.И. Коробов активно участвует в разработке концепции семейного журнала “Очаг” и фактически придумывает “первую в мире” детскую сказочную газету “Жили-были”».
Но в Интернете читаем, что «придумал и наладил выпуск уникальной сказочной газеты “Жили-были”» Николай Машовец. А я и без посторонних источников знаю, слышал от самого Машовца, как он решил помочь жалующемуся на безденежье Коробейнику и привлёк его к своим успешным издательским затеям, да ничего путного из этого не вышло. Так слагаются литературные мифы.
А Володю по-человечески жалко. Кто бы мог, глядя на этого здоровяка, подумать, что не доживёт до 50-ти. Правда, его «здоровость» можно назвать и ожирением. Саша Карелин всерьёз уверял, что одежду Коробейнику шьет жена, потому что таких размеров в продаже не бывает. Он и правда одевался обычно не в рубашки и пиджаки, а какие-то просторные блузы.
Коротаев Виктор
Сергею Григорьевичу Боровикову – на доброе чтение и память от автора – сердечно – подпись 9.IV.87
г. Вологда
На титуле книги «Вечный костёр. Избранное». Москва, Молодая гвардия, 1984.
Появление у меня этой книги не могу объяснить. В Вологде я не бывал, а с автором общался лишь однажды – зимой не помню какого года в Доме творчества Малеевка. Знакомство было мимолётным. Обычная домтворческая выпивка нескольких литераторов. Обсуждался скорый отъезд Коротаева, который собрался идти пешком до ст. Дорохово на электричку, это километров 15, а за окном настоящая зима с морозом и пургой. Все его отговаривали. И тут по какому-то поводу Коротаев вдруг завёл любимую песню вологодских писателей – о злокозненной роли евреев в русской литературе. Бывший за столом московский поэт, фамилию никак не вспомню, очень приятный еврей, стал урезонивать вологжанина: «Витя, зачем тебе это нужно, брось ты эти глупости». Но Витя только отрицательно мотал густейшей черной бородой. Удивительны были и примиряющий тон москвича, и отнюдь не злобный, хоть и пьяный взгляд Коротаева, словно бы собеседник никак не мог принадлежать к тем, кого он только что поносил. Помню ещё, как глядели в окна на удаляющегося в снежной замяти вологодского поэта.
Козлов Юрий
Уважаемый Сергей Григорьевич!
Примите от автора эту книжицу с самыми искренними и добрыми пожеланиями. И тысячу и извинений за причинённые Вам хлопоты. 4/V-89 г.
С автором, живущим в Тверской области, я не был знаком. К чему относятся его извинения даже примерно не могу вспомнить. Спустя год «Волга» напечатала повесть Козлова «Мраморная пепельница» с моим предисловием, которое я дал, так как был в меньшинстве при обсуждении повести на редколлегии. В. Панову и Н. Шульпиной пришлась не по их дистиллированному редакторскому вкусу принятая автором и блестяще им исполненная жанровая чересполосица. Последнее обстоятельство запечатлелось в противоречии между предисловием и подзаголовком, бывшим моей уступкой коллегам, что не прошло незамеченным: «Мраморная пепельница» была позже напечатана в журнале «Волга» с пометой «повесть-пародия», хотя редакционное предисловие заканчивалось словами: а, может, это и пародия. Никакая это не пародия! Повесть построена на перебиве времени. <…> В наше «постмодернистское» время прием смешения времени и пространства не только встречается часто, но и стал модным и зачастую вырождается в самоцель, порождая чтиво. Не то у Козлова. Он писал повесть, когда о моде на такого рода фантазию не могло быть и речи». Ю.М. Никишов, Слово о друге.
Чтобы немного оправдаться, приведу отрывки из своего предисловия:
«Повесть-пародия – к чему это?
Подзаголовок “Мраморной пепельнице” дал не автор, а мы в редакции. Может быть, и напрасно дали.
Жанр пародии измельчал донельзя: вполне диалектический пример перехода количества в качество.
<…> Наша литература очень часто нелитературна, она возникает как бы вне контекста культуры, и измельчание современной пародии тому свидетельство. Пародия – как осмеивание неудачной или нелепой строки, образа, мысли – вот протоптанная, да что там! – заасфальтированная, столбовая дорога современной литературной пародии.
“Мраморная пепельница” больше чем пародия на детективно-революционно-патриотическую литературу, одарившую нас сочинениями многими и многими. Шире – она пародирует стиль мышления. “Мраморная пепельница” моделирует явление, и степень искажения модели определяет отношение к ней автора. Юрий Козлов блестяще показал, как это делается. <…> Задача удалась автору “Мраморной пепельницы” потому, что он пишет свою собственную повесть, вовсе не напоминая в каждой строке: я смеюсь, я пересмешник, я пародист. Нет, он пишет по канонам жанра, лишь сместив их до идиотического невероятия. Но разве мало мы помним страниц и кадров, где невероятие прикидывалось реальностью!
“Мраморная пепельница” – пародия, но одновременно – и повесть».
Корнилов Владимир
Серёже Боровикову с надеждой на добрые чувства и отношения. Подпись – 18.V.81
На титуле книги «Семигорье. Роман». М., Советская Россия, 1980.
О Владимире Григорьевиче Корнилове я знаю лишь общеизвестное: инвалид Великой Отечественной, без обеих ног, много лет руководил провинциальными писательскими организациями в Куйбышеве и Костроме, писал романы. Лично я с ним лишь однажды общался на редколлегии «Волги». Поражала лёгкость, с какой он передвигался на протезах лишь с палочкой. Роман «Семигорье» печатался в «Волге» в начале 70-х.
Корольков Александр
Сергею Григорьевичу Боровикову – для отдыха от забот. С надеждой на встречи. Подпись, б.д.
На титуле книги «Воспоминания домового». Новосибирское книжное издательство, 1989.
В Сети я нашёл справку об этом новосибирском философе и писателе, но никогда контактов с ним не имел.
Кочетков Виктор
Сергею Боровикову на добрую память от старого «волжанина» Подпись – 7.ХII–77.
На титуле книги «Люди и судьбы. (Заметки о современной литературе)». М., Современник, 1977.
Сергею Боровикову, с верой его редакторские и критические способности. Подпись – 14.1.85
Надпись на титуле книги «Стихотворения». М., Современник, 1984.
Надпись на первой из книг напоминает, что Кочетков до моего прихода в «Волгу» был там зав. отделом прозы. Я знал, что у него за плечами были фронт, плен, побег, советский лагерь, и что он был родным братом знаменитого киноактёра Афанасия Кочеткова. Познакомился я с Виктором Ивановичем уже в Москве, в бытность его зам. гл. редактора издательства «Современник», а затем секретарем парткома Московской писательской организации. Про первую книгу не помню, а вторую книгу вручил мне в ЦДЛ, где мы были с Сашей Карелиным вечером дня, когда меня утвердили главным редактором на секретариате СП РСФСР. Виктор Иванович вышел из парткома, который находился рядом с рестораном, и был сильно под газом. Сашка потом удивился: «Разве можно при его должности так нажираться?»
Что ж, пьяницы часто судят других пьяниц.
О том, что Виктор Иванович ценил меня как критика, говорит один эпизод. Работавшая зав. отделом критики журнала «Наш современник», известная в «перестройку» критик Татьяна Иванова, обратилась ко мне с предложением написать статью к 80-летию Шолохова, и сообщила, что это посоветовал ей Кочетков: «Лучше Боровикова никто не сделает». И я сделал экспериментальный текст «Глава “Тихого Дона”». Экспериментального в нём, во-первых было то, что почти половину его объёма занимала полностью воспроизведённая последняя глава 2-й книги романа, а во-вторых то, что имя Шолохова в статье не упоминалось. Правда, при публикации в журнале оно всё же возникло в конце, а в своём сборнике «Разумная душа» (1988), по-прежнему сомневаясь в авторстве, я его убрал.
Семанов прислал мне пародию на мою публикацию, там сообщалось, что С.Боровиков написал статью о романе Л.Н.Толстого «Война и мир», где воспроизводит два из четырёх томов эпопеи.
Краваль Любовь
Дорогой Сергей Григорьевич!
Я Вам признательна за Ваше внимание к моим трудам, для которых Вы находили время и место в Вашем журнале, когда ничто того не находил.
7 мая 1998 г. подпись
P.S. «Я Вас люблю, хоть я бешусь…»
Пушкин.
На авантитуле книги «Рисунки Пушкина как графический дневник» (1997).
Когда я познакомился с Любовью Александровной Краваль, она уже не походила на свой портрет в романе Бори Фаликова «Виданов»:
«Чуть позже подтянулась Любка Шепард. Она была единственной дочкой безмужней бухгалтерши, которая зачала её от заезжего циркача. Тот оставил в наследство диковинную фамилию и неуёмный темперамент, но внешность досталась “бухгалтерская”, и Любка страшно мучилась этим несоответствием формы и содержания. Из фатального диссонанса рождались стихи – “коркой скудной, с Конго, с Кубы, сыты пииты по горло, по зубы”. Нам стихи нравились, но широкую писательскую общественность раздражали. Любка раздражала ещё больше своих неуёмных стихов. Маленькой женщине с тихой внешностью следовало сочинять что-то пасторальное, у неё и фамилия переводилась соответствующим образом. Правда, об этом безграмотная общественность не ведала, но, видимо, догадывалась обострённым классовым чутьём. Главный поэт области, энергичный еврей с многозначительным псевдонимом Симбирский, прямо ей говорил:
– Поезжали бы вы, Люба, в деревню, учительствовать, дивные есть места в нашей глубинке, и до сих пор никем не воспеты.
Но Любка предпочла засунуть свой педагогический диплом в бабкин сундук и устроиться администратором в гостиницу Театральная. Там мы частенько и собирались, пили чай, читали стишки». (Журнал «Волга», 1998, №9).
Познакомился я с ней в местах не литературных, а в ресторане «Волга», куда она часто захаживала к своей подруге буфетчице Тане Прокофьевой, а я не менее часто стоял у буфетной стойки.
Страстью Краваль был Пушкин. Не вообще Пушкин, а его графика. Я далёк от пушкиноведения, о работах Краваль слышал как хулы, так и похвалы. Не подлежит сомнению её самоотверженная преданность избранному предмету. А в романе Фаликова изображены и другие молодые саратовские поэты, о которых было выше, в примечаниях к книгам Николая Горохова. И ещё один литературный источник можно привлечь, говоря о Л. Краваль.
«Вспоминаю одну саратовскую даму: она занималась рисунками Пушкина, пытаясь идентифицировать изображение с реальным лицом, мучила своими сочинениями не только Т. Гр., но и Окуджаву, и Натана, который уверял, что кое-что в ее доказательствах ему лично представляется вероятным, но претензии автора были куда выше ее успехов, и хотя и Натан, и Т. Гр. пытались ей помочь, дама все время обижалась, не соглашалась ни с какими замечаниями и засыпала многостраничными посланиями с упреками. Т. Гр. писала ей снова и снова, терпеливо объясняя свою позицию.
Я невольно сравнивала ее с Ильей Григорьевичем Эренбургом, у которого недолго работала литсекретарем: он был вызывающе высокомерен с курьерами, домработницами, графоманских рукописей вообще не читал (как и собратьев по перу), они в огромных количествах пылились повсюду» (Из комментария Ю. Эйдельман к дневнику Н.Я. Эйдельмана, Москва: Материк, 2003. С 169).
Снисходительное отношение Окуджавы к Любе я берусь объяснить: он пользовался её гостиничными связями, приезжая в наш город не с женой.
Кузин Николай
Сергею Боровикову – на добрую память с самыми дружескими чувствами. Сердечно. Подпись – 13.1.79.
На титуле книги «В синем цехе огня и добра. Поэзия рабочего Урала». Издание 2-е, дополненное и переработанное. М., Современник, 1978.
Дорогому Серёже Боровикову с теплыми дружескими чувствами. Подпись – 8-2-86.
На титуле книги «В мире самого трудного». М., Современник, 1985.
С Колей Кузиным из Свердловска мы познакомились на первом семинаре молодых критиков в Дубулты в 1972 году и больше не встречались. Коротышка с огромной черной бородой, Коля без грима мог бы исполнить роль дядьки Черномора. Приятный был парень, лёгкий на смех. Своим движением в литературе во многом обязан земляку Валентину Сорокину. Когда тот был главным редактором «Современника», там у Коли двумя, что было редкостью, изданиями вышла книга об уральских поэтах. А когда Сорокин сделался руководителем Высших литературных курсов, Коля становится их слушателем, несмотря на высшее филологическое образование. Видимо те годы в Москве и превратили добродушного уральца в одного из самых оголтелых критиков ура-патриотического лагеря. Коля докатился до статей вроде «Русская кровь» (одна название чего стоит) в газете «Завтра» про такую одиозную фигуру, как главред журнала «Молодая гвардия» Валерий Хатюшин.
Кузьмичёв Иван
Дорогому Сергею Григорьевичу Боровикову с глубочайшим уважением и любовью. Подпись – 8-V-90. Н. Новгород
На авантитуле неизвестной книги.
Иван Кириллович Кузьмичёв – нижегородский литературовед, профессор, с которым я однажды общался в Саратове на редколлегии. Помню, ездили в одной группе в Энгельс на завод «Химволокно». Тогда Палькин завёл в обычай выездные редколлегии как подобие Дней литературы, для чего назвал их Поволжскими конференциями, когда после заседаний были выезды в районы с долгими обильными застольями и подарками. Сам Палькин всегда возглавлял группу, которая ехала на завод Техстекло, где производился хрусталь, и счастливые члены СП за свои исполненные стишки и побрехушки получали высокие хрустальные вазы.
А тогда, в Энгельсе, Иван Кириллович сумел говорить вовсе не о литературе, а о сидящих в зале усталых работницах, а я просидел весь вечер на сцене молча, ещё не умея выступать просто так.
Куняев Станислав
Сергею Григорьевичу Боровикову на добрую память – от Станислава Куняева. 17.4.1980
На титуле книги «Свободная стихия» (Б-ка «О времени и о себе»). М., Современник, 1979.
Сергею Боровикову на добрую память – Ст. Куняев
На титуле книги «Мать сыра земля. Стихи». Москва, Советский писатель, 1988.
Со Станиславом Куняевым я общался несколько раз в Москве на съездах или пленумах. При встречах он говорил: «Здравствуйте, перестраховщик из “Волги”!», подразумевая, что я не напечатал предложенную им антисемитскую статью из страха.
