(в трёх рассказах – по числу голов:)))
Опубликовано в журнале Волга, номер 7, 2018
Надя Делаланд – к. ф. н., преподавала в ЮФУ, окончила докторантуру
Санкт-Петербургского госуниверситета. Работает в отделе интеллектуальной прозы
издательства «Эксмо» и арт-терапевтом
в психиатрической клинике «Преображение». Публиковалась в
журналах «Арион», «Дружба народов», «Звезда», «Нева»,
«Новая юность», «Литературная учеба», «Вопросы литературы» и др. Стихи
переведены на итальянский, испанский, немецкий, эстонский и армянский языки.
Родилась в г. Ростове-на-Дону, живет в Москве.
Рассказ первый
Зайдёшь, бывало, к нему в скамейку поздороваться – здрассьте!
– а он сымет с лысины парик и так улыбнётся. А если
купишь у него чего – палой листвы там или высохшую травинку – и вовсе тебя не
отпустит: заговорит своими рассказами. Благодарный старик. Вот и сегодня у него
ток-шоу, у глухаря такого. И поди
разбери – дурак он или мудрец. Поди, разбери…
«Жил да был на свете один дракон. Роста он был невысокого, но ладно сложен
и с огромной жаркой душой в камине, который топился им мечтами о юных
красавицах. От этого по ночам его глаза превращались в шесть оранжевых
светящихся угольков (ну да, шесть, потому что одна голова – хорошо, а три – это
ещё больше чем две), а из ноздрей дымились тонкие витиеватые струйки. В
отношении пищи дракон был аскетом и, хоть и звали его Чвикодавом
(от слова чвикодавничать
– прищуривать глаза, радостно и быстро кивая головой и щелкая языком – так
делают только попугаи и драконы, когда счастливы; ср. лат. hrucodavus и др.-греч. crhkwδaboV), ни одной птицы он сроду ни одной
головой не попробовал. Напротив, позволял крылатым парам по весне вить гнёзда и
выводить птенцов на своих гостеприимных макушках.
И вот однажды утром, совершая будничный налёт на одну из деревень (он
воровал в садах зелёные сливы), дракон заметил около колодца одну из тех юных
красавиц, что являлись ему во сне. Спланировав в кусты и хлопотливо сложив
перепончатые блесковатые крылья, он любопытной
курицей процокал к узорному проёму в листве и высунул
туда свою самую левую голову, которая была холериком (*средняя голова была
флегматиком, правая – сангвиником, а меланхоликом, как вы понимаете, было
сердце дракона). Остальные головы, терпеливо сопя ей в затылок языками синего
пламени, ждали своей очереди. Юная красавица вблизи оказалась еще прекрасней и
проще, и тем сложнее было Чвикодавчику помыслить о
знакомстве с ней, сидящей прямо на траве и напряженно вглядывающейся в босую
ногу. Конечно, подумал дракон, тут такие каменистые тропы, что даже мои чешуйчатые
лапки чувствуют остроту и хрустящесть под собой.
Напрасно босая красавица выбрала этот путь (и ужаснулся тому, что могла не
выбрать).
Тем временем юная красавица (её, разумеется, звали Алёнушкой) отвлеклась на
божью коровку, которая обстоятельно ползла по сочному листу подорожника, тихо о
чём-то мыча. Синие глаза Алёнушки потемнели от восторга, поэтому она смотрела
чёрными глазами, как пятнистое животное добралось почти до самого пика моста,
соединяющего землю с небом, и, расправив целлофановый парашют, взлетело и
исчезло. Надо сказать, что Алёнушка была красавицей настолько юной, что многие
вообще считали её ребёнком (например, её мама, которая ну никогда не разрешала
ей гулять допоздна, а вот Вере всегда разрешают, хоть она и младше на целый месяц
и 8 дней).
Но на самом-то деле она была уже большой и прекрасно помнила, что её ждут
дома. Поэтому Алёнушка поднялась с чуть примятой травы, отряхнулась, взяла
корзинку и ушла. Чвикодав практически сразу потерял
красавицу из виду, потому что лес был очень густым. Глазами, полными слёз
отчаяния, он смотрел в её простывший след и не решался сделать в него ни шагу.
Его камин гас при мысли о том, что он никогда больше не увидит своей красавицы.
И никогда она, всхлипывал он, не почешет ему ни одной шейки и не погладит ни по
одной голове. И-и-и, подскуливал он, никогда не
сварит ему манной каши (Чвикодав был хорошим
мальчиком и всегда съедал всю манную кашу, что была в его тарелке). И
никогда-да-да-да, ревел он, не скажет ему своим нежным, как серебряный ручеёк,
голосом ни одного слова. Он так расчувствовался, что не услышал хруста веток за
спиной. Кто-то подошел к нему босыми ногами, остановился близко-близко и
поздоровался. О, этот голос! Дракон обернулся сразу всеми своими ста головами и
устремил изумленный и счастливый взгляд на пришедшую к нему Алёнушку. Она
улыбалась ему, она не боялась его.
– Здравствуй, дракон! – повторила она еще звонче».
Он замолк, а в глазах его дрожала и переливалась эта сцена: девочка с
корзинкой и дракон, стоящие в чаще леса.
– Ну, – спросил Емельян, – и что дальше?
