Опубликовано в журнале Волга, номер 5, 2018
1994
1994, июнь
Дважды на Волге – по делам Лёньки Алексеева[1] по покупке лодки. Первый раз – смотреть. Плутания вдоль берега: ст. Князевка, Увек, везде совершеннейший Юг, начиная с оврага у завода Крекинг, бледно-зеленых склонов, кущ, крыш над волжским простором. Особую, словно бы морскую, прелесть пейзажу придают волноломы, образующие бухту у ж.д. моста. Пропитанная нефтью земля. Лодочная база «Локомотив-2», матершинник «председатель базы», о чем оповещает гигантская вывеска на его крошечном домике. Поездка в старинный краснокирпичный дом на горе к владельцу зелёной гулянки по фамилии Дубовицкий, которого здесь прозвали Деревянным за дурь и пьянство.
Второй раз – перегоняли на «Абхазию» уже купленную Лёнькой тяжёлую, с высокими бортами, неуклюжую, но очень устойчивую гулянку.
Я – с крутого похмелья и уже полечившись. Данила[2], Ая[3], Лёня, хозяин гулянки Сергеич и друг его Саша. Обоим лет под шестьдесят, с пропитыми и прокуренными лицами. Возня с мотором, уборка лодки, вынос барахла, торговля вокруг того, что оставлять, что нет. Мат. Данила, на моё предложение посмотреть, много ли в баке бензина, отвечает: «До х..ща! – Сколько?! – Сказал же – до х..ща!»
Я играл в ухаря-парня, наполовину им и был, грозил утопить Сергеича за херовую работу двигателя. За дорогу с Увека до «Абхазии» мы с Ленькой, Айкой и Сашкой (Сергеич в завязке) выпили литр «Кремлевской лимонной», я садился за румпель, багор на штоке, сладко. Пустая Волга, Саратов под солнцем. На «Абхазии» мои ебуки в адрес окружающих, возня с карбюратором, тяжкий жар. Я собрался на берег за добавкой.
Подтягивая за трос лодку к дебаркадеру, Данька отпустил его на миг в том момент, когда я туда перешагивал, и я оказался в воде, одетый, с сумкой, которая всплыла рядом со мною, в которой деньги и бумажник.
Переоделся в Лёнькино и по жаре в гору, мимо общежития юридического института на пл. Фрунзе. Жара, зной, тяжко, вторичное, пьяное похмелье. От ларька к ларьку – разливного пива нет, переливал из бутылок в пластмассовые полторашки, колбаса, лук, водка, хлеб, – всё у лоточников. Назад. У сходен Саша и Сергеич, едва меня завидя, поспешили доложить: «Серый, всё в порядке». Пока я ходил, они заменили карбюратор. На «Абхазии» из-за высоты борта этой бывшей баржи к лодке приходится спускаться и подниматься по цирковому вертикальному, с веревочными ступенями, трапу.
Знакомство с вахтенным, я его узнал – Саня Мангушев, красномордый амбал, когда-то пловец. Валерка Виноградский, в юности занимавшийся плаванием, рассказывал, как на каких-то соревнованиях Саня на спор, пьяный, запустил в бассейн гуся. Мы (я) ему щедро водки, колбасы.
Решили прокатиться до Казачьего. На руле по дороге счастливый Данила. Купанье в холодной (14 градусов) воде.
Июнь
Встреча с П. Сапрыкиным[4] – дома у него приятно. Полумрак, он и Альвина закусывают. Курят. Потом – уже смазано – с ними в мастерскую к Толе Учаеву[5] с их знакомой девочкой показывать её работы. Я в его новой мастерской, недоделанной, стал к нему придираться, выпивка. Я приставал к этой девочке, совсем молоденькой, с круглым лицом.
12 июня
На гребной базе у Маркелова[6] в дальнем Затоне. Тихо, ласковый вечер, пустынный, пахнущий хорошим чердаком, эллинг, блестящие корпуса распашных парных и четвёрок. Игорь Бориков[7], Юрий Сисикин[8] причалил на маленькой шлюпке с «Ветерком» – чинить его – с дачи. Спокойствие.
Вчера ходили с Данькой купаться в Затон по тяжкой жаре, в шестом часу. Всё то же: небогатый народ и стриженые в цветастых трусах на «девятках» с блядьми.
Данька весь в моторах, лодках, машинах. Мне всё верится, что найду хороший заработок и куплю и лодку и машину – ему, конечно, а не себе.
Тяжелые душные ночи, особенно позавчера – глухая, воробьиная, а так как я все это время, хоть и в меру, выпивал, особенно пиво – тяжесть, липкий пот, похоть.
По дороге из Затона видел двух парней и одну девушку, с мольбертами; фантазия написать рассказ, как много лет спустя она, брошенная одним из двоих, наковыренная, одинокая, вспоминает этот июньский вечер, как пили воду из колонки у пыльных заборов и лопухов Затона – вода желтоватая, с душным запашком, и ощущенье счастья, молодого тела, голых ног, будущей профессии.
20.11.94
Надо делать регулярные записи, их мне не хватает. Не хватает и сейчас, и не хватает потом. Дневник меня по-прежнему не скажу пугает, скорее отторгает опыт прошлого дневника: слишком там много однообразных жалоб и записей.
Ходил сейчас недолго, час, по Валовой и др. Вязкий, сырой, промозглый день, очень тихо и в природе и в людях, потому что магазины не работают. Неизъяснимое удовольствие от старых улочек и домов, дворов, куда обычно стесняюсь заходить, прежде всего потому, что забредают господа типа меня с целью помочиться. Везде родные саратовцы – родные те, кто летом на лавочках, а сейчас у «парадных» чешет язык. Говорить о том, сколько богатых и бедных, нелепо, лишь очень уж заметны роющиеся в мусорках и пролетающие мимо в иномарках.
Давно читаю и нарочно медленно, с еще большим вкусом, чем прежде, «Бесов». А из нового ничего читать не мог. Кроме увлекательного для меня Войновича в «Знамени» – «Замысел», о себе он пишет лучше всего.
Надо писать две статьи и никак – предисловие к Слаповскому и статью «Провинция и литература» для Жоржа Нива.
Выпиваю почти ежедневно, но хорошо, в одиночестве, с приготовлением слюнотечивой закуски – селёдка, свёкла, картошка. Завтрашнюю неделю буду дома за счёт недели из отпуска, которую проболел. Надеюсь дописать должное и что-то сделать по дому.
Позавчерашняя нелепая беготня на свидание с Ильей[9], который по телефону предложил отдать вручённую ему пациентом бутылку, чтобы не оставлять на работе и не нести домой (Вера![10]), Сырой, в мглистых огнях вечер, Данила должен уже прийти домой, а я бегаю между двумя аптеками на довольно большом расстоянии – неточно договорились.
Моя необщительность почему-то распространяется не на то, что надо: недавно, в течение нескольких часов находясь рядом с Войновичем в Доме учёных и даже обменявшись с ним словами, не познакомился, хотя он единственный из старых писателей, который меня как писатель интересует.
25.11.94
24-го ноября всё та же сырая и тёплая погода, как бы вечная, как вечным, казалось, было солнце августа-сентября-октября. Прошёл медленно за три часа по Полицейской, Армянской, Липками, по Б.Кострижной, М.Кострижной, Вольской, Крапивной, Ильинской, Угодниковской, Камышинской, Царицынской, Вольской, Немецкой, Соборной, Царицынской, Полицейской к дому. Приятно всё же писать и произносить старые, русские, а не советские, названия.
Дел сделал два: узнал в ателье головных уборов, что кепки они не растягивают (купил малу), а в Доме книги, что нет ничего из того, что меня интересует, зато есть новый хозяин – книготорг купил саратовский богач Родионов.
В магазине дочери писателя В.Казакова видел и не взял вожделенный трёхтомник Георгия Иванова – 34 тысячи!
Цены почти все очень подскочили и если прошлым летом, заходя в магазины, я мог благодушно предполагать и располагать, то теперь практически недоступно всё. Даже водка хорошая – не «Смирнофф», не «Абсолют», а самарская или кристалловская – 7-8 тыс., т.е. больше моего дневного заработка; перешёл на саратовскую, а эту неделю вообще не пью. Пишу и почти закончил статью для Жоржа Нива, и еще написал несколько всяких страничек, читаю «Бесов» и вокруг «Бесов».
1995
3 февраля
Вчера звонила Нина Георгиевна Рунич[11]. Второй раз просит принести ей «Мы». С ней – о возрасте, о смертях (Ормели, Стасик, Сашка-Гулька). Ей в этом году 89. Она сказала, что стирает, но ходить не может. Предлагала заниматься с Данилой (имя помнит). «Я к холодильнику подойду и забуду зачем, а ночью разбуди – кого хочешь научу правилам». Всю жизнь курила. Сказала, что жив и Александр Евгеньевич[12]. Я вспомнил, как ходил к Жене[13] заниматься: «Ты в математике полный нуль». Папиросы он держал в нагрудном кармане пиджака: зеленые торцы набитых гильз. А.Е. всегда пил чай и читал, куря при этом. Они все курили. Пошли требовать квартиру в гороно: 6 педагогов в одной семье – там не поверили сначала. Я к ним ходил еще на Челюскинцев. Бывало, что почти у всех одновременно занимались ученики.
Ходил 2 дня в научку – сначала неловкость – отвык. Библиотекарши молодые. Старая еврейка в периодике меня узнала: как вы давно не были.
Встретил на входе Дедюхина[14]. Как и во всю жизнь – хвастает. Двухтомники в Саратове, в Москве. Столько заказов (жизнеописания царей), что за один «усадил Ольгу[15]». Игорь Книгин[16] в периодике, где я читал «Крокодил» за 47 год и далее. Нет уже обаяния воспоминаний, крайне плоско, противоядие по вздохам о сталинской эпохе. Собрал библиографию для «Парохода»[17].
Из библиотеки пешком разными путями. Позавчера по наколке Книгина купил на углу Вольской и Бахметьева дешёвого (1800) бахчисарайского белого сухого 2 бут. в пандан к ежедневной (но не более 150-200) водке.
Взял на абонементе 1-й том Дневника Чуковского (2-го, как и вообще книг после 91 года, нет) и «Воспоминания» Айседоры, которые ужасны, а Чуковского третий день читаю.
Сегодня не удалось попасть в библиотеку – большая разгрузка привезенных в редакцию книг.
Снег, сугробы, лёд – под теплом превратились в ужас. Сосульки.
Чечня, т.е. вторая чеченская позорная война.
Коты.
Сегодня купил «Негру де Пуркарь» – три тысячи.
6 февраля
Опять мороз – 15. Вчера с Данилой были вечером у мамы – 60 лет Стасику[18].
Днем в бассейне.
Читаю Дневник Чук. Не дает писать Катька[19] – лезет с ласками.
Иду на работу.
15 февраля
Прошлую неделю работал в редакции. Выходные дни: купил на 71 тысячу, полученную из «Нового мира», себе водку «Самарскую» и селёдку, Томе[20] бананы, Даньке шоколад и мороженое.
Вчера с Томой и Наташей Каган[21] в «Пионер». Фильм «Подмосковные вечера». Мастеровито, но холодно, сухо, без радости.
Через неделю надо отмечать день рождения.
Шульпиной[22] нравится директорствовать, в телефон: «У меня бумага, Я пошлю, Дай мне» и т.д. Голос стал громче, и уж ко мне утром первая не заходит.
Тепло, слякоть.
Вчера-позавчера Данька был уличен в прогуливании школы, объяснив: «Этот план созрел у меня в понедельник утром».
1 марта
Тома затеяла ремонт, но работает, то есть кормлю рабочих и проч. я.
У Кати течка, воет день и ночь.
Ноль гр. Все серо-мокро.
Сегодня Андрей Шундик[23] рассказывал о похоронах отца.
4 марта
Всё и все эти дни – об убийстве Влада Листьева. Конечно, истерика и всегдашняя жажда святого на Руси, но главное – его популярность. Даже старушки в хлебном о нём. Бессмысленно-угрожающая речь Ельцина на митинге в Останкино.
А у нас ремонт. Вчера заключительно выпивал с мастерами Славой и Витей, которые, напортачив кое в чем, сделали-таки работу быстро. Я с ними за эти дни даже сжился. Слава, бригадир, угрюмый со следами ходок на пальчиках, тоже объяснился мне в любви после второй бутылки водки. Тому они побаивались.
Вчера же прошелся за колбасой к 8-му марта по весеннему солнечному центру. Торжище на площади.
А в редакции долгожданный КамАЗ с Мишей[24]. Его рассказ об аварии, столкновении с иномаркой у Вышнего Волочка. Хозяин иномарки, «шеф», погиб его соратник, привёз местное ГАИ. Наши перепугались. Но тех интересовало – была ли авария случайно – не убийство ли. Шофер нашего КамАЗа сказал, что продаст дачу и заплатит, мафиози сказали, что им его деньги не нужны.
Сегодня с Томой смотрели ботинки мне. Распрощались на Московской и Горького. Оттуда за присмотренной вчера «Золотой рожью». Прав Похлебкин: ржаная водка выше пшеничной. Варил неудачный борщ из свиной косточки. Селедку купил. Встреча с Володей Яценко[25], отказался с ним и неким Олегом из налоговой полиции пойти выпить.
Воздух как бы апрельский – обвал тепла, сейчас около 10, выпил полбутылки и бутылку пензенского пива. Пошел на оставшиеся 3 с пол. тысячи за пивом. Ларьки горят дьявольскими гирляндами. Алкаш что-то (не разглядел что, было совестно) предлагал купить продавцу: «15 тысяч стоит, а я за бутылку». Взял 2 бутылки пензенского. На углу стриженые бандиты и бляди. Даже на улице у кафе «Айсберг» пахнет французскими духами и марихуаной.
Эти дни почти не писал – немного Зощенко. Хорошо, но он (за кадром) мне слишком уж ясен.
Умение быть в одиночестве – трудное. Я им, кажется, овладел в высокой степени. Только обратная сторона: когда кто-то ко мне является – он мне не нужен. Раздражение от общения. Я должен быть один.
Спасение и мука.
12 марта
Вчера вдруг воротилась зима в самом суровом облике – дикий ветер и минус 13 с утра.
Прошлая неделя: диковатое гулевание в редакции с Витиным[26] магнитофоном и чьим-то блёвом. 8 марта несколько разгрузок-погрузок, моё постоянное алкогольное (но не допьяна) погружение. В Пт (особенно дикий день) многочисленные торговые редакционные дела, звонки (вроде всегда неуместного Бойко[27] – теперь уж и «Земли саратовской» сотрудника) плюс срочное, по моему настоянию, приобретение «кухни» для кухни с продажей долларов, машиной и т.п.
Тихий благостный вечер, в ТВ «Председатель» с моими слезами плюс графинчик. Спал с котами, к вечеру, гордясь собой, водку не допил, а ел картошку с молоком.
Сегодня был в бассейне, унылом, потом обед с «Председателем» (2-я серия) и водкой, потом мучительные раздвоенья, которые кончились приобретением 2-й бутылки, сочинением письма Немзерам[28], игранием на пианино. Слезливость перед ТВ и всем, где «справедливость».
15 марта
В Пн с Даней студеным утром в 1-ю Советскую – минус 17 с очень сильным ветром, а я зачем-то в осеннем пальто. У Даньки подростковый мастит, режут титьку.
Сегодня тем же с ним занялась Тома.
Вчера с ней на радостях по моей зарплате купили скумбрию две штуки на 10 тысяч и на столько же пензенского пива. До этого днем шел пешком из библиотеки – всё оживленно, но безрадостно. Покупают последнее время мало, хотя магазины забиты и всё новые и новые открываются.
19 марта
На неделе приобретение плиты и холодильника, то есть погрузка, машины, продажа долларов[29]. Квартира в разоренном виде – мастеров опять нет!
Вчера и позавчера выпивал. Позавчера поддельный «Наполеон» – ароматизированная самогонка, вчера «Емельян Пугачев» – пугачевского завода, очень приличная водка, но и её не следует пить по 800 грамм, как я вчера сделал.
На улице двое трезвых пьянчуг с напряженными взорами, вдруг одного осенило: «Идем к Кольке, а потом видно будет!» Последняя фраза – есть кредо русского человека.
23 марта
В радио придушенный голос Алана Чумака. Сколько ходу дали чудодеям-жуликам. Сейчас скандал с японской изуверской сектой. В Токио они запустили зарин в метро. А у нас по радио, ТВ они выступают. Не люблю наших попов, но они наши, а гладкие в галстуках проповедники из США гнусны.
Все эти дни по хозяйству. Разобрал кладовку. Перенёс туда из кухни буфет, предварительно развинтив и укрепив его и т.д. Мастеров все еще, 3-ю неделю, нет. Тома не хочет звонить их шефу.
Живём в разоре. Сегодня же занимался обустройством аквариума в редакции.
Позавчера с Томой повторили «пензенское» под скумбрию – жирную и нежную.
Не пишу совсем и почти не читаю. Только газеты. Сижу у радио. Выпил грамм 200 «Золотой ржи». Похлебкин прав.
Очень давно ходил нестриженым, сегодня постригся за 6 тысяч (самая дешевая стрижка).
2 апреля
Позавчера с Ильей сначала под дождиком пиво с воблой у ларька на углу Шелковичной и Рахова. Потом в подвальной кафедральной комнате среди приборов и плакатов. Боря Файн, Колесов, хирурги[30]. Пили поддельный болгарский и греческий коньяки. Потом с Ильей там же вдвоем водку «Асланов». Илья захорошел, я провожал его домой. Вечером Вера в телефон:
– Проявил себя твой товарищ…
– Коньяк поддельный, – предположил я.
– Не коньяк, а натура…
Вчера с Томою гуляли по хозделам. Потом я обедал с водкой и пивом, провожал её, гуляли.
Потом домой.
А в Чт была большая погрузка[31] и опять-таки выпивали в редакции. Каждый день получается.
Данька промаялся 3 дня и ушел опять в Пентагон[32], где двор и компания.
Дни серые, с дождичком, 5-10 тепла.
Звонок из «Знамени» на днях. Дама по имени Ольга Ильинична по поручению Степаняна – нужен номер «Волги». В конце: что вы можете предложить? – Я: Свои заметки, сейчас к 100-летию Есенина. Она (с неадекватным смехом): Не знаю, не знаю, будем ли мы отмечать 100-летие Есенина. Посоветуюсь со Степаняном.
12 апреля
«Презентация»[33] в научке. Хамство авторов и «спонсоров». Сказал им об этом, что не помешало затем за столом пить с одним из них и даже на ты. Стол хорош. В кабинете 87-летней Артисевич[34], которая выступала раз пять. «Абсолют», бутерброды с красной икрой, балыком, копченым мясом, что-то сладкое. Наши ели, я крепко взялся за «Абсолют», и одну из двух литровых бутылок прикончили вдвоём с Олегом[35], который напился так, что после я тащил его по коридорам библиотеки, ловил машину. Доставив его туда, куда он просил, идя пешком по проспекту, зашел в «Волгу»[36]. Там Таня[37] за столом в пустом зале с компанией ресторанного главбуха и какой-то пары. Главбух дирижировала послушным скучающим оркестром. К «Абсолюту» и поддельному греческому коньяку в научке добавил сколько-то водки. Выходил чёрным ходом через кухню на Яблочкова. Одна глупость влечет за собой другую: у родного дома встретил Машку[38] и о чем-то долго с ней беседовал. Домой шел трудно, но дошел.
На следующий день, грамотно подлечившись и проводив Тамару, поспал и вечером думал вести здоровую жизнь. Но пришли Денис с Леной[39] и опять была водка-пиво, их кормление – т.е. приготовление второго обеда за день.
Они женятся 28-го, просят деньги на путевку в Сочи. (1.5 млн+одна дорога). Должны сложиться мать Лены, мать Дениса и мы. Тома сегодня достала 0.5 млн.
Следующим утром в Вс не оставалось ничего другого, как на остатние деньги купить 2 бутылки «Изабеллы» с этикеткой «Анапы» (Анны Павловны) и вместо дома зачем-то позвонить Илье.
День был поначалу благостный. Илья, «Абсолют-курант», унесённый из дома от запившей и побитой им Веры. На Яблочкова в 13-й двор, где на фоне Владькиных[40] окон трехчасовое стояние, откровения, ссанье на забор. Солнце, весна, потом ещё водка в «Кишке»[41] и сиденье на ступенях бывшей партшколы на Революционной, где Илья раскис, и я увел его домой плачущего.
Вечер один дома, в норме.
В Пн утром разбужен был Данилой: «Меня из школы исключают».
За дело взялась Тома – разговоры с завучем, учителями. Я тоже раз сходил.
Тепло до жары и огненные батареи – это коммунальные бандиты сжигают топливо. Даня ездил в Энгельс на базу гребную. Очень доволен.
Сегодня еле добрался до библиотеки из-за манифестации дураков, делающих хуже себе, жителям, а не правящей сволочи. В ТВ уже не опухший, а затекший Ельцин, который приехал в Нальчик, чтобы сказать, попробовав воды: «А мы зачем-то французскую покупаем, зачем?» и получить в подарок красавца жеребца. В газетах о том, как готовили для его встречи железную дорогу до Рязани и прочее. Скандал с японской сектой, которую пригревал Кремль.
Постоянное ощущение гадости.
1 мая
Сейчас в радио Паустовский – «Старик в станционном буфете». Почему я так не люблю его? Выработанный, вымученный, морализованный, аккуратный сочинитель.
Сейчас думал о Фассбиндере – моем одногодке. Его «феномен» – десятки фильмов, пьянство, любой секс – никакой не феномен. Это профессия, в которой, возможно, и я мог бы выразить себя. Лишь тонко чувствующий алкаш может мгновенно выражать сознание и ощущения многих людей. Правда – кинопроизводство? Каков был бы я его организатор, слишком мягок для этого и маловато себя люблю, чтобы быть лидером.
Было: ремонт, бардак и мусор в квартире. Выезд на шашлыки в Тяньзинь с редакцией.
«Сочетание» Дениса и Лены, куда я пришёл на следующий день после шашлыков. Какие-то люди у здания бывшего Волжского райкома КПСС, где мы когда-то с Валеркой Виноградским хором драли Томку К. Увидев проходившего Льва Горелика[42], я зачем-то подозвал его, решив, что собравшимся присутствие известного актёра будет приятно, но, кажется, его никто и не узнал. Убожество обращения ведущей «сударь Денис» и «сударыня Лена» – всё это усугублялось жалостью к Денису, бледному, растерянному до того, что ухитрился потерять паспорт со свежим штампом. Оттуда к маме, давно и трогательно собиравшей этот стол: шампанское, ананас, виноград, бананы, московские конфеты.
Ежедневная водка и калининское оранжевое, очень свежее пиво[43]. Эти дни с Томой занимались благоустройством. Сейчас вместе до Провиантской, где я зарядился «калининским», она в троллейбус – к бабушке. Читаю обретенный наконец 2-й том дневников Чуковского. Андрей прав: книга страшная.
2 мая
Мой образ жизни в последний год и ощущение жизни напоминают мне себя 15-летнего, когда не выходил из дома, читал, валялся, переживал из-за прыщей, хотел и мечтал.
Сейчас я не мечтаю и нет прыщей, а хочу пуще прежнего. Но блуд требует организации и каких-никаких усилий, мысль о которых навевает скуку.
Не пишу давно. И потому что не пишется, и потому что не платится. За публикацию я максимум получу 50 тысяч, а в «Волге» так и 20, тогда как за апрель я заработал службою более миллиона.
Останавливает и всеобщее равнодушие к литературе.
Данила 2-ю неделю в Пентагоне.
После ремонта почти всё мы подделали, остановка в смене плиты. Надо идти в Горгаз. А после установки плиты можно ставить мебель и холодильник.
Страшно похолодало. Ледяной ветер.
Все эти дни читаю 2-ю часть Дневника Чуковского, который, как раньше дневник отца, заставляет понять, как стыдно жаловаться бумаге на возраст, тоску, непонимание.
12 мая
Сегодня звонил Илья: новый Верин запой лёг на приезд и соответственно запой Гольда[44]. Илья едва ли не на грани самоубийства. Веру отвезли на Алтынку[45]. Гольд у него в больнице под капельницей. Вера только что вышла из одного запоя, поехала в другой.
Вчера с Виноградским пропили его гонорар в «Волге» – 97 тысяч, исключительно пивом «Медведь» – как бы хорошим, но страшно дурным, выпил 8 бутылочек и был пьян.
Всю неделю у нас Даня – на 8 и 9 мая Тома выдала полтинник, мы с ним просадили его на фисташки, чипсы, пиво, колу, лодку в парке и проч.
Неуместная пышность Дня Победы, когда фронтовикам кроме медалек и цветов ничего не досталось. Бенефис Клинтона и вообще стыдно. Со слезой говорилось о жертвах той войны и ценности мира, а продолжается война в Чечне.
Никак не доделаем ремонт – вчера поставили плиту. Осталась мойка, и тогда на кухне установится мебель.
Тома уезжает в командировку – Пугачев, Духовницкое и проч.
26 мая
Жара +30. С утра ездил на кладбище насчет завалившегося памятника. На автобусе. Всё то же – пыль, машины и бесконечная торговля. Впечатление, что все живут, чтобы продавать и покупать пиво, ситро и консервы.
В прошлый Чт был на юбилее Прозорова[46]. 10-я аудитория филфака, водки немного, но молодые мужчины, и я в том числе, напились. Юра Борисов[47] ложился на стол и тоненьким голосом хохотал, как женщина, которую щекочут.
На следующий день лечился так сильно, что спал до прихода Даньки из школы. В Сб приехала из командировки Тома, и Даня, пользуясь моей атрофированной волей, уговорил вечером поехать на Шумейку с якорями, кормушками и проч. и бутылкой водки для Славы[48].
От пристани пройти к базе нельзя – все залито. Стало темнеть, комары даже не комары, а тёмное стонущее облако. Сыро так, что гасла зажженная газета и костра я так и не развел. Легли спать на железных мостках над водой. Холод. Я – даже без носков. Если бы не водка – сбесился. Данила мужественно терпел до утра. Искусали до отеков. Слава Богу, в 6 пришел первый «омик».
На неделе много погрузок и разгрузок[49]. Каждый день пиво на Провиантской. Данька в Вс или Пн ушел в Пентагон, перед тем устроив пожарик – поджег на столе одеколон, в него упал коробок спичек, и от него занялась синтетическая тюль. Бог уберег самого дурака от ожогов.
15 июня
Неделю с Данькой под Пугачевым[50]. Тома неожиданно взяла путевки. Сперва загрустил, но опомнился. Надо выключиться из саратовского колеса. Вдруг сыграло роль перечитывание «Карамазовых», то место в первой части, где о Зосиме – т.е. настроение покоя.
Здесь много детей. Данька к ним и с ними. До удивления дети те же, что и всегда. Даже игры с хороводами и поцелуями. Только что узнал, что вчера чеченцы диверсией захватили Буденновск и держат весь город заложником.
Жара здесь много легче, чем в Саратове.
Раки. Данька с маской ловит их десятками, размеров чудовищных. Вспоминал неизбежных Алёшиных[51] раков. Он ведь здесь родился. Вчера ездил в Пугачев, обошел центр. Везде виден старый уездный Николаевск. Даже полумодерн есть. Крепкие старые магазины, лабазы, засовы, ставни, выложенные кирпичом года постройки и инициалы то ли владельцев, то ли фирм.
Памятник Алёше в полтуловища – очень хорош, работы Меркурова, но установили в 59-м – его уже не было в живых?
Рынок – уменьшенная копия Саратова, кавказцы, тряпье, мясом торгуют одни казахи.
Пустынная площадь перед зданием властей. Рядом краеведческий музей. Отдал туда свою книгу о Толстом. Директор: на смену советской экспозиции не дали денег – все как было, революционные деятели и проч.
Маленькая деревянная походная раскольничья церковь – метра в полтора. Впервые, глядя на неё, ощутил раскольников.
13 июня (письмо жене из-под Пугачева)
К середине сего дня Данила поймал 67 раков. Есть такие огромные, что не поместятся на этой странице. В прокате взяты маска и котелок. Украдена соль. Варим. Ест Даня и угощает избранных. Что делаю, кроме разведения костра? 3 дня купался, а вчера вечером-ночью страшно разболелось правое ухо, в котором меня несколько раз уже был отит. Мочил ватку водкой (ну и внутрь конечно). Утром стало хорошо, но пошел к врачу. Врач – одна пенсионерка, и у неё сестра. Она посмотрела и сказала, что дырочка в перепонке и воспаление, но антибиотиков не дала. Налила сестра чего-то, и, по-моему, стало хуже. М.б. уже ничего не надо было делать? Старушка каждый день меряет мне давление, в первый день 140 на 100, потом 130 на 90.
Грязи здесь нет, подводного массажа тоже, а на массаж после черемшанской костоломки[52] ходить боюсь. Развлечением было то, что директор дала мне ключ от сауны, куда мы пригласили соседей по столу – молодую пару. Парились и охлаждались в бассейне (вероятно, там ухо и простудил), пили пиво и газировку, играли в карты. Ребята вчера уехали. Вообще здесь как правило живут несколько дней, максимум 12. Как тебя и меня угораздило на 24 дня вляпаться? А теперь? Деньги уплочены. Ох! Один корпус здесь занимают беженцы из Чечни, один престарелые, два пионеры, один – «отдыхающие», все с маленькими детьми.
Сейчас вечер, Данька играет в бадминтон, я отчитываюсь, напившись чая. Как ты из чажечки с чаинками во рту. Если не разболеюсь (М.Эд.[53] не говори про ухо), то сколько-то вытерплю, но вряд ли полный срок.
Привет котам.
14 июня (Письмо из-под Пугачева)
А сегодня не спали вовсе до 5. Комары пошли тучей, как на Шумейке, а после рассвета муха, злая, словно осенью. Закрыли двери, но духота. К тому же мне разнесло щеку и шею как при свинке. Это, наверное, от отека лимфоузлы увеличились. Пойду к врачу просить уколов, а если их у них нет? Данька сошелся с компанией и уезжать не хочет. Теперь, лишенный даже купанья, я вовсе на стену полезу.
Завтра с Данькой собираемся в Пугачев для развлечения. Городок пыльный и вымерший. Красивый собор, впрочем, ты здесь была.
20 октября
Алкаш под окнами жжет мусор и сучья – дым до неба. Скорее всего, это директор столовой водников его наняла за бутылку, чтобы не вывозить мусор.
21 декабря
Люди живут в разлуке с семьей, уезжая, а я живу в разлуке с семьей, не покидая дома.
В Вс звонила Ирина Войнович[54] перед Германией. Звонил Рейтблат[55] из НЛО: нужны рецензии. А где в Саратове для них взять книги?
Все еще тепло.
1996
3 марта 1996
Март такой же классический, как и зима – ночью сильный мороз, днем ветер, горячее солнце, сосульки. В этом году снег до весны пролежал белый и снега очень много, и поэтому чаще вспоминал детство.
Дома: Данила всю четверть с каникул новогодних безвылазно у нас. Тома по химии, я по другим – вытаскивали его из двоек.
6 апреля
Сегодня покупал кока-колу в фирменных бутылках и подумал: 2 т. 100 р. – чуть больше двух трамвайных билетов. Он стоил 3 копейки. Пепси (советское) – 60 копеек – т.е. 20 билетов.
Вчера стригся – 15 тысяч. Хороший коньяк молдавский «Белый Аист» – 18 тысяч.
В советское время стрижка – 20 копеек, такой же коньяк – 9 рублей.
Удивление же в том, что мы за какие-то 5 лет нормально все это восприняли. Вчера (выпив в «Рыбе» коньяку) был на коммунистической тусовке у памятника Ленину. Бабушки доказывали, что ножки Буша в Америке обрабатывают «ну, тем, как покойников. – Формалином? – Да! – А зачем? – Чтобы мы дохли!»
Сегодня разгружали машину с книгообменом.
Потом больше 3-х часов стояли с Ильей на Провиантской у Калининского ларька. В ТВ вечером вечер Ростроповичей, потом Суходрев с воспоминаниями, как он переводил Хрущеву, Брежневу. Потом «Они» Невзорова с мрачными пророчествами Жириновского: все друг друга поубивают, а мы выйдем к власти чистенькими, из бань, где отсидимся, пригласил Невзорова на 50-летие. «Можете снимать и снизу, пусть видят, если верхняя головка не работает, то нижняя в порядке».
Умом понимаю, что все это не шутки, хоть и бред, а внутри спокойствие или равнодушие.
Читаю «Войну и мир».
20 июня
Сегодня подумал о себе: меня все меньше интересует литература, но всё больше жизнь. Музыка действует сильнее, а ИЗО вовсе перестало интересовать. Намерен вести записи в деревне.
За последние месяцы написал одну рецензию (Берберова) и «В русском жанре – 10».
В «Волге» дела очень туго, до сих пор вышел лишь 1-й номер.
28 августа
Водку стали разливать в одноразовые пластиковые стаканчики с надписью «За президента! Реформы – новый курс».
Купаюсь с 6 мая по утрам на Бабушкином взвозе. У стариков и старух там свой клуб.
Безумие своего существования (кухня, водка, имитация работы) то чувствую остро, то смиряюсь.
Шера, Шера, Шера[56]!
Тамара у бабушки третью неделю, потому что её родственники отдыхают в Испании.
Обилие, нашествие помидоров в этом году.
НЕогорчение от финансового краха журнала. Мне надоело.
Предполагаемый визит в Саратов сэра Майкла.
Вакханалия в прессе об Аяцкове[57]. Столько не писали в Саратове ни о Брежневе, ни о другом. Палькин[58] читал по радио поэму о нём.
Не то что не пишу, но и не читаю. С Данилой вдвоём всё лето.
24 декабря
Были с Томой в Москве на Букеровском обеде. Гостиница «Арбат», бывшая управделами ЦК КПСС.
С поезда – мотовство. Тома пила в Москве джин с тоником, мой любимый напиток.
Данила остался дома один, то есть вдвоем с Шерой.
В Москве мокрый снег. «Вольво» из правительственного гаража за 56 тысяч от Арбата до Гранатного переулка – что, не удивясь, оплатили англичане.
До этого – сэр Майкл[59] с дочерью в Саратове (сентябрь). Всё время – много алкоголя преимущественно дома. Совсем не хочу компаний.
Трубка.
Поздно легла зима, но, тьфу-тьфу, настоящая. 10-15, снег. Весь ноябрь и начало декабря даже без дождей.
Кормушка для синичек, толстеющих на глазах.
Приглашение в Германию на 6-10 февраля.
Кроме перечитывания – свежие журналы (вяло) и вспышка чтения – Богомолов о М.Кузмине. Ещё более понял личность человека т.н. Серебряного века, выстраивающую и берегущую себя для искусства. Гадко это.
1997
3 января
Встречали Новый год вдвоём с Тамарой. До этого приводили