Л
Лазарев Евгений
Дорогому Сергею Боровикову – с лучшими пожеланиями.
Подпись – май, 1989 г. Куйбышев (выездной Пленум).
На шмуцтитуле титуле книги «Шла весна».
Евгений Васильевич Лазарев, Женя, может быть самый лучший человек из писателей, что я встречал. И в его замечательной жене Валентине не было ничего от писательской жены. Моя приятельница Таня Бек, дочь знаменитого Александра Бека, как-то призналась, что ненавидела свою мать за то, что та была писательской женой. С Валей Лазаревой я познакомился в д/т Пицунда, где был вдвоём с младшим сыном. Вскоре выяснилось, что я могу безнаказанно предаваться различным искушениям – рядом с моим пятилетним Данилой была тётя Валя.
С Женей я не слишком часто встречался, осталось от общений с ним ровное тёплое чувство. Писатель он был настоящий. Прошумел в своё время рассказ «Жених и невеста» – о двух стариках, вынужденных регистрировать свой многолетний «гражданский» брак в сельсовете. Хорошо, что сняли по рассказу фильм, где главные роли исполняли великие мхатовцы Алексей Николаевич Грибов и Анастасия Платоновна Зуева. Лазарев легко, для себя и других необременительно, двадцать пять лет был главой Кубышевского-Самарского СП.
А что писал мало – разве минус? На моей памяти лишь однажды шёл в «Волге» его рассказ. Названия не помню, но помню целые фразы из него, например, как в ресторане к столику героя «подошла рыжая официантка, похожая на вставшую на дыбы пони».
Ланщиков Анатолий
Сергею Боровикову – с самыми добрыми пожеланиями.
Подпись – 1 декабря 1978 г.
На шмуцтитуле неизвестной книги с фото автора.
Только сейчас из интернетовской Циклопедии, где на других сайтах о Ланщикове его биографию почему-то сопровождает фото не его, а Саши Разумихина, узнал, что Анатолий Петрович по рождению мой земляк, саратовец. Какие-то встречи с ним были, но я их не помню. Принадлежал Ланщиков к т.н. «русской партии», но как-то не шумно, не как Любомудров или Куняев.
Лапшин Виктор
Сергею Григорьевичу Боровикову на дружескую память Виктор Лапшин
Сент. 1986 г. Галич
На титуле книги «Воля». М. Современник, 1986.
Сергею Григорьевичу Боровикову на добрую память В. Лапшин
Авг. 1988 г.
На титуле книги «Желание». Ярославль, Верхне-Волжское книжное изд-во, 1988.
Дорогому Сергею Григорьевичу Боровикову с неизменной благодарностью В. Лапшин
24/II 90 г. Галич
На титуле книги «Дума – даль». М., Современник, 1989.
Если бы надо было озаглавить, не написать – о поэзии я писать не умею, лишь озаглавить статью о Викторе Лапшине, то назвал бы её так: «От Дедкова до Куняева». До моего редакторства талантливый галичанин в «Волге» не печатался, а с 1985 года часто, и подборки стихов и поэмы.
Лощиц Юрий
Дорогому Сергею Боровикову на добрую память
Юрий
Октябрь 1984 г.
На титуле книги «Дмитрий Донской». М., Военное изд-во, 1984.
Познакомили нас в Москве, а встречались однажды в Саратове. В своё время на меня хорошее впечатление произвела его книга об Иване Гончарове в ЖЗЛ – редкий случай, когда беллетризация не портила биографию.
Лебедев Павел
С.Г. Боровикову – сердечно.
Подпись – 19-6-85
На авантитуле неизвестной книги.
Павел Фёдорович Лебедев был известен как собиратель фронтового фольклора. Дедюхин как-то спросил: «А ты не задумывался, где он берёт тексты своих публикаций? Ладно, пусть на фронте, как рассказывает, таскал в противогазной сумке тетрадь с записями песен и поговорок. А сейчас? Война сколько лет как закончилась, а он всё новые и новые обнаруживает. Откуда взялись эти гладкие стишки, из окопа? Да оттуда такая поэзия неслась, что не то, что печатать, а в штрафбат угодить. Наш фольклорист сидит сейчас в библиотеках и архивах, набирает стихи, песни, загадки из армейских и дивизионных многотиражек. То есть весь его якобы солдатский фольклор был создан каким-то журналистом-политруком из “дивизионки”».
Лихоносов Виктор
Боровикову Сергею, разорвавшему последнюю пачку с моими шедеврами, на память о наших встречах!
Подпись 2.IХ-82 Краснодар
На титуле книги «Когда же мы встретимся? Роман». М., Современник, 1981.
Здесь я должен разделить личное общение с Виктором Ивановичем и отношение к произведениям писателя Лихоносова.
В общении он был привлекателен, склонен к мягкому юмору, мы хорошо ладили.
А книги его я не любил и не люблю, и не разделял бывшего в 60-е годы у многих интеллигентных читателей восторженного отношения к его повестям. Что мне не нравилось? Да всё. Главным образом поза рассказчика ala Паустовский, выдуманный образ задумчивого странника. Но я конечно знал, что его, ещё молодого, оценил сам Твардовский, напечатав в «Новом мир» рассказ «Брянские». И когда познакомился с ним в Коктебеле как-то весной, не мог не испытывать пиететного интереса.
Про встречи как-нибудь в другой раз, а сейчас о том, как Лихоносов стал автором «Волги» против моего мнения.
В то время, когда роман под названием «Когда же мы встретимся?» оказался в редакции, я был завотделом прозы. Его дал Палькину в Москве Олег Михайлов, близко друживший с Лихоносовым. Роман мне не понравился, но главное то, что годом раньше он уже был издан книгой. А я ригористически держался старого журнального обычая не печатать уже опубликованные вещи, что не раз ссорило меня с пишущими людьми. Моя информация подействовала на Палькина, который и без того воспринял переполненный столичными интеллигентами роман кисло. Но тут в дело вступил Дедюхин. Он, как и многие, был падок на знакомства с знаменитостями. Помню, как в приезд в Саратов Олега Михайлова, с которым я уже был дружен, едва я представил ему Дедюхина на балконе ресторана речного вокзала, как тот стал пытаться оттеснить меня, подчёркивая их с Михайловым возрастную близость. Теперь, явно для того, чтобы сблизиться с живым классиком, Дедюхин быстро, как умел, перевербовал Палькина и оттеснил меня, бывшего с Виктором Ивановичем давно на ты, от романа. Тут же безо всякой на то необходимости взял командировку в Тамань. Когда вернулся, «Витенька» не сходил у него с языка. Для приличия он же придумал роману новое название «Где ты? Что с тобой?» Оба названия дурацкие. Плох и сам роман, вялый, с размазанным сюжетом, невнятными героями. Но Дедюхин, причмокивая, повторял: «Золотая птица к нам залетела!»
Луговик Микола
Дорогой Серёжа. Привет Вам и Вашей славной Волге от меня, Украины, Днепра, моей поэзии!
Сердечно автор
Подпись 9.111.92 г.
На титуле книги «Вiчне перо. Поезii». Киiв, Виавництво ЦК ЛКСМУ «Молодь», 1986
Я этого Луговика не помню, но раз передаёт привет семье, знакомство могло быть только в доме творчества, в Пицунде или Коктебеле.
Лыкошин Сергей
Дорогой Серёжа! Прими на добрую память от всей души! Обнимаю – Твой Сергей Лыкошин.
На титуле книги «Сердце у нас одно. Заметки читателя». М., Молодая гвардия, 1984. Библиотека журнала ЦК ВЛКСМ.
Когда мой тёзка стал одним руководителей Союза писателей России и общественной фигурой, я удивился. Из нескольких встреч с ним я вынес впечатление как об очень мягком человеке.
Я добросовестно перешерстил сайты, на которых что-то есть о Лыкошине. Восторженностью они похожи как две капли воды.
«Журнал “Молодая гвардия”, издательства “Современник” и “Молодая гвардия” всегда будут помнить его вдохновенные труды.
Столь же вдохновенно и беззаветно трудился Сергей Лыкошин и в Союзе писателей России, Сергей Лыкошин был не просто патриотом, а одним из благословенных столпов русского патриотизма, мудрым политиком и борцом, человеком великих помыслов и великих свершений. И потому в последние годы жизни Сергей Артамонович Лыкошин взвалил на свои могучие, богатырские плечи тяжелейшую ношу – возглавил вновь созданную Национально-консервативную партию России, партию русских традиционалистов». В очень длинном списке подписавших обширный некролог Лыкошину почему-то нет Семанова, Михайлова, Чалмаева.
Я не сомневаюсь в человеческих достоинствах и служебных заслугах Серёжи, но: «Имя Сергея Лыкошина уже вошло в состав столпов русской мысли…»
То есть Чаадаев, Хомяков, Достоевский, Страхов, Соловьёв, Розанов, Булгаков, Бердяев, Флоренский, Ильин, Лосев, и… Лыкошин?
Зарапортовались национал-патриоты…
Лукьянов Олег
Сергею Боровикову с благодарностью за доброе отношение к автору этой книги. Подпись – б.д.
На обороте титула книги «Покушение на планету. Фантастические повести и рассказы». Саратов, Приволжское книжное издательство, кооператив «Товарищ», 1989.
Начну с цитаты:
«В книге О. Лукьянова “Покушение на планету” (Саратов, 1989) уже объяснялось подробно, отчего мирная планета Астра вступила на гибельный путь: виноваты были черноглазые пришельцы извне и их потомки, четверо Близнецов, заразившие планету микробами меркантилизма. Это из-за них вспыхнула кровопролитная гражданская война, “гибли миллионы людей, разрушались прекраснейшие храмы, памятники старины”, из-за них “рухнули священные родовые законы, веками сохранявшие культуру”; это они “с помощью тайной политики искусно разжигали племенные, национальные и расовые противоречия”. И всё – для того, чтобы создать то общество, властью над которым могла бы сколько угодно тешиться кучка пресловутых Близнецов (Мудрецов)… Теплее, теплее… Заговоры, мудрецы, тайное правительство – уже что-то знакомое, уже можно составлять протоколы». Роман Арбитман.
Не знавшие Лукьянова, прочитав эти строки, могут вообразить угрюмого антисемита, поглощённого разоблачением еврейского заговора. Но я до последних его лет знал Олега, жизнерадостного смешливого человека, альпиниста и лодочника, литературно не слишком успешного, но, казалось, не очень этим озабоченного. Рассказов его, которые дважды печатала «Волга», я не читал, и потому, что главные редакторы не всё то читают, что подписывают в печать, и потому, что после юношеского чтения Герберта Уэллса и Жюля Верна, фантастикой не интересовался.
Но с какого-то времени нельзя было не заметить, что Олег, разговаривая и даже смеясь, словно бы какой-то главной своей частью пребывает где угодно, но не в твоём кабинете. Наконец некоторая его странность объяснилась. Последние 7 лет своей жизни О.М. Лукьянов писал свой главный труд «Миф о планетарном космосе», посвященный раздумьям над произведением Д. Андреева «Роза Мира».
В редакции был приверженец русского космизма, Наталья Шульпина, которая считала Лукьянова гением и предприняла попытку упростить и сократить гигантское творение Лукьянова, чтобы убедить нас – меня и остальных, в необходимости публикации. Но её дайджест был ещё тоскливее лукьяновского сочинения.
А потом стало известно, что у Олега опухоль мозга.
Любомудров Марк
Дорогому Сергею Григорьевичу Боровикову на память о замечательном волгаре Фёдоре Волкове. С сердечностью, подпись – 2.IХ. 1983
На титуле книги «Фёдор Волков. Биографическая повесть». Ленинград, Детская литература. 1983.
И один в поле воин
Коль по-русски скроен…
Дорогому Сергею Боровикову со всей сердечностью от автора
1/XII 1984
На титуле книги «Размышления после встречи». М., Современник, 1984.
За годы работы в «Волге» и общения с той столичной литературной тусовкой, которую можно обозначить как «патриотическая», немало я встречал антисемитов, но никто по градусу ненависти к евреям не сравнится с Марком Любомудровым. Сужу по единственной, слава Богу, встрече с этим ленинградским театроведом в гостях у Николая Машовца в конце 70-х. За столом речь зашла о «главном вопросе» – евреях в русской истории, культуре в прошлом и настоящем. Выбрав момент, молчащий и на вид молчаливый, Любомудров вскочил, побелев, яростно произнёс: «А я, будь моя воля, в руки шмайсер, и от живота их, от живота!» И показал, как это сделал бы, не хватало только звуков: па-па-па!
Даже Машовец смутился: «Ну, уж вы, Марк Николаевич, что-то чересчур…»
Конечно, настоящий русский интеллигент на моём месте должен был воскликнуть: «Да как вы смеете? Как вы можете?!»
Но я лишь покинул дом, не дожидаясь конца застолья.
Работая над текстом, я обязательно заглядываю в Интернет, когда приступаю к очередному дарителю. Не исключение и Марк Любомудров. Узнал, что посаженный в Ленинградскую консерваторию, он сумел изгнать таких музыкантов, как Юрий Темирканов, а главное, натолкнулся на отрывки из дневников самого героя, и это избавило меня от поисков слов. «Суета владеет мною. Настоящей работой заниматься не остается ни сил, ни времени. Постоянное чувство крайнего изнурения, злобы, ненависти на всё и всех, включая себя. 27 марта 1983».
Ляпин Игорь
Сергею Боровикову с самой искренней человеческой симпатией и глубоким уважением. Игорь Ляпин, 12.07. 86 г.
На титуле книги «Наедине с тобою, жизнь. Стихотворения и поэмы». Современник, Москва, 1985.
Не удержусь, чтобы не процитировать аннотацию: «О высоком гражданском долге, о Родине, о человечности, о бессмертной народной памяти…»
Рецензент книги мой хороший знакомый Евгений Осетров.
С Ляпиным я встречался, насколько помню, лишь однажды, в мае 1989-го в Куйбышеве на выездном пленуме Правления СП РСФСР (см. дарственную надпись Е. Лазарева). Но откуда этот автограф 86-го, не знаю.
Подобно Куняеву, Лыкошину и др., Ляпин активный функционер руководства СП России.
«Ляпин – прекрасный русский человек. И о нём стоит сказать чуть поподробнее. В 1971-м году он пришёл в издательство “Современник”. Под крылышком у Прокушева и Сорокина быстро вырос и как крупный поэт-трибун с собственным самобытным лицом и как хваткий организатор. Был выдвинут издательством на учёбу в ВПШ, после которой был распределён по линии партноменклатуры в мощное издательство “Советская Россия” заместителем главного редактора – по всей художественной литературе. Там себя хорошо проявил, и был ЦК партии с подачи “Русской партии” брошен на прорыв – главным редактором на эту самую “Детскую литературу”. Три года (1979-1981) он вёл неравную борьбу. Но провести кадровую чистку и привести за собой своих людей ему не дали – руки у него оказались связанными. Он много успел сделать. Но один в поле не воин. Еврейское лобби его постоянно ело поедом, а поддержки сверху было ноль. Он трезво оценил обстановку, понял, что практически один одинёшенек в стане противника, и подал заявление о переходе на творческую работу. Так мы не сумели “обрусить” еврейскую “Детскую литературу” (А. Байгушев).
Его стихи достойны процитированной аннотации. Когда возникала в каком-то московском разговоре фамилия Ляпина, то обязательно вспоминалось, что он зять секретаря Правления СП СССР Сергея Сартакова.
Издал за 25 лет 22 поэтических сборника.
М
Малохаткин Иван
Серёже Боровикову от всего сердца, подпись – 26.10.76 г.
На авантитуле неизвестной книги.
Саратовского поэта я, естественно знал, многократно с ним встречался. Вероятно, лучшее определение для Ивана Ивановича – стихийный. Чаще встречал я поэтов, имитирующих стихийность, а это была подлинно стихийная натура, которая заводила его и взрывником на Чукотку, и в лагерь (о чём пишется «по некоторым обстоятельствам оказался на Урале»), и за водительскую баранку. При бесшабашности натуры обладал он большой физической силой, так что пальцы на руках из-за объёма не могли вполне вжиматься в ладонь. Из легенд о его мощи могу вспомнить, как в общежитии Литинститута на Бутырках, где Малохаткин жил, будучи слушателем ВЛК, показывали выбитый кусок угла коридорной стены. Однажды утром он встретился утром с однокурсником таджикским поэтом Хабибулло Файзулло и спросил: «Как поживает Мирзо Турсун-Заде?» Понять, что оскорбительного в вопросе о Председателе СП Таджикистана, непонятно, но Хабибулло дал Ивану по физиономии и пустился наутёк. Саратовец, догоняя, на повороте размахнулся, но таджик успел увернуться и удар кулачины пришелся на угол стены.
Маркелов Иван
Сергею Боровикову в память о публикации части этого романа – Ив. Маркелов. 22/ХI – 89 – г. Саратов.
На шмуцтитуле скорее всего книги «Запасной выход».
Была в Иване гордость, отличавшая его от многих коллег. Хочется сказать, рабочая гордость, хотя за плечами у Ивана не было ни завода, ни фабрики, а была только журналистика. Он был честным журналистом насколько это возможно.
В разговоре с корреспондентом в наши дни Маркелов вспоминает: «Крамольной была правда. <…> Всё что я увидел собственными глазами – преступное разбазаривание огромных ресурсов, неэффективное управление людьми, кадрами со стороны бездарной и безграмотной чиновничьей бюрократии, – всё это я добросовестно описал в своём произведении. Рукописный вариант повести одобрил Александр Твардовский и немедля собрался её опубликовать в “Новом мире”. Однако партийная цензура сделала всё, чтобы повесть свет не увидела… вплоть до конца распада СССР».
У Ивана Ивановича, на редкость въедливого и смелого журналиста, напрочь отсутствовал дар беллетриста, а он брался писать романы и повести. Это было повальное заболевание провинциальных журналистов – стать писателем. На деле не писателем, а членом Союза писателей. Редко кто сумел, как Иван Васильев и Юрий Черниченко, не соблазниться сочинением «художественной прозы».
Иван Маркелов был сильно хромающим инвалидом, с искалеченной правой, если не ошибаюсь, ногой. Имел почти неизбежную в нашей среде приверженность к алкогольным напиткам, и бывал при этом очень задорен. По этому поводу расскажу, как однажды, приехав в Коктебель, застал там яркие про него истории. Эпизодов было два.
Эпизод первый, возвышенный. Коктебель, как известно, находится в Восточной части Крыма у подножья гор, из которых самая известная Карадаг. И не было лета, чтобы какая-то отчаянная группа обитателей дома творчества писателей, не в силах спуститься с горных высот, рисковала, как минимум, покалечиться. Однажды в Лягушачьей бухте я наблюдал, как обученные люди спускали необученных, но решивших, что лучше гор могут быть только горы, на веревках к воде, ободранных, со сбитыми в кровь руками и ногами, бессмысленно причитающих над своею бедой.
Нашего героя спасали сложнее. Потому что он один из опомнившейся пониже группы писателей-верхолазов забрался повыше, и когда превратился в отца Фёдора, стал орать, моля о спасении. Длилось это, видимо, долго, потому что понадобился вертолет, счёт за который прислали в дирекцию Дома творчества.
Эпизод второй, углубленный.
Многие грешны купанием в шторм, я сам из их числа. А уже проштрафившийся на высоте, Иван полез-таки в море при пяти баллах, а когда начал тонуть, стал, как и на высоте, орать. Собравшиеся на берегу литераторы, их жёны и дети наблюдали и слушали, пока наконец один из них, что замечательно, не русский, не советский, а югославский, поэт не бросился в воду и не вытащил спасённого, с которого к общему удовольствию волны сдернули плавки.
И тогда соседи по дому творчества, они же коллеги, обратились с требованием к руководству Союза писателей и Литфонда СССР не выделять писателю И.И. Маркелову, город Волгоград, путёвок в Дома творчества.
Марков Сергей
Сергею Боровикову – с уважением от автора
24.1.88 г.
На титуле книги «Надписи. Путешествия». Москва, Молодая гвардия, 1987.
Изучал в Сети завлекательную биографию[3] этого неизвестного мне человека, пока не наткнулся на то, что он сын поэта Алексея Маркова и родной брат Катьки Марковой, многолетней любовницы моего друга Саши Карелина. Про отца Катька с гордостью говорила: «Евреи называют папу главным антисемитом Советского Союза». Ни про неё, ни про папу, которого я однажды в Коктебеле послал за наглость подальше, вспоминать не хочется. А с Сергеем Марковым встречи припомнить не могу.
Мельников Евгений
Дорогому Сергею, моему первому доброму умному редактору, от Евгения.
Подпись – 17/111 75 г.
На обороте титула книги «Угол прицела. Повесть». Саратов, Приволж. кн. изд-во, 1975.
Шундик и его зам Дедюхин пришли в восторг от повести молодого ульяновца и поручили мне готовить её к печати. Почему мне, ведь в отделе прозы было два своих редактора, а я пребывал в отделе критики? Скорее всего потому, что с автором мы были ровесники. Женька приезжал в Саратов, где кроме «Волги» было и зональное книжное издательство, к которому относился и Ульяновск. Из тогдашнего общения на меня произвела впечатление реакция молодого писателя на моё предложение зайти в Троицкий собор, мимо которого мы проходили. «А можно?» – почти с ужасом спросил Мельников, и я понял, что есть города ещё дремучее, чем Саратов. Когда заходили в храм, он изо всей мочи старался не озираться.
Марченко Вячеслав
Сергею Боровикову – с самыми добрыми дружескими чувствами.
Переделкино. 01-02-83
Надпись на форзаце книги, которую не помню. У Марченко их было много, и все толстые. Как-то в разговоре с Семановым я заметил, что книги у Вавы (прозвище Марченко) одинаковы по высоте, ширине и толщине. «Как кубики!» – весело уточнил Сергей Николаевич. Прозвище возникло видимо потому, что Марченко мягко, но очень заметно картавил, выговаривая «в» вместо «л», и «рль» вместо «р». Имя своё он произносил так: Свава.
Знал я этого человека не слишком близко, но общался с ним многократно. Репутация у него была, как нынче говорят, неоднозначная. Она соединяла отношение к нему как писателю, как издательскому чиновнику и как человеку.
Похвал его произведениям я не слышал, но не раз читал. Олег Михайлов, устно отзывавшийся о творчестве друга только юмористически, писал о нём похвально и процитировал Виктора Астафьева, сказавшего с трибуны съезда писателей: «Любить человека, пусть передового, советского, – это не значит заискивать, приседать перед ним. Об этом напоминает нам сегодняшний герой – командир боевого советского крейсера – из лучшей, на мой взгляд, вещи, написанной в последние годы о советской армии, – повести “Год без весны” Вячеслава Марченко». Но тот же Астафьев в том же 1978 году писал С. Викулову: «…рукописи которых похоронили в редакции “Нашего современника” или их поуродовал завравшийся, вконец обнаглевший Марченко».
Послужив на Балтийском флоте, Марченко писал преимущественно о военных моряках. Признаюсь, ни одной книги его я не читал. В общении был человек мягкий, вполне в соответствии со своей округлой фигурой и физиономией. Когда-то по собственному признанию сильно пил, но ко времени нашего общения был в завязке.
Бывал я у него в кабинете заместителя главного редактора издательства «Современник». Однажды был свидетелем его разговора с Юрием Нагибиным. Нагибин просил очередной договор, а Марченко упирался: «Дево в том, Юрльий Марлькович, что у тебя один договорль уже есть…» Когда Нагибин ушёл, Марченко сказал: «Думаешь, зачем ему срльочно договорль понадобився? В Парльиже узнав, что эмигрант старльинную мебевь разпрльдааёт, вот и всповошився».
Я знал его жену, имевшую в литературной среде куда лучшее, чем его, реноме. Виктория Сафронова много лет заведовала отделом критики в журнале «Москва». Была в ней женская привлекательность, несмотря на явное сходство со всем известным отцом, Анатолием Софроновым. И, конечно, не могло не вызывать удивления то, что после Василия Шукшина (не сразу, но всё же) мужем Виктории Анатольевны стал Вава.
Мирнев Владимир
Сергею Боровикову – с приятным чувством знакомства от автора
Подпись – Москва, 25.111 – 75 г.
На титуле книги «Крутой месяц. Повести и рассказы». М., Советский писатель, 1974.
Дорогому Серёже Боровикову с самыми нежными и тёплыми чувствами, товарищу и единомышленнику от автора
Подпись – Москва, 15.IV.78 г.
На титуле книги «Перелётное. Повести и рассказы». Современник. Москва, 1976.
Дорогому Сергею Боровикову – с пожеланиями творческих успехов на благо русской литературы – от автора Вл. Мирнева.
Москва, 25.1.77 года
На титуле книги «Первый приезд. Повести». Москва, Советский писатель, 1977.
Я познакомился с ним в пору моей дружбы с Сашей Карелиным, оба работали в издательстве «Современник», где всегда бурлила междуусобная война сотрудников, самый пик которой это поход Целищева и Панкратова против директора Прокушева и главного редактора Сорокина. Когда я познакомился с Мирневым, он был зав. редакцией русской прозы, секретарём парторганизации и воевал с Владимиром Крупиным, работавшим там же. Мирнев – псевдоним, а фамилию он носил подозрительную для суперрусского издательства – Львовский.
Самое яркое о нём впечатление я, кажется, где-то уже вспоминал. Когда он стал жаловаться, что, дописывая роман, месяца два не выходил из дома, и я сказал: «Вышел бы, прогулялся», он очень серьёзно объяснил: «А если бы под автобус попал… роман бы не закончил».
Машовец Николай
Сергею Боровикову, сотоварищу в прошлом и настоящем, в память о Волге-реке и Волге-журнале, дружески, душевно –
Подпись, 12.6.78
На шмуцтитуле книги «Русло реки народной. О творчестве Г. Коновалова». М., Советский писатель, 1978.
Сергею Боровикову – дружески, с сердечностью, пожеланием удач на жизненной и литературной дорогах.
Подпись – 10.08.79
Сергею Боровикову – сердечно. С земляческими чувствами, с пожелание удач житейских, побед творческих!
Подпись – 2.03.82
Про Колю Машовца я вспоминал не раз, больше всего в очерке «Как я не стал москвичом», да и в этой книге, см. комментарий к Вл. Коробову. С ним у меня были не близкие, но хорошие отношения, однажды с первой женой ночевали у него дома. Дважды он поддержал меня финансово, выпустив в своём издательстве сборники А. Толстого и К. Федина с моими послесловиями и комментариями.
Михайлов Олег
Дорогой Серёга! Наша русская любовь движет миром! С любовью и надеждой – твой…
Подпись – б.д.
На титуле книги «Юрий Бондарев», изд. «Советская Россия», Москва, 1976.
Братец, милый! Как у тебя приятно и мило! Спасибо за то, что в Саратове я чувствую себя тепло! – Твой –
– подпись, б.д.
На авантитуле сборника избранных рассказов Леонида Андреева с его успешной статьей.
Дорогой друг!
Если ты вооружишься микроскопом системы Левши, то обнаружишь на обложке имена писателей, которые подковали эту типографскую блоху, – Сергею Боровикову от автора, которого «Волга» перестала печатать – с юмором –
Подпись, б.д.
На титуле книги «Страницы русского реализма (заметки о русской литературе ХХ века)». Москва, Современник, 1982.
На добрую память обаятельной Тамаре и старому другу Сергею, –
Подпись, б.д.
На титуле книги «Кутузов», Москва, Военное издательство, 1988.
Остались у меня и книги Михайлова в ЖЗЛ – «Державин», «Куприн», роман «Час разлуки», сборник рассказов «Маленькая Наташа», книги о Бунине «Строгий талант» и «Бунин в жизни и творчестве». Объясню, почему выбросил другие, оставив дарственные автографы, но прежде процитирую письмо Олега ко мне, написанное по поводу его неодобрительной внутренней рецензии на первый вариант моей книги об Алексее Толстом в издательстве «Современник»: «Я пишу много и разно и уже имею право писать плохо, а ты ещё нет…»
Он и правда не дорожил свои пером, позволяя ему вовсе его таланта недостойное. Такова была и его книга о Юрии Бондареве, многостраничные романы которого он устно высмеивал. Но Бондарев был главным его покровителем в союзписательской верхушке.
Олег рассказывал, как узнав, что у него нет дачи, Бондарев недоуменно спросил: «Неужели у вас нет свободных 25-ти тысяч?»
Олег был из преуспевающих столичных литераторов, но даже его поразила полная оторванность литературного генерала от денежных сумм обычной жизни.
Другой сюжет на тему «Бондарев – Михайлов» сочинил злоязыкий Чалмаев. Примерно так: «Сидит, значит, Юрий Васильевич над новым романом. Написал одно сражение, другое, блиндаж, так сказать, юного лейтенанта. А действие происходит, действительно, весною, и понял Юрий Васильевич, что пора пустить в сюжет любовную струю. Ну, описал, значит, сестричку из медсанбата, там кудряшки, молодую, так сказать, грудь, торчащую под гимнастеркой, первый поцелуй в березовой роще, и застопорился. Забыл, как это происходит. Пытался себя взбодрить, вспомнить что-то, так сказать, из пережитого – ничего не получается. И решил позвонить, действительно, Олегу. Ведь Олег холостяк, личность безответственная, беспартийная, распутством известен. Звонит, делится задумкой, намекает на сексуальный, так сказать подтекст, просит поделиться впечатлениями. “Ты, говорит, небось, вчера с девками безобразничал?” Олег, конечно, до утра в карты играл, а до этого писал весь день, спать хочет, но делать нечего, начинает врать. – Я, говорит, Юрий Васильевич, вчера читал Овидия и Бунина, потом три бутылки шампанского выпил и перевозбудился. – Так, так! – поощряет его Бондарев, – дальше давай. – Ну, поехал я, конечно, к трем вокзалам, блядей искать. Привели мне одну, глаза мертвые, зелёные, страшные, титьки как у козы врозь, и вся черная. Страшно мне стало. Перекрестился я… – Ну, ну! – уже торопит Бондарев, чувствуя вдохновение, – дальше! – Тут какой-то татарин мне сестренку свою подвел. Лет шестнадцати. Маленькая такая, в тюбетейке, курносенькая. Ну, привез я ее домой, а тут Вовка Дробышев идет. Глянул на мою татарочку, и спрашивает ее: «Двоим, говорит, дашь? – и кричит мне: Даст! Олег, беги за водкой!» Тут Юрий Васильевич, действительно, Олега, так сказать, прерывает, чтобы вовсе греховного не услышать, благодарит и кидается к столу: «Военфельдшер Шарафутдинова сразу обратила на себя его внимание особым разрезом ореховых глаз, в каждом из которых он читал…»
Сборник Леонида Андреева с предисловием Михайлова я выбросил потому, что к тому времени у меня было уже несколько книг нелюбимого мной писателя того же состава.
Книгу о русских реалистах начала ХХ века – Горьком, Бунине, А.Толстом и др. я не оставил потому, что опубликованное там уже было в других книгах Олега, а эта была очередным для заработка дайджестом самого себя, и не только себя, но и, как часто у него, обширнейших цитат.
Роман о Кутузове не оставил, наверное, потому, что тогда у меня уже было другое издание.
Олег Николаевич Михайлов, так страшно окончивший свои дни, был одним из двух главных старших друзей в моей жизни. Первый это Дедюхин. Оба были на 15 лет старше, общение с ними пришлось на годы моего формирования как личности и как литератора. О Дедюхине я написал в этих заметках, о Михайлове уже не раз писал, начиная с рецензий на его книги в 70-е годы, и Бог даст ещё напишу.
Морозова Ирина
С. Боровикову – И. Морозова
Подпись – 22.05.85
На титуле книги «Забота. Стихи». Горький, Волго-Вятское книжное издательство, 1983.
Книга подарена мне, наверное, во время какого-то в Нижнем пленума СП.
Н
Никитин Юрий
Сергею Боровикову – литературному воину за чистоту русского языка от автора – подпись, май 80-го
На титуле книги «Время возвращений». Саратов, Приволжское кн. изд-во, 1980.
Критику Сергею Боровикову с жёстким мнением которого считаюсь и ценю. Автор. Подпись 15.IV.83
На титуле книги «Красных дней утеха. Повести и рассказы». Саратов, Приволжское кн. изд-во, 1983.
С. Боровикову – первоиздателю моих вольных сочинений – дружески от автора – подпись, 17.9.91
На титуле книги «Автопортрет провинциального сочинителя». Саратов, Редакционно-издательский отдел упрполиграфиздата, 1983.
Юрий Никитин, один из честнейших саратовских писателей. Мне не нравятся его первые вещи – летчицкие, не нравятся и последние – охотничье-богоискательские. Он из тех одаренных литераторов, что умеют писать, но не умеют выдумывать. Лучшее он написал не в молодости и не в старости, а посередине, это повесть по воспоминаниям военного детства «Время возвращений». Здесь Никитин во всем выше самого себя других текстов.
Мне стоило больших трудов убедить Палькина её опубликовать в «Волге». А что же ближайший друг автора по жизни и охоте зам. Палькина Дедюхин? Некрасиво повёл себя Борис Васильевич. Напиши Никитин повесть серенькую, средненькую, он несомненно встал бы на её защиту. А здесь была явная удача, такая, что самому БВ и не снилась. Он прямо не выступал против повести друга, а лишь кривился при её обсуждении. Приятель не должен был писать лучше, чем он.
Никитина Евгения
Сергею Григорьевичу – рассказы о родном филфаке.
Подпись – 1.VII.85
На авантитуле забытой мной книги.
Евгения Павловна Никитина – профессор, зав. кафедрой русской литературы СГУ.
О
Оботуров Василий
Сергею Боровикову – с доброй памятью о днях в Переделкино. 24.01.74
На титуле книги «На земле живу. Очерк творчества Сергея Викулова». Северо-Западное книжное изд-во, 1973.
Сергею Боровикову, коллеге, совершенно доброжелательно. Б.д.
На титуле книги «Неповторимое, как чудо. Очерк творчества Александра Яшина». Северо-Западное книжное издательство Архангельск, 1978.
С ним мы бывали на тех же семинарах, никогда не сближались, но мне кажется, что Вася испытывал ко мне ту же симпатию, что и я к нему. Высоченный, угловатый, белёсый, весь северорусский и лицом, и говором.
Овчинников Сергей
«Волгарям» от автора, с уважением подпись 12.05.98
На второй стороне обложки книги «Разговоры с собой».
За годы редакторской работы я встречал многих и разных графоманов, не стану их классифицировать – здесь нужна отдельная работа. Овчинников был из породы тихих. Он лишь мечтал увидеть своё имя в печати, не помню, чтобы жаловался или требовал. Внешность имел неподходящую для поэта-графомана: немолодой, осанистый мужчина – впору в главбухи или директора школы. Впрочем, может, он и был бухгалтером – не ведаю.
Но когда стало возможным напечатать стихи за свой счёт, он выпустил сборник, не знаю, на каких условиях, договорился с центральным книжным магазином и сидел там целый день за маленьким столиком, на котором лежала стопка его книг, и предлагал мимо шедшим книгу в подарок со своим автографом.
Озерянский Александр
Уважаемому Сергею Григорьевичу Боровикову с наилучшими пожеланиями автор, без подписи, б.д.
На страничке какого-то коллективного сборника. Автор был зам. директора музея Чернышевского.
Осетров Евгений
Сергею Боровикову, украшающему берега Волги своей жизнью, книгами и делами. Евгений Осетров
Москва, январь, 1983 год
На титуле книги «Книга о русской поэзии», М., Советская Россия, 1982.
Про Осетрова я уже писал, только не помню, в каком тексте.
Осипов Василий
Сергею Григорьевичу Боровикову – с искренним уважением, на память, от души – подпись, 1.04.88
На титуле книги «Острова. Повести». Горький, Волго-Вятское кн. изд-во, 1988.
Знаю, что нижегородский писатель, но никаких общений с ним не помню.
Очирова Татьяна
Сергею Боровикову – грозному критику, взыскательному редактору с трепетом. Подпись 12.12.1980
На титуле книги «Николай Дамдинов. Литературный портрет». Москва, Советская Россия, 1980.
«Очирова Татьяна Норполовна (1954–1995) –
критик. Её отец был известным бурятским литературоведом и переводчиком. Она
окончила филфак Московского пединститута и потом один год отработала в редакции
журнала “Байкал”. Затем её приняли в аспирантуру Московского университета, по
окончании которой молодую исследовательницу взяли в Институт мировой литературы
им. А. М., Горького.
В
90-е годы Очирова работала над докторской диссертацией о евразийстве. Из-за
постоянного безденежья она вынуждена была сдавать свою квартиру чужим людям. В
1995 году её из-за этой квартиры убили».
Печальная справка. А воспоминания мои о Тане Очировой весёлые.
Дело давнее, расскажу. Мы познакомились зимой, правильно, восьмидесятого года в Малеевке, на семинаре молодых критиков России, куда я приехал уже не молодым критиком, но еще и не руководителем семинара, а вольным наблюдателем, взяв командировку от журнала «Волга», где я заведовал отделом критики. Из семинаристов помню двух Володей, друзей Куницына и Коробова, провокатора Сергея Плеханова, Вадима Дементьева, ну и Таню Очирову. Руководил семинаром, естественно, Валерий Васильевич Дементьев.
И внешне Таня была хороша, с азиатским лицом и стройной фигурой, и вела себя эпатажно. Познакомились вечером почему-то в биллиардной, наверное, семинаристы там наладились выпивать, и вдруг она предложила: «Хочешь, на столе станцую?» Я не ответил, а она куда-то упорхнула, но я, по мере употребления напитков, о ней не забывал. И в конце концов, у кого-то узнав или увидев, в какую комнату она заходила, ночью, уже при погашенном на ночь в коридоре свете, постучался. Из-за двери вопрос: «Володя?» Затем: «Вадик?» Тут здравые начала во мне победили, и я отправился восвояси. А спустя известный срок мой друг Карелин рассказывает чудесную историю о том, как недавно Таня позвала в гости Коробейника. Накрыт стол, до которых он был большой охотник. То да сё, выпивают и закусывают, и вдруг Таня говорит: «А сейчас я тебе что покажу». И хлопает в ладоши, и растворяются двери, и бурятские женщины чуть ли не под звуки бубна выносят завернутого в восточные ткани младенца. «Это твой сын», – говорит Таня.
Всё это Карелин рассказывал со слов Володи Куницына, который на зов исхитрившегося позвонить ему друга приехал и через какой-то срок высвободил.
О происшедшем я слышал не только от Карелина, тогда уже пустили шутку насчёт сына полка, и что в отцы следует определить Валерия Васильевича, но главное, что историю подтвердил и сам Дементьев, строго-настрого наказав, чтобы на следующих семинарах ни одной бабы не было.
П
Палькин Николай
Сергею Боровикову – новых удач и открытий на литературных дорогах. Искренне Н. Палькин. 10 марта 1981
На титуле книги «Избранное». Саратов, Приволжское кн. изд-во, 1981.
Сергею Боровикову от чистого сердца! Н. Палькин 23.02.83
На авантитуле неизвестной книги.
Сергею Боровикову – долгих и добрых вёрст в жизни и литературе. Н. Палькин. 5.03.87.
На титуле книги «Вёрсты. Поэмы». Саратов, Приволжское. Кн. из-во, 1987.
О Палькине я, кажется, уже написал всё, что помнил, в том числе и в этом тексте.
Панферова Века
Сергей Григорьевич, на добрую память о герое этой книги Федоре Панферове, подпись, б.д.
На титуле книги «Федор Панферов – мой отец. Очень личные воспоминания». Москва, Русское слово, 1996.
Века Фёдоровна была из породы очень активных наследниц. Искренне полагала, что весь белый свет, или по крайней мере его литературная часть, обязан содействовать ей в приумножении славы её забываемого отца. Ненавидела Коптяеву.
Панюшкин Сергей
Сергею Григорьевичу Боровикову искренне. С уважением Панюшкин, Липецк, б.д.
На обороте титула книги «Лебедь белая. Стихи». Воронеж, Центрально-Чернозёмное кн. изд-во, 1984.
Глубокоуважаемому Сергею Григорьевичу Боровикову от автора. Подпись – 7 окт. 1986, Липецк
На титуле книги «Лебедия. Стихи», М., Советский писатель, 1986.
Посмотрел: старый был писатель, фронтовик, много книг. В «Волге» вроде не печатался, со мной не знаком…
Плебейский Освальд
Боровикову Сергею Григорьевичу. Благодарю за хорошие дела и добрые письма. Награду тоже. (Помните: «За лучшую публикацию года!»)
Эта – первая. До – были только пинки.
Сейчас, правда, многое изменилось.
Ещё раз благодарю. Искренне Ваш, подпись, б.д.
На авантитуле неизвестной книги.
Фронтовик, доброволец. Инвалид, орден Славы. Когда учился в челябинском педагогическом институте, организовал литературное студенческое общество «Снежное вино», в 1946 г. всех членов «Снежного вина» арестовали и приговорили к 10 годам лишения свободы.
Ни при Шундике, ни при Палькине этого жившего в Волгограде поэта с диковинными именем и фамилией «Волга» не печатала. Писал он фронтовые стихи, жёсткие. Знаком я с ним не был.
Петелин Виктор
Дорогому Сергею Боровикову – с пожеланием творческих успехов, новых книг. С искренней симпатией Виктор Петелин.
Сент. 76 г.
На авантитуле неизвестной книги.
Дорогому Сергею Григорьевичу Боровикову – с добрыми чувствами и наилучшими пожеланиями, подпись – 16 мая 1980.
На титуле книги «Судьба художника. Очерк жизни и творчества А.Н. Толстого». Ордена Красного Знамени Военное издательство Министерства обороны, Москва, 1979.
Об этом деятеле я не раз писал, больше не хочу.
Плеханов Сергей
Сергею Боровикову с душевной симпатией, 6.VI.1985
На книге С. Максимова «Куль хлеба и его похождения» (Подготовка текста и примеч. С. Плеханова). М., Молодая гвардия, 1985.
О единственной неприятной встрече с автором примечаний я уже вспоминал.
Политов Виктор
Сергей! Костры затухают и разгораются, но мог ведь и совсем затухнуть.
С самыми добрыми пожеланиями! Автор. Подпись, 2.03.86 г. Саратов.
На титуле книги «У затухающих костров. Повести». М., Современник, 1984.
Сергею Боровикову! Редактору «Волги», для которой пишу я долго, долго. Боюсь, что воды утечёт слишком много, пока доберусь до последнего слона.
Сергей, от души.
Подпись, 28.12.88 г.
х. Берёзки. Дом.
На титуле книги «К Большой Медведице. Повести и рассказы», М., Современник, 1988.
Общаться с Политовым было нелегко, не уважать его было невозможно.
В те годы молодые провинциальные писатели были не прочь создавать о себе мнение ala Сергей Есенин – словно бы они и в самом деле «без причал», только редко кто из них был на деле чужд социальной приспособляемости. Диковатый загульно-рыбацкий образ жизни Политова был не только наиболее возможным для его натуры, но кажется единственно возможным. Выше, вспоминая Ивана Малохаткина, я писал о стихийности натуры, что однако не мешало Ивану Ивановичу хотеть и уметь добиваться житейских благ. Не то Политов.
Виктору помогали с публикациями Виктор Астафьев и Евгений Носов, вообще не было какого-то всеобщего неприятия, отторжения, непечатания. Виктор словно бы сам отторгался от налаженных другими путей успеха. И меня не удивило его самоубийство.
Когда я вспоминаю немногие общения с ним, обязательно на память приходит наше возвращение со съезда российских писателей. В Москве Виктор запил. Он не был, не мог быть делегатом (саратовские коллеги не выбрали бы), но то, что все мы ехали вместе с Зоей Ларионовой, говорит о съезде, где она присутствовала как зав. отделом обкома (на союзные съезды ездил секретарь ОК). Так вот в вагоне за тяжко страдавшим Политовым ухаживала она. И в моей памяти как-то соединились непутёвый писатель и благополучная чиновница.
Поскрёбышев Олег
Сергею Григорьевичу Боровикову – в память о добром знакомстве, с хорошими пожеланиями. Подпись 9.12.85
На титуле книги «Посох. Стихи». Москва, Советская Россия, 1985.
Знаю, что Поскрёбышев был главным русским поэтом Удмуртии. В литературах национальных АССР кроме классика титульной национальности должен был быть и местный классик русскоязычной прозы или поэзии.
Пырков Владимир
Сергею Боровикову с дружеским пожеланием больших творческих вершин от автора 12.VI.80 г.
На титуле книги «Материнская речь. Стихи». Саратов, Приволжское кн. издательство, 1980.
Сергею Боровикову от автора с пожеланием всегда сохранить незамутнённым по-детски свежий, зоркий мудрый взор художника, ценителя, навсегда удивленного красотой человека.
Подпись, 24.V–82 г. г. Саратов
На авантитуле неизвестной книги.
Уважаемому Сергею Григорьевичу с глубоким уважением и пожеланием больших творческих озарений.
Подпись 31.ХII–86 г.
На авантитуле неизвестной книги.
Странно, но я почти ничего не могу рассказать про этого хорошего человека, с которым не одно десятилетие проработал в журнале «Волга». Разве что припомню случай, про который он редко и чуть выпивши, что бывало не менее редко, рассказывал. Был Пырков рыбаком, каких раньше называли заядлыми, а теперь страстными. И совершенно не обладал тем, что якобы присуще поэтическим натурам, т.е. готовностью к мгновенным приключениям, в том числе и любовным. А вокруг поэтессы…
Слово-то, однако, какое гнусное, порочное! Словом, допекла его как-то одна барышня или барыня, стал он сдаваться, и решился на свидание. Жил он тогда в Ульяновске и часто отлучался из дома на рыбалку. И на этот раз взял как обычно, рюкзак, снасти и проч. А по дороге к назначенному месту его всё больше одолевали беспокойство и тоска, пока, наконец, он не пересел на автобус, который шёл к Волге.
Позднин Евгений
На добрую и долгую память от автора. Подпись – 4.04.94
На титуле книги «И.К. Кузьмичёв. К 70-летию со дня рождения. Указатель литературы». Нижний Новгород, 1993.
Е.Н. Позднина знаю лишь заочно, у меня есть очень интересная его книга «Друзья молодого Горького» (1990) с предисловием И.К. Кузьмичёва.
Прокушев Юрий
Сергею Боровикову – как единодуму и нашей доброй смене. Дерзай! Подпись, Малеевка, 1980 г.
На титуле книги «Сергей Есенин. Образ. Стихи. Эпоха». Московский рабочий, 1975.
Юрий Львович был образцом литературного деляги, обладающего всеми чиновничьими способностями, за исключением литературных. А связал свою, изначально комсомольскую, карьеру с литературой, и самое ужасное, что для своего чиновно-литературного продвижения избрал Сергея Есенина. То, что он напечатал, не подлежит даже юмору.
А каково это «Дерзай!»?
Прянишников Алексей
Сергею Григорьевичу Боровикову – с надеждой на творческую дружбу.
18. III.1988
На титуле книги «Алексей Прянишников. Когда человеку лучше. Повести и рассказы». Москва, Советский писатель 1987.
Не знаком с автором. В Интернете про него ничего нет. А на обороте титула сообщается про богатую биографию автора, который был старателем в колымской артели.
Р
Рашковский Леонид
Милым Гале и Сергею Боровиковым в память о встрече о Коктебеле с добрыми пожеланиями. 18-IХ-72.
Надпись на титуле книги «Пускай не умирают звёзды». Издательство «Беларусь», Минск, 1966.
Надпись сделана рукой словно бы пьяного, но автор был не пьян, а очень болен рассеянным склерозом, пребывал в инвалидной коляске. Тогда мне книги ещё дарили редко – я второй год работал в журнале и в первый отпуск поехал с первой женой и четырёхлетним сыном в Крым, продав для этого мотоцикл «Ява-250».
Ракушин Фёдор
Сергею Григорьевичу Боровикову – на добрую память и самыми лучшими пожеланиями. Пензяк.
Подпись, 17.4.86 г. Саратов
На титуле книги «Царь-ягода. Стихи». М., Современник, 1983.
Кроме того определения, каким он закончил надпись, ничего не знаю.
Рахманин Борис
Сергею Григорьевичу Боровикову – с надеждой на продолжение знакомства, начавшегося в ЦДЛ – увы! – но… богу виднее.
Подпись, сент. 1990
На титуле журнала «Московский вестник», №2, 1990.
Намёк в автографе оправдан: я вовсе не помню знакомства.
Роя Инара
Сергею Григорьевичу в год веселых надежд и честных сердец – с уважением. Инара Роя. VI.88. Рига
На титуле книги «Знойная дорога. Стихи, поэмы». Перевод с латышского. Советский писатель. Москва, 1987.
Почему латышская поэтесса прислала мне свой сборник? Вероятно, потому, что она печаталась в «Волге» при Шундике, а при Палькине и Благове не печаталась.
С
Самсонов Юрий
Сергею Григорьевичу Боровикову – от автора с любовью и надеждой. Подпись – б.д.
То ли на шмуце, то ли ещё на какой странице с рисунком на обороте неизвестной книги какого-то кустарного производства.
Дорогому Сергею Григорьевичу Боровикову –
Огни Вашей «Волги» не только осветили дорогу моей совсем уж было заблудшей творческой судьбы, но и согрели в труднейшую минуту…
Врезается «Волга» в житейские льды –
А время пугает, петляет следы…
…Не страшно журналу
В любой «ураган»,
Когда у штурвала такой капитан!
Сердечное Вам за всё спасибо. Подпись б.д.
На титуле книги «Я в деревне живу… Стихи». Саратов, Приволжское книжное издательство, 1988.
Писателю и редактору любимого журнала «Волга» Сергею Григорьевичу Боровикову – от автора с любовью и надеждой.
Подпись, б.д.
На титуле книги «Поминальные колокола. Стихи». Москва – село Синодское, 1990.
«Почивалин такое давление на меня создал: ни РСТ, ни вздохнуть. А почему невзлюбил, не знаю».
Но в 1986 г. выдающегося жаждал нашей области Горбачева зебра в Фонд культуры.
Может быть, это своими именами, но почти сразу, учитывая производственный цикл журнала, Ю. Б. в nepali «Волга».
– Неожиданно в «Волга» непальский целую подборку моих шоу, да ещё и grail Prey журнала «За лучшее произведение года», – говорит поэт.
И вот в село Sends Шемышейского района, где в это время обретался Ю. Б., пришло письмо. Писал поэт блог из Ульяновской. Один поэт, Penn, имеющий определенный вес в советской литературе, писал другому poet:
«Я очень portals, протест в № 2 «Волга» подборку твоих шоу, и понял, что «Волга» ещё не обмелела, не паруса. <…> Письмо было отправлено 18 мая 1986 г. Чико И поддержало Ю. Б., к тому времени уже отчаявшегося. Уже решившего навсегда покончить с позе. (С сайта «Парк Берлин»).
Этот странный текст, полный невразумительных замен русских слов на непонятноязычные, содержит тем не менее информацию, которую поясню.
Невзлюбивший Самсонова Николай Почивалин – главный в те годы пензенский писатель, много издающийся в Москве. Человек был заносчивый, козыряющий своей формальной беспартийностью и агрессивной партийностью книг. Его печатал в «Волге» Шундик. Помню, как я в первый год работы в редакции меня в очередном романе пензяка поразил перепев чеховского пассажа: «Если жена тебе изменила, то радуйся, что она изменила тебе, а не отечеству». Но это у Чехова сарказм, а по Почивалину человек, изменивший жене, способен предать Родину.
Фразу «Но в 1986 г. выдающегося жаждал нашей области Горбачева зебра в Фонд культуры» надо перевести так: легендарного Георга Мясникова, второго секретаря Пензенского обкома сделали заместителем председателя созданного Фонда культуры.
Не место здесь перечислять обширные заслуги Георга Васильевича, которого я немного знал, хочу лишь процитировать его дневник.
«1980 14 февраля. Заехали на ферму с. Алексеевка с-за “Кулясовский”. Жуткая картина: транспортеры порвались, водопровод не работает, воду таскают ведрами, бабы выгребают навоз лопатами. В углу конюшни на корточках сидит обалдевший мордвин. Глаза открыты, но он ничего не воспринимает и не понимает. Бригадир говорит, что в магазин привезли примусную жидкость по 64 коп. за бутылку. Мужики ее пьют и обалдевают.
Заехали в магазин. Есть эта жидкость, крестьяне ее зовут “Огонек”. Крепость 75˚, синяя. Кроме жидкости в магазине – водка и черствый хлеб, да [консервы] “Завтрак туриста”. Мыла нет, соли нет, курева нет. Пустые полки. И кто-то придумал называть все это «развитым социализмом». <…> Он – чем больше “развивается”, тем больнее народу икается.
15 апреля. <…> гуляем четыре майских дня и три дня Победы. Жуть какая-то! Опять первую декаду страна, где “всего не хватает”, будет находиться в хмельном разгуле, и никто ничего сделать не может, а наверху и не хочет. <…>
20 мая. Подумал: только русские могут так – сломать храм, возведенный на деньги, добытые потом и кровью народа, взорвать его и на месте алтаря поставить памятник Карлу Марксу».
Повторяю: это дневник 2-го секретаря обкома.
Вернёмся к Самсонову. Мы действительно тогда поддержали уже почти затравленного поэта из пензенского села. И годовую премию дали. Мы, т.е. я и Пырков, оценили самобытно-странный, чуть юродивый, скомороший талант Самсонова и после публикации в «Волге» прожали в Приволжском книжном издательстве его сборник. Я рад, что в моей редакторской службе была эта страница.
Сахаров Всеволод
Молодому критику Сергею Боровикову от такого же.
Подпись – 5.IХ.80 г.
На авантитуле неизвестной книги.
Сергею Боровикову с благодарностью за память и поддержку и с пожеланием стать поскорее москвичом.
Сева Сахаров.
19.VII.85 г. Москва
На титуле книги «Дела человеческие. О литературе классической и современной». М., Современник, 1985.
Севу Сахарова я не любил, думаю, он меня тоже. Познакомились мы в 1971 году в Дубултах на семинаре. За какую поддержку благодарит, не знаю – в «Волге» он вроде бы не печатался. Почему-то я был на банкете по случае защиты им кандидатской диссертации в кабинете ресторана «Прага». Из того события помню лишь, как спускавшийся рядом по лестнице вдоль бесконечных зеркал Семанов, выйдя, вытащил прихваченную со стола бутылку вина и стал пить из горлышка прямо в виду Арбатской площади.
Селезнёв Пётр
Сергею Григорьевич Боровикову глубоким уважением. Пётр. Подпись – 9.ХI.82, Сталинград.
На титуле книги «Южный крест. Роман в двух книгах». М., Современник, 1982.
Знаю только, что был такой прозаик в Волгограде.
Семанов Сергей
Серёже Боровикову с любовью.
Подпись, 24 дек. 1977.
На титуле книги «“Тихий Дон” – Литература и история», М., Современник, 1977.
Дорогой Серёжа, откуда всё пошло, вы узнаете из правдивых воспоминаний на с. 38, 40.
Ваш – подпись,
Mementoracis!
На титуле книги «Великие уроки». М., Правда, 1979.
Историю моего знакомства, дружбы и расхождения с Сергеем Николаевичем Семановым надо писать отдельно. Сейчас поясню лишь латинский призыв, что по-русски означает: «Помни о раках!»
Дело в том, что он любил нестандартные блюда – в Малеевке стрелял из мелкашки воробьев и варил их в белом вине, однажды угощал медвежатиной и т.д. Раков же любил до самозабвения, а узнав, что у нас, в Саратовском Заволжье их ловится немеряно, стал изводить меня просьбами прислать раков, что я так не исполнил.
Семёнова Светлана
Сергею Григорьевичу Боровикову – с глубоким уважением и чувством симпатии. Удач Вам в столь многосторонней, важной деятельности! Семёнова С. 10.ХII-87
На титуле книги «Валентин Распутин». М., Советская Россия, 1987.
Я не был знаком со Светланой Семёновой, свою книгу она мне прислала возможно потому, что «Волга» печатала тексты её мужа Георгия Гачева. Они были мне не слишком по сердцу, но я часто одобрял к печати то, что мне не нравилось, но цену чему я понимал.
Главным поклонником Гачева был в редакции Валера Володин, и его сочинения шли по отделу прозы.
Семёнов Владимир
Дорогому Серёже Боровикову – товарищу и соратнику по общему делу. Подпись – 19.IV.1978
На авантитуле неизвестной книги.
Почти нечего мне о нём сказать, настолько неприметный он был. Работал в журнале «Молодая гвардия», редко публиковался, в общении… да не знаю, что сказать, тоже ничем не выделялся.
Серов Владимир
Сергею Григорьевичу с благодарностью за поддержку и взаимопонимание. С удовольствием вспоминая годы совместной работы.
Автор, подпись, 28.03.88
На авантитуле неизвестной книги.
Сергею Григорьевичу Боровикову – на самую дальнюю полку, подальше от графов с уважением автор.
Подпись, 8.02.89
На титуле книги «Запасная», Саратов. Приволжское книжное издательство, 1989.
Психологический портрет Владимира Николаевича я однажды уже создал где-то «В русском жанре». Из того, что он написал, я помню интересную повесть «Выборная должность», которую мы печатали, интересную содержанием – самочувствие, ощущения, мысли, страдания молодого рабочего, выбранного в завком.
«Графы» в надписи намекают на мою книгу об Алексее Толстом.
Сердюк Виталий
Сергею Григорьевичу – с самыми добрыми чувствами и оскоминой от собственного выступления на юбилее «Волги», но, как говорится, кто прошлое вспомянет…
Счастья и творческих успехов на всех фронтах. Подпись – 29.Х.86
На титуле книги «Репортаж о чёрном ветре и людском милосердии». Москва, Советская Россия, 1986.
Виталий Сердюк был ответсеком у писателей Иваново после Владимира Жукова. Изданный в столице очерк под другим названием, которого не помню, был впервые напечатан в «Волге». Речь там шла о невиданном смерче, обрушившимся на Ивановскую область летом 1984 года. Ещё царила цензура, а масштабы катастрофы скрывали, и было много придирок к тексту.
А вот о каком-то выступлении Сердюка, более того, о самом юбилейном заседании, ничего не помню.
В 1986 году нашему журналу исполнилось 20 лет, но отмечать юбилей мне строго-настрого запретили: горбачевские причуды. По старому бы времени и заседание редколлегии, и городской торжественный вечер, и орденок главному редактору и медали старейшим, и банкет во всю ивановскую. Но была лишь редколлегия, о которой как уже сказал, ничего не помню, и много позже самодельный банкет в ресторане «Россия», где из гостей был только верный друг редакции директор полиграфкомбината. Филяс, остальные не явились, уже запуганные лигачёвскими репрессиями за любые общественные застолья.
Сидоренко Юрий
Сергею Боровикову, первому моему рецензенту! С самыми добрыми чувствами, с пожеланием здоровья, нержавеющей остроты мысли и слова, творческих удач!
От автора, подпись, 25-V-82
На авантитуле книги «Уравнение с одним неизвестным». Саратов, Приволжское книжное издательство, 1982.
Но на обороте титула первой книги автора обозначен не я, а Г. Езерская и О. Гладышева. Я много написал внутряшек и о многих забыл, но к писаниям Юры в недолгий период его работы в «Волге» ещё при Шундике относился отрицательно и, если бы получил его рассказы на отзыв, зарубил бы.
Скатов Николай
Сергею Григорьевичу Боровикову – с уважением, симпатией, с пожеланием всего доброго. Подпись – 17.02.84.
На авантитуле неизвестной книги.
С профессором и директором Пушкинского Дома Николаем Николаевичем Скатовым меня в Пицунде познакомил Сашка Карелин. Выпивали и даже купались ночью голые на пляже соседнего пансионата газеты «Правда», где вокруг плескалось немало молоденьких купальщиц.
Сергею Григорьевичу Боровикову – с большим уважением и самыми добрыми пожеланиями.
Подпись, 12.06.86
На титуле книги «Некрасов. Современники и продолжатели. Очерки». Москва, Советская Россия, 1986.
Со второй книгой связан эпизод с моим дурным воспитанием. Книга пришла по почте, и надпись была не мне, а известному воронежскому краеведу Олегу Ласунскому. Я, всё же предварительно подумавши, не придумал ничего лучше, чем вернуть книгу автору в Питер. А спустя короткое время был пристыжен, получив от Ласунского книгу, подаренную мне, с предложением обменяться.
Сиротин Борис
С.Г. Боровикову, земляку-волжанину. Радостей Вам!
Подпись, 3 августа 89 г. Самара.
Сергею Григорьевичу Боровикову – привет с самарских берегов!
Да не иссякнет Волга наша!
Подпись, 3 августа 89
На авантитулах неизвестных книг.
С автором я не встречался, помню лишь как в разговорах некоторых коллег этого поэта, пишущего вполне патриотические стихи, обращалось внимание на его не вполне патриотическое отчество Зиновьевич.
Скорняков Алексей
Уважаемому Сергею Григорьевичу Боровикову на добрую память от автора.
На титуле книги «Прощаться не будем. Повесть». Саратов, Приволжское книжное издательство, 1991
Единственный в Интернете саратовец с такими именем-фамилией – вратарь футбольной команды «Сокол». Он ли написал «остросюжетную повесть, посвящённую сложным проблемам современной молодёжи», не ведаю.
Селезнёв Юрий
Сергею Боровикову, человеку, критику, на общее дело, с уважением. Сердечно, Ю. Селезнёв. 7.10.78
На титуле книги «Созидающая память», М., Изд. «Правда» (б-ка «Огонёк), 1978.
Он стал культовой фигурой, мне даже неловко, вспоминая его, называть как при жизни – Юрой.
Близки мы не были, и если бы вычерчивать линию наших отношений, она бы во многом зависела от третьих лиц.
Скалон Андрей
Сергею Боровикову с глубокой благодарностью за добрые слова об этой книжке. Мне кажется, что мы находимся в одной важной части воззрений, самой важной. И ею надо дорожить в этой мелкой и склочной литературной жизни.
Андрей Скалон.
29 июня 1980 г. Москва.
На титуле книги «На бугре. Рассказ. Повесть. Роман». Современник, 1978.
Жаль, что выпало из оборота имя этого талантливого писателя, повесть которого «Живые деньги» расхвалил в рецензии Василий Шукшин.
Соколов Геннадий
Критику Сергею Боровикову – с уважением к его творчеству. Подпись – б.д.
На титуле книги «Журавль небесный». Саратов, Приволжское книжное издательство, 1986.
Ну что, был в саратовской писательско-журналистской тусовке незлобивый человек, которого все от мала до велика величали Генкой.
Смирнов Анатолий
Сергею Григорьевичу Боровикову дружески расположенный составитель с уважением.
Подпись, янв. 1980
На обороте титула книги «Н.Г. Чернышевский. Письма без адреса». М., Современник» 1979.
С ним дружил Карелин, и меня познакомил. За глаза мы его называли Профессор. Роднило его с Сашкой не только то, что один издавал другого, но и большая любовь к застолью, несколько даже удивительная для столь почтенного господина. Было в Анатолии Филипповиче бесовское обаяние, в хитрых глазках сквозь очки, ухмылке, бородке. Карелин утверждал, что входил Профессор в круг референтов Брежнева и потому имел наверху большой вес. Во всяком случае, именит был наш нередкий собутыльник. В перестройку с его подачи и с его комментариями стали переиздавать «Историю Государства Российского» Карамзина.
Смирнов Виктор
Дорогому Сергею Боровикову
Сергею Боровикову – талантливому. Доброму, отзывчивому.
Виктор Смирнов 13 мая 1980 г. Смоленск
Надписано на шмуцтитуле неизвестной книги.
Сергею Боровикову, давнему другу моему, первому сказавшему доброе слово о моей первой книжке. Успехов твоему таланту, Серёжа!
Виктор Смирнов 3 мая 1983 г. Смоленск.
На титуле книги «Осиновый огонь». Московский рабочий, 1982.
Сергею Боровикову – добра, удач в деле сплочения русских литературных сил!
Виктор Смирнов 16 июля 90 г. Смоленск
Правды в этих словах только то, что я написал о сборнике его. Это было в 1973 году. Заголовком рецензии была строка из стихотворения Смирнова «Ближе всех мне, конечно, Есенин…» Саму рецензию не помню, там речь шла не только о нём, но и о менее одарённых эпигонах Сергея Александровича, которых на Руси было пруд пруди. Другом, тем более давним, я ему не был. Однажды на каком-то союзписательском сборище нас познакомили, и больше никогда я его не видел. Мог ли предвидеть, во что превратится автор понравившихся мне непосредственностью строк? Вот отрывки из письма В. Смирнова 86-го года.
«Дорогой Серёжа!
Обидел ты меня, шибко обидел.
Милый мой, мне давно не 17 лет, чтобы радовать меня печатанием “обрывков из отрывков”. Нет, Серёжа, позорить мои седины – тебе не к лицу. Ты ведь первый, помнится, приветствовал моё появление на поэтическом небосклоне!»
Какую же я нанёс обиду смоленскому поэту? Да что там обиду: «наносишь раны русскому поэту», «иметь дело с людьми, держащими кровавые топоры в руках…»
А просто у зав. отделом поэзии «Волги» Владимира Пыркова и меня, «хватает совести отобрать три стишка» для публикации.
За две недели до этого письма прислал упрёки вроде бы добродушные, в стихах:
И гадаю горько:
Будет ли привет?
Что с моей подборкой?
Выйдет или нет?
Жуткие мыслишки:
Не успел прочесть…
А моим детишкам
Нечего поесть.
Кашей или пловом
Их бы угостить.
Вам смешно с Пырковым,
Мне – по-волчьи выть.
Я, конечно, ответил обиженному смолянину, и он прислал дополнительные обвинения и даже причину, что мало взяли стихов: «какие дьявольские силы подсказали тебе это – не ведаю…»
Сделавшись на 25 лет руководителем смоленского СПР, он учредил премию Твардовского и сам же её получил, затеял войну с крупным филологом, профессором Смоленского университета Вадимом Баевским и дочерьми Твардовского, которые далеко не всех награждённых премией считали достойными имени великого отца. Да и как их не понять, если хозяева премии докатились до присуждения её в 2002 году роману Леонида Корнюшина «Прозрение и надежды», напечатанному в «Волге» ещё в 70-е годы. Тогда я пытался убедить Н. Палькина отказаться от публикации бездарного сочинения, но ему и зав. отделом прозы В. Васильеву пришёлся по душе агрессивный «патриотический» настрой изделия Корнюшина.
Смирнов Виталий
Дорогому Сергею Григорьевичу – дружески
Подпись 17.02.97
На титуле книги «По следам времени. Из истории писательской организации Царицына-Волгограда». Волгоград, 1996.
Виталий Борисович был выпускник Саратовского филфака, много писал и печатался, не принадлежа ни к каким группировкам.
Соколов Борис
Сергею Боровикову – Борис Соколов. Просто так. г. Куйбышев, 19.03.87
На авантитуле неизвестной книги.
Этот поэт прославился в Куйбышеве двумя нехитрыми строчками:
Иные Россией клянутся,
А сами Россию клянут!
Он читал их столько раз, сколько я его слышал, а это, разумеется, в тысячи раз меньше, чем общее число его выступлений.
Был он малого роста, крепко сбитый, естественно, пьющий, и при должности – руководил местным издательством.
Споров Борис
С.Г. Боровикову на добрую память – и «Живице». С уважением Пермь – 10.ХI – 87 г.
На титуле книг «Антонов огонь. Повести. Рассказы». Москва, Советский писатель, 1987.
«…до публикации в журнале “Волга” первой книги моего романа. Кстати, сразу же ее разнесли, причем разнесли по-страшному. Первый и второй номер журнала вышли, а потом – перерыв, а конец уже весь оборванный: все про религию вырезали, даже упоминание о Боге вырезали. Кстати, я сейчас занимаюсь тем, что этот текст восстанавливаю. <…> Хотя у меня в журнале “Волга” и вымарывали кое-что, но ведь первая часть ранее была уже опубликована!» – вспоминал Борис Споров.
Однажды в связи с публикацией романа он приезжал в Саратов. Я тогда был зав. отделом прозы, готовил текст к печати. За Борисом Фёдоровичем ощущался большой и тяжкий жизненный опыт и сила. А цензура действительно порезвилась в последней части публикации. Сравнимое с публикацией «Живицы» зверство я могу вспомнить ещё в двух случаях: с романом Бориса Екимова «Родительский дом» в том же году, и воспоминаниями Алексея Солоницына из Самары о брате киноактере Анатолии Солоницыне годом ранее. Споров и Екимов сердились, а Алексей вёл себя мирно, меня не винил, а можно было и озвереть от категорического запрета просто на упоминание имени Андрея Тарковского. Я уже был закалён годами журнальной работы, но здесь и меня, только что ставшего главным редактором, отчаяние до слез охватывало: как можно, рассказывая об исполнителе роли Рублёва, обойти гениального постановщика фильма!
Стрекач Владимир
Сергею Григорьевичу Боровикову от автора, желаю доброго здоровья на поприще руководства «Волгой».
Подпись – б.д.
На авантитуле неизвестной книги.
Сергею Боровикову от автора. Читай, старик, и будь справедлив, не обижусь.
Подпись – б.д. На авантитуле неизвестной книги.
Сергею Боровикову от автора. Дай бог тебе удач и большого везенья.
Подпись, б.д.
На авантитуле неизвестной книги.
Сергею Боровикову с пожеланиями удач, успеха и, дай бог, чтобы не раз пришлось мне дарить тебе книги.
Подпись – б.д.
На авантитуле неизвестной книги.
Сергею Боровикову с добрыми пожеланиями от автора.
Саковец-Стрекач.
22.Х – 82 г.
На авантитуле неизвестной книги.
У Владимира Стрекача были все шансы стать одним из ведущих писателей Саратова, писал он на разные темы, много и складно. Но он поздно начал, и едва лет в пятьдесят раскрутился, грянули новые времена, и даже состоявшимся совписцам пришлось не сладко, а с разных сторон наступали новые имена, жанры, стили, свободы и вообще новые литературные поколения.
Влада Саковец – жена Стрекача, такая же, как он, писательница.
Сухов Фёдор
Сергею Боровикову – с благодарностью от старого сотрудника «Волги» ушкуйника Фёдор Сухова.
22 декабря 1985 с. Красный Осёлок.
На авантитуле неизвестной книги.
Сергею Григорьевичу Боровикову – благодарно Фёдор Сухов. 1 ноября 1989. С. Красный Осёлок.
Я не был знаком с Фёдором Григорьевичем. О его ушкуйничестве слышал какие-то легенды, но кажется они сводились в основном к его неожиданным и скорым женитьбам на молодых поэтессах.
Т
Таганов Леонид
Сергею Григорьевичу Боровикову с доброй памятью.
Подпись. 1.VIII– 94 г.
На титуле книги «Прости мою ночную душу…» Книга об Анне Барковой. Областное книжное издательство «Талка», Иваново, 1993.
Хоть мы и были одновременно зачислены в молодые критики, никто из нас, семинаристов, Лёней его не называл, настолько он был старше и солиднее. Его большая заслуга в возвращении в литературу стихов Анны Барковой, женщины большого таланта, силы и потрясающих даже для тех времён испытаний.
«В конце 1934 г. её арестовывают в первый раз и заключают на пять лет в Карлаг (1935–1939), в 1940–1947 гг. она живёт под административным надзором в Калуге, где в 1947 г. её арестовывают повторно и на этот раз заключают в лагерь в Инту, где она находится до 1956 г. 13 ноября 1957 года, несмотря на “оттепель”, её арестовывают в третий раз (как и прежде, по обвинению в антисоветской агитации) и заключают в мордовский лагерь».
Когда впервые мы готовили её подборку, помню, как вздрогнул, прочитав:
Загорелись кровавые звёзды
На смирившихся башнях Кремля.
В Иваново студентом Таганова был прославившийся впоследствии так рано ушедший Александр Агеев.
Трофимов Жорес
Дорогому Сергею Григорьевичу – дружески, с пожеланием творческих успехов. Подпись. 5.ХII.84
Уважаемому Сергею Григорьевичу с дружескими чувствами. Подпись. 14.ХI.86
На титуле книги «Казанская сходка». Москва, Молодая гвардия, 1986.
Уважаемому Сергею Григорьевичу от преданного… Подпись. 16.12.88 г. Ульяновск.
На титле книги «Самарские университеты». Москва, Молодая гвардия, 1988.
Уважаемому Сергею Григорьевичу на память о публикации в №5 за 1987 год в «Волге» сокращённого варианта этой книги.
Подпись 16.12.88
На авантитуле неизвестной книги.
Этот разбитной ульяновский татарин не раз бывал в «Волге», где его всегда печатали: писал складно на беспроигрышную тему детства и юности Владимира Ильича.
Тяпугина Наталья
Дорогому Сергею Григорьевичу на память о делах давно минувших дней с надеждой на их продолжение. Б.д.
На титуле не типографского, а принтерного типа книги «Роман Ф.М., Достоевского “Идиот”. Опыт интерпретации». Издательство Саратовского педагогического института, 1995.
Надпись мне непонятна. Каких делах? Если речь о её немногих публикациях в «Волге», то они были уже при дружившем с ней Бирюлине. Ничего про Тяпугину не знаю, кроме того, что служит доцентом или профессором в Академии права и ничего не смыслит в Достоевском.
У
Ударов Николай
Дорогому Серёже Боровикову в память о нашем семинаре на VI Всесоюзном совещании в 1975 году и о нашем творческом сотрудничестве в «Волге»! Николай Ударов (Николай Сотников). Это мой псевдоним Н. Ударов. 19-VIII – 1984 г.
На титуле книги «Месяц май. Первая книга стихов». Лениздат, 1984.
Колю Сотникова и Николаем-то назвать неловко, настолько инфантилен, мягок, щупл. При этом служил в наисложнейшей ленинградской писательской организации на каких-то невысоких, но существенных должностях. А так как служил долго и справлялся, значит не так уж был слаб, как выглядел.
Удин Яша
Сергею Григорьевичу Боровикову с пожеланием крепкого здоровья и постоянных творческих удач, – с благодарностью Я.Удин (Маджинян). 10.03.89.
На титуле книги «Это нелёгкое начало». Саратов. Приволжское книжное издательство, 1989.
Сергею Григорьевичу Боровикову. Что можно пожелать главному редактору? – наверное, чтоб наши опусы не набили оскомину. И здоровья. Конечно, здоровья.
Подпись, конец лета 1991 г.
На титуле книги «Под старой грушей. Рассказы». Москва, Современник, 1990.
Славный парень, по-настоящему одаренный, хотя в слове и проскальзывало, что русский не родной его язык. Родом он был из Нагорного Карабаха. К сожалению, по горячности и неразборчивости очень уж увлекся союзписательскими делишками и разборками.
Ф
Филатов Александр
Дорогой «Волге». Благословившей на Поэзию, с благодарностью за сотрудничество.
Подпись, 4.03.90, п. Тоцкое-2
На титуле книги «Что будет завтра? Стихи». Челябинск, Южно-Уральское книжное издательство, 1989.
Ничего не могу сказать.
Финк Лев
Сергею Боровикову на добрую память о нашем долгом знакомстве с самыми добрыми пожеланиями.
Подпись, 19.VII.86.
На титуле книги «Живая память. Статьи о литературе и театре». Куйбышевское книжное издательство, 1985.
Лев Адольфович был первым, кто печатно обратил внимание на мою публикацию, притом всего лишь у меня третью, в «Волге» в 1972 году – рецензию на книгу Шукшина «Земляки». Тогда вышел первый номер только что созданного журнала «Литературное обозрение», вокруг которого было немало разговоров. Это был первый журнал злободневной литературной критики в отличие от «Воплей», которые склонялись к академическому литературоведению. Наши семинары молодых критиков и «Литературное обозрение» были следствием постановления ЦК КПСС «О литературно-художественной критике». Про новый журнал говорили, там будет до 50-ти рецензий в номере, что у Юрия Суровцева, главного редактора, особые права и что платить там будут за критику по высшей ставке 400 рублей за авторский лист. И вот журнал наконец вышел, большеформатный, хорошо отпечатанный на отличной бумаге, и в номере, среди прочего, обзор журнальных рецензий Льва Финка, где весьма похвально и пространно оценивается моя рецензия на сборник Василия Шукшина «Земляки».
Реакция в Саратове была сильнее, чем моя собственная. Бугаенко, Палькин, естественно Шундик поздравляли, а «Литературное обозрение» прислало мне на рецензирование костромской коллективный сборник. А тут и семинары молодых критиков начались, и вскоре сделался я одним из двух перспективных вместе с раньше меня начавшим печататься и раньше поступившим на работу в «Волгу» Колей Машовцом.
Чалмаев Виктор
Дорогому Серёже Боровикову – тоже творцу своей судьбы. Ещё не сотворённой и на одну половину с пожеланием восходящего движения, моцартовской лёгкости в сочетании с привычным даром пересмешника – автор и книги и «Волги» В. Чалмаев.
Подпись, 3-VII-83 г.
На титуле книги «Сотворение судьбы. Творческий путь П. Проскурина. Монография (к этом слову приписано: диссертация – реферат и т.п). Москва, издательство «Советский писатель», 1983.
Дорогому Серёже Боровикову – «На утре памяти неверной я вспоминаю» – беспечное веселье Коктебеля и Красноармейской улицы –
– да светит это утро. В. Чалмаев. 13.ХI– 89.
На титуле книги «Андрей Платонов. К сокровенному человеку». Москва, Советский писатель, 1989.
О Викторе Андреевиче Чалмаеве у меня много есть чего вспомнить и много писем его сохранилось, и как-нибудь напишу отдельно о нём и наших отношениях.
Чернов Юрий
Сергею Григорьевичу Боровикову – дружески.
Подпись – 10.1-87
На авантитуле неизвестной книги.
О Юрии Михайловиче Чернове см. в моем тексте «Как я не стал москвичом».
Чернышевская Вера
Сергею Григорьевичу Боровикову с уважением и добрыми пожеланиями от дочери автора. Подпись – 9.VII – 87 г.
На титуле книги Н.М. Чернышевской «Н.Г. Чернышевский в моей жизни». Саратов, Приволжское книжное издательство, 1985.
«Сенсационная новость: правнучка Чернышевского – живая достопримечательность нашего города – выбросилась с 12 этажа квартиры родственников Муренина – секретаря обкома. Почему, как – неизвестно. Дело расследовала местная прокуратура и уже закрыла – самоубийство. Ей было 63. Она жила в музее прадеда, до этого там произошла серия загадочных краж, о которых газеты писали в шутливом тоне.
И тут мне вспомнились многочисленные заметки в местных газетах той поры (1991 год), где описывалась ожесточённая борьба Веры Самсоновны с Галиной Мурениной за право видеть музей Чернышевского таким, каким им хотелось его видеть. Суть разногласий была в том, что правнучка хотела сохранить прежний интеллигентный дух и уклад музея, а Муренина стремилась его как-то модернизировать, перестраивать в стиле нового времени, устраивала там всякие выставки-продажи, которые Вере Самсоновне казались кощунством и приводили в ужас и негодование (в частности, там были какие-то фигурки и презервативы с изображением чертей, над которыми долго изгалялась пресса).
Когда неравная война (Муренина была не только директором музея, но и родной сестрой всесильного секретаря обкома) достигла своего пика, правнучка Чернышевского покончила с собой в квартире Мурениных, выбросившись с их 12 этажа. Это случилось 17 июня 1991 года). «Из дневника перестроечных лет» саратовской поэтессы Натальи Кравченко. https://www.liveinternet.ru/users/4514961/post290079768/
Я жил тогда по соседству с этим жутким – и высотой среди лачуг, и чудовищной, словно бы какого-то заводского помещения, архитектурой, и многолетней запущенностью, и своими обитателями – строился он на партийные деньги издательства «Коммунист» для партработников невысокого звена, – домом.
О причинах гибели правнучки великого демократа гадать не стану, но она не производила впечатления чересчур задумавшейся дамы. В Вере Самсоновне куда заметнее сквозила непритязательная бабистость с готовностью к мгновенному смеху. А что касается Мурениных, что брата, что сестру, более неприятные физиономии, не помню, встречал ли в жизни.
Шадрин Адихан
Сергею Боровикову в память о дружеских встречах. С пожеланиями больших творческих успехов.
Подпись – 7-1-77 г. Астрахань
На титуле книги «Лизавета. Повести». Волгоград, Нижне-Волжское книжное издательство, 1976.
Сергею Боровикову – давнему другу с пожеланием самого доброго в жизни.
Подпись, б.д.
На титуле книги «Старая дорога. Повести. Рассказы» М., Советская Россия, 1985.
Дорогому другу – волжанину Сергею Боровикову – с любовью. На дружбу. Адихан Шадрин.
24.Х.86 г. Москва, гост. «Россия».
На титуле книги «Понизовье – судьба моя. Повести и рассказы». Волгоград, Нижне-Волжское книжное издательство, 1986.
Дорогому Сергею Григорьевичу Боровикову – с благодарностью, ибо у истоков рождения была наша «Волга».
Здоровья, счастья, успехов.
Дружески Адихан Шадрин. 1.11.88 г.
На титуле книги «Смута». М., Современник, 1988.
С ним поссорил меня Валера Володин. Адихан прислал новый роман, который я внимательно просмотрел летом, когда гостил у него в Станье[4], а сейчас, осенью, попал в больницу, и Володин, сидящий на прозе, не дожидаясь моего выхода на работу, завернул рукопись с не слишком уважительным письмом. Не знаю и сейчас, только ли по небрежности, точнее пренебрежению ко всему, что не его пера, особенно профессиональных писателей, произвёл он эту операцию, на которую Шадрин смертельно обиделся. Володин не знал или не хотел знать, что Адихан Измайлович старейший, с редакторства Шундика, член журнальной редколлегии, каких я почти не оставил, и что мы с ним в приятельских отношениях. Напрасно я писал Адихану извинительные письма с просьбой вновь прислать роман. Ответом мне было молчание.
Ценность сочинений астраханца была в их фактуре. Столько Волги, воды и тростника, рыбы и рыбаков, закатов и костров, цветов и запахов, в то время почитай уже и не бывало в литературе.
Впрочем, Шадрин брал и достаточно для того времени рискованные темы. Повесть «Лизавета» 1976) – о дезертире. На сайте, посвящённом писателю, читаем: «Шадрин посылал повесть в журнал “Волга”, редактор которого посоветовал перестроить сюжет таким образом, чтобы дезертир исправился. Разумеется, автор делать этого не стал». Редактором тогда был Палькин.
Несмотря на грубоватую беллетризацию сюжета, ходульность многих героев, слабую интеллектуальную составляющую, тексты, написанные Шадриным, журнал под названием «Волга» был обязан печатать: это была проза, насыщенная нашей рекой.
Шамшурин Валерий
Доброму моему товарищу и соратнику Сергею Боровикову сердечно Валерий Шамшурин. 20 мая 81 г., Саратов.
На титуле книги «Волжские пристани. Стихи, поэма». Горький, Волго-Вятское книжное издательство, 1981.
Дорогому моему товарищу Сергею Боровикову со всей сердечностью Валерий Шамшурин. 12.11.85
На титуле книги «Кудрина: стихи». Москва, Современник, 1984.
Сергею Боровикову – сердцем Валерий Шамшурин.
27.6.86. Москва. Кремль.
На титуле книги «Часовая гора. Стихотворения». М., Молодая гвардия, 1986.
Славному редактору «Волги» и моему товарищу Сергею Боровикову сердечно – первый ком соли.
3 октября 89, Нижний Новгород.
На авантитуле, судя по надписи, первой книги прозы.
О встречах с Валерой Шамшуриным я всегда вспоминаю с улыбкой, хотя ничего особенного в них – в Москве, Саратове, Нижнем, и не было. Просто это был, надеюсь и остался таким, на редкость необременительный, м.б. точнее сказать, необременяющий других, человек, что большая редкость в писательской среде.
Шевченко Михаил
Эта книга – для Вас,
Серёжа.
Не Тарас.
Но Шевченко тоже.
На добрые воспоминания о славных семинарских днях начала июля 1982 в Астрахани.
Подпись – на авантитуле неизвестной книги.
Это был секретарь Правления СП РСФСР по работе с молодыми, а в Астрахани собрали молодых писателей кажется не всего Поволжья, а только Нижнего – то есть Саратова, Волгограда и Астрахани. Михаил Петрович был славным дядькой, но отношение к нему было в лучшем случае снисходительное: слишком мал был его литературный вес в сравнении с другими секретарями, слишком долго он, многолетний консультант Правления, шёл к секретарской должности.
Ширяева Галина
Гале, Сергею и Денису Боровиковым с одним-единственным пожеланием – ослепительного неба над головой.
Подпись, январь 1982 г.
На авантитуле неизвестной книги.
Галина Даниловна Ширяева, когда я начал работать в «Волге» корректором, заведовала отделом прозы. Она была довольно успешной писательницей, особенно когда начинала в 50-е годы. Помню, школьником смотрел в ТЮЗе спектакль «Валя и Валька» (пьесы М., Рощина ещё не было!) по её повести. В Саратове тогда одновременно сошлись три писательницы, пишущие для детей: Валентина Мухина-Петринская, Екатерина Рязанова и Галина Ширяева. И время от времени они по две объединялись против третьей. Всё же, кажется, чаще против наиболее успешной Петринской, тематика книг которой – путешествия, приключения, открытия – была далека от пионерско-комсомольско-школьной вотчины Рязановой, на которую временно покусилась начинающая Ширяева.
Ширяеву, женщину по жизни одинокую, разделяло: с Рязановой муж-еврей, с Петринской – лагерное прошлое Валентины Михайловны.
О последнем разделе расскажу один эпизод. Был юбилей Победы. Какой? 20 лет в 1965 году, меня ещё там не стояло, 40 лет в 1985 году, я уже был главным редактором, стало быть, 30 лет в 1975 году. Накануне 9 мая в писательской организации состоялось торжественное собрание. Были ещё бодры старые фронтовики Бугаенко, Тобольский, Боровиков. Делал доклад ответственный секретарь Юрий Никитин, и доклад прервался скандалом. Когда Никитин, перечтя заслуги фронтовиков, обратился к сидящей в первом ряду Мухиной-Петринской: «И поваленные вами, Валентина Михайловна, таёжные сосны участвовали в великой Победе».
Ширяева, густо залившись краской, вскочила и закричала: «Никитин, вы оскорбили память моего погибшего отца, уравняв его с лагерниками!»
К скандалам на собраниях все привыкли, но тут возмутились. Помню, Виктор Сафронов заметил ей: «Решения двадцатого съезда, Галина Даниловна, ещё никто не отменял». Бывшая на собрании Зоя Ларионова даже пересела к Петринской.
А потом было продолжение. Сначала, м.б. уже на следующий день, я стал свидетелем такой сцены. Ширяева бурно вошла в редакцию и распахнув дверь отдела прозы, кинула в сидящего за столом завотделом Сафронова книгу: «Возвращаю ваш подарок!» Это была его книга с дарственной ей надписью.
А на очередном собрании с криком бросилась к Никитину, потрясая перед его лицом какой-то бумагой. Оказалось, что это была похоронная на её отца.
А писала она, конечно, лучше обеих соперниц, неплохо, но очень уж аккуратно, даже прилежно.
Шошин Владислав
Сергею Григорьевичу Боровикову с искренней признательностью. Подпись, 1976.
На авантитуле неизвестной книги.
Уж скорее я должен быть признателен этому ленинградскому критику, еще до меня проложившему не яркую, но постоянную дорогу в журнал, в чем никакой моей заслуги не было. А вот он, работая в журнале «Аврора», способствовал появлению там в 1972 голу нескольких моих литературных пародий.
Штейнберг Инна
Сергею Григорьевичу Боровикову на добрую память от автора.
На авантитуле неизвестной книги.
Подпись, б.д.
Помню лишь, что в какие-то годы она была в объединении молодых писателей при всё той же «Заре молодежи», которым много лет руководил Иван Корнилов. В «Волге», по-моему, никогда не печаталась.
Шульпин Иван
Сергею Боровикову от Шульпина Ивана с возрастающим с каждым днём уважением – это верно. Подпись – б.д.
На авантитуле неизвестной книги.
Сергею Боровикову, величайшему критику с самыми добрыми чувствами автор.
Подпись, Саратов, 1975.
На титуле книги «Уклад. Рассказы и повести». Приволжское книжное издательство, Саратов, 1975.
Иван Шульпин был самым одаренным из тогдашних «молодых». Вскоре после «Уклада» я написал о его прозе, проницательно выделив её живописные качества и опасное самолюбование.
За долгие годы после «Уклада» Иван почти ничего не написал, к старости занявшись вполне серенькими вспоминательными стихами, которые мы в «Волге» однажды напечатали.
В его вызывающем уважение на фоне скорописи коллег молчании я вижу две причины. Одну повыше – большую требовательность к слову, страх перед неудачей. Вторую пониже – прирождённую лень.
Шундик Николай
Да пусть всегда и везде сопутствует вам, дорогая Галя, и тебе, дорогой Сергей, Волшебный олень. Обнимаю
Подпись. 31. 1 85 г.
Говорить, что Николай Елисеевич Шундик сыграл в моей жизни большую роль, излишне. Под его началом прошли первые пять моих журнальных лет. Я не раз вспоминал его и с ним связанное, в том числе и в этом тексте, ещё вспомню.
Ярочкин Борис
Сергею Боровикову от всего сердца и больших удач.
Подпись, Астрахань 25.ХI– 81 г.
На титуле книги «Огненная купель. Роман». Нижне-Волжское книжное издательство, Волгоград 1981.
Боровикову Сергею Григорьевичу на память о пицундских встречах. Подпись, Пицунда. 5.08.86 г.
На титуле книги «В полымя. Роман». Нижне-Волжское книжное издательство, Волгоград. 1985.
С этим астраханским прозаиком познакомились в его дивном городе. Но дальше знакомства и мимолётных, вроде пицундской, встреч, отношений не было, в «Волге» он не печатался.
Авторство утрачено
Уважаемому Сергею Григорьевичу Боровикову с глубоким уважением и пожеланием больших творческих озарений – подпись
31. ХII– 86 г.
Надпись неизвестного автора на авантитуле неизвестной книги.
***
Хисепле
Сергей
Григорьевича
ыра
сывлах
сунса – автор
(подпись)
10.Х.79
Какой язык? Предполагаю, что чувашский. Больше ничего не предполагаю.
***
Сергею Григорьевичу Боровикову на добрую (нрзб)
Подпись 24/III– 77
На форзаце неизвестной книги.
***
«Волга» обещала дать отзыв об этой книге.
С уважением М В…
11 июля 1989 г.
г. Саратов
На форзаце голубой краской напечатано «Как кузнец соседа подковал». В Сети есть сборник мордовских сказок под таким названием, из двух авторов М., Втулкин… похоже, это он, но я не знаю никакого Втулкина и никогда, даже приятелям, не обещал заранее рецензий, это было у меня твёрдое правило.
***
Знатоку советской литературы от скромного её почитателя. Подпись – б.д.
На авантитуле неизвестной книги.
***
Сергею Боровикову, моему единомышленнику с верой в будущее сотрудничество с глубоким уважением.
Подпись нрзб, первая буква О, 5.03.87(или 1)
Неприятная надпись, соединяющая единомыслие с незнакомцем и просьбу печатать. Скорее всего, кто-нибудь из тех, кто ошивался вокруг лидеров «русской партии».
***
Сергею Григорьевичу от души! Автор.
Подпись нрзб, первая буква С.
27/VII – 88, Ижевск.
Я никогда не был в Ижевске, у меня там единственный знакомый – замечательный человек Саша Шкляев, который в начале 70-х был, как и я, молодым критиком, а потом главным редактором журнала «Молот» и председателем правления Союза писателей Удмуртии.
***
Сергею Григорьевичу Боровикову – главному редактору журнала «Волга»
Если место найдётся на полке
И время книжонку прочесть,
Буду очень признателен «Волге»
За её откровенность и честь!
С уважением и любовью.
Подпись нрзб, первая буква П, июль 1988 г., Саратов
На авантитуле неизвестной книги неизвестного автора.
***
Глубокоуважаемому Сергею Григорьевичу Боровикову – на добрую память от автора.
Сердечно, подпись, 15.05. 1990 Казань
На авантитуле неизвестной книги неизвестного автора.
Заключение
Последний раз мне было стыдно за это действие в 2013 году в городе Коломне, в очень хорошей гостинице «Меридиан. Арбат». Почему «Арбат» понятно: Арбатская улица спускается к воде, утыкаясь в эту гостиницу, почему «Меридиан» – не ведаю. Здание стоит у берега (я снаружи даже подумал, что оно – плавучий дебаркадер) прямо в воде, и мимо окон очень быстро – не как в столице – протекает Москва-река, стремясь к скорому слиянию с Окой.
Я у входа на сходни вручил, а м.б. и всучил толстенную книгу «Двадцать два» Вениамину Борисовичу Смехову и прочитал на его лице тоску, дополненную вопросом: «Роман?» Но я бы не сделал этого, так как много раз бывал жертвой дарителей книг, но сам Смехов развязал мне руки, ранее попросив в музее Венички Ерофеева надписать ему журнал «Околоколомна» с моим текстом, потом надписал мне свою книгу «Золотой век Таганки»… Правда, его книга в мягкой обложке, а не в переплете, как у меня, и в ней меньше 200 страниц против моего кирпича в 600…
Дарители:
1. Адрианов Юрий
2. Антипьев Николай
3. Арясов Игорь
4. Асанов Леонид
5. Баженов Георгий
6. Баимов Роберт
7. Батурина Татьяна
8. Бердинских Виктор
9. Бирюлин Виктор
10. Блинов Геннадий
11. Богатырёв Вениамин
12. Бойко Владимир
13. Болкунов Иван
14. Болкунов Николай
15. Борзунов Семён
16. Бугаенко Павел
17. Будаков Виктор
18. Булгин Павел
19. Буханцов Николай
20. Вардугин Владимир
21. Васильев Владимир
22. Винникова Ида
23. Воронов Василий
24. Гамазина Фаина
25. Гнутов Александр
26. Горн Виктор
27. Горохов Николай
28. Горшенин Алексей
29. Гришин Владимир
30. Данильченко Анатолий
31. Дворянсков Владимир
32. Дедюхин Борис
33. Дементьев Вадим
34. Дементьев Валерий
35. Дмитриев В
36. Дудочкин Пётр
37. Евграфов Валентин
38. Евсеенко Иван
39. Егоренкова Галина
40. Ерёмин Александр
41. Есенков Валерий
42. Жуков Анатолий
43. Жуков Владимир
44. Жуков Дмитрий
45. Золотов Василий
46. Зубавин Владимир
47. Ивлиев Николай
48. Казаков Борис
49. Казаков Владимир
50. Калашников Сергей
51. Карась Ромуальд
52. Кемоклидзе Герберт
53. Кизилов Михаил
54. Книгин Игорь
55. Козлов Юрий
56. Колумб
57. Коновалов Григорий
58. Корнилов Владимир
59. Коробов Владимир
60. Корольков Александр
61. Коротаев Виктор
62. Кочетков Виктор
63. Краваль Любовь
64. Красавин Юрий
65. Кузин Николай
66. Кузьмичёв Иван
67. Куняев Станислав
68. Лазарев Евгений
69. Ланщиков Анатолий
70. Лапшин Виктор
71. Лебедев Павел
72. Лихоносов Виктор
73. Лощиц Юрий
74. Луговик Микола
75. Лукьянов Олег
76. Лыкошин Сергей
77. Любомудров Марк
78. Ляпин Игорь
79. Малохаткин Иван
80. Маркелов Иван
81. Марков Сергей
82. Марченко Вячеслав
83. Машовец Николай
84. Мельников Евгений
85. Мирнев Владимир
86. Михайлов Олег
87. Морозова Ирина
88. Никитин Юрий
89. Никитина Евгения
90. Оботуров Василий
91. Овчинников Сергей
92. Озерянский Александр
93. Осетров Евгений
94. Осипов Василий
95. Очирова Татьяна
96. Палькин Николай
97. Панфёрова Века
98. Петелин Виктор
99. Плебейский Освальд
100. Плеханов Сергей
101. Позднин Евгений
102. Политов Виктор
103. Поскрёбышев Олег
104. Прокушев Юрий
105. Прянишников Алексей
106. Пырков Владимир
107. Ракушин Фёдор
108. Рахманин Борис
109. Роя Инара
110. Сазонов Алексей
111. Саркисян Вячеслав
112. Сафронов Виктор
113. Сахаров Всеволод
114. Селезнёв Юрий
115. Семанов Сергей
116. Семёнов Владимир
117. Серов Владимир
118. Скорняков Александр
119. Смирнов Анатолий
120. Смирнов Виктор
121. Соколов Борис
122. Споров Борис
123. Сухов Фёдор
124. Тяпугина Наталья
125. Ударов Николай
126. Удин Яша
127. Филатов Александр
128. Финк Лев
129. Чалмаев Виктор
130. Чернов Юрий
131. Чернышевская Вера
132. Шадрин Адихан
133. Шамшурин Валерий
134. Шевченко Михаил
135. Ширяева Галина
136. Шошин Владислав
137. Штейнберг Инна
138. Шульпин Иван
139. Шундик Николай
140. Ярочкин Борис
[1] Положительному Вите так показалось, а просто я
развёлся с женой.
[2] Где-то я уже вспоминал последствие той выпивки: на
Рижском вокзале, утром, купив билет, оставил чемодан в камере хранения, а
вечером в алкогольном чаду забыл его взять и отправился в Ригу
в чем был, без вещей.
[3] 3С 1990 года занимается предпринимательством:
галерейный, сувенирный, туристический бизнес. В 1994 году стал основателем и
первым главным редактором иллюстрированного журнала «Вояж». С 1995 по 2001-й –
издатель и главный редактор журнала Русского Географического общества
«Путешественник». Издавал журналы «Витрина», «Поехали!», «Sex-гид», газету
«Империя». С 2000 года является руководителем Издательской группы Правительства
Москвы «Traveller-Путешественник», выпустившей десятки справочников по столице
России. С 2001 года – издатель и главный редактор журнала «Русский Миллионер».
В 2005 году стал соучредителем
Российского отделения Европейского Клуба охотников Ордена св. Юбера. В мае 2007 года в европейской охотничьей столице Сент-Юбер (Бельгия) был интронизирован
(посвящён) в рыцари Ордена св. Юбера – действительные
члены Европейского Клуба охотников. С 2006-го по 2009-й возглавлял Российское
отделение Клуба. В последние годы много путешествовал по миру и занимался
фермерской деятельностью.
[4] Село Станья – в 60 км от
Астрахани. Находится на полуострове, который образован протоками Рытый банк и Кулагинский банк. Обе эти протоки берут свое начало из реки
Кизань. Также рядом с поселком протекают протока
Никитинский банк и река Каныча. Добраться до села Станья можно только при помощи лодок или катеров.