Старик очнулся от напавшей на него задумчивости, обвёл опустевшим взглядом
толпу заслушавшихся его людей и ответил:
– Не знаю.
– Как это, ты – не знаешь?! – возмутились голоса.
– Не знаю. Ко мне сегодня ночью приходил мой дракон и тоже спрашивал меня,
что дальше, – признался старик.
Он заметно погрустнел.
– Так тебе и надо, простолысина, – резюмировал
Емельян, – нечего, понимаешь, придумывать всяких драконов. Чего ж ему не
прийти-то, ежели ты его придумал?
– Да, – согласился старик, поднимаясь и собирая свой нехитрый товар в
резной, как проём в листве, сундучок, – мое счастье, что я придумываю добрых
драконов. Возможно, и я надеюсь на это, Чвикодав сам
мне расскажет, что было дальше. Потом, когда опять придёт ко мне в гости…
И, размышляя о добрых драконах, побрел домой, хотя все знали, что дома у
него нету. Перед самым поворотом он обернулся и помахал всем рукой на прощанье.
Его глаза добро светились оранжевыми угольками.
Рассказ второй
Вот же незадача! да скорее же! он уже сидит в своей стариковской скамейке,
держа у самых губ новый рассказ. Не успеешь – никогда не узнаешь как:
«От тихой нежности у него похолодело в животе, и две
огромных прозрачных слезы, как две медленные улитки, наперегонки поползли пупырчатыми
зелеными щеками к обрыву драконьей морды. Улыбаясь и жмурясь, Чвикодав протянул к Алёнушке свою
правую переднюю лапку и дружелюбно потрепал хрупкое плечо. Девочка не
вздрогнула и не отшатнулась, она просто ждала. Деликатно откашлявшись, дракон произнес
бархатным баритоном средней своей головы:
– Здравствуй, юная красавица. Как хорошо, что ты не ушла. То есть… как
прекрасно, что ты пришла… Я хочу сказать…
От счастья Чвикодав
совершенно запутался, смутился, предательски покраснел и повесил на кончике
своих раздвоенных языков по упитанному молчанию. Молчания бы так там и висели,
покачиваясь в такт его выдохам и вдохам, но Алёнушка, с непосредственностью,
свойственной равно детству и красоте, уже изучала Чвикодавские
крылья, проводя по ним осторожной ладошкой:
– А ты – настоящий дракон? из сказки? – спросила она вдруг в самое крыло.
Крыло встрепенулось, и из-под него вылезла левая голова (которая, как вы
помните, была – холериком 🙂
– Конечно, из сказки, самый что ни на есть настоящий сказочный дракон, – Чвикодав горделиво расплылся в улыбках (гы!)
и стал похож на букет из трех тюльпанов, по замыслу художника склонивших свои
рыжие подбородки в разные стороны. – Почему ты спросила, Алёнушка? Разве ты уже
умеешь не верить? Я хочу сказать – не верить своему сердцу.
– Да нет же, я верю своему сердцу, дракон! Мне только хотелось уяснить для
себя, знаешь ли ты то, что знает – оно.
Дальше можно было уже не слушать, о чем они болтают, взявшись за руки и
шагая в сторону тропинки, вьющейся между невозмутимых деревьев».
– Почему, – удивился Емельян, и для убедительности на его нижней губе
влажным блеском прочернела скорлупка подсолнечной
семечки.
– Потому, что было достаточно посмотреть на них, чтобы понять, как они
счастливы. А слова – вещь относительная и… второстепенная.
– Но твои сказки состоят только из слов, – настаивал Емельян.
– Да, ты прав, это всё, что мне теперь осталось, – глаза старика заблестели
так ярко, что если бы была ночь, всем стало бы видно именно то, на что он
смотрит. Старик смотрел в себя. Постепенно, насытившись его молчанием,
слушатели разошлись. А он всё сидел и сидел, пока и впрямь не наступила ночь…
Рассказ третий
– Эй, старик, а что было дальше? Всем не терпится узнать конец твоих
сказок!
– Разве это не грустно – конец сказок? Впрочем, воля ваша:
«Алёнушка дружила с драконом долго-долго, пока не поняла, что любит его. К
тому времени ей исполнилось 17 лет, она была самой красивой девушкой на Земле,
а бусы из грустных камней шли ей неимоверно. Да, так вот, как только Алёнушка
поняла, что любит своего дракона, она поцеловала его. Он, естественно,
превратился в прекрасного принца, молодые сыграли свадьбу и жили долго и
счастливо. Но, когда пришло время умереть в один день, Чвикодав
не умер, потому что ни один дракон не умирает своей смертью. И если никакой
богатырь не приходит его убить, то вынужден он жить вечно. До сих пор он жив и
одинок».
Старик тяжело вздохнул. Из его рта с сухим треском вырвался жаркий язык
пламени.
– Здравствуй, дракон! – звонко догадалась белокурая девочка, юная
красавица, пятилетняя дочь лесника, Алёнушка.
Дракон изумленно и радостно посмотрел в ее синие, такие знакомые, глаза, в
которых, как полагается, совсем не было страха.
Остальные слушатели молча попятились, потом развернулись и пустились
наутек.
– Здравствуй! – повторила она, сияя улыбкой.
_________
А что было дальше?
Не знаю…
Не знаю, но очень надеюсь, что мой добрый дракон придет ко мне сегодня
ночью и сам все расскажет.
:-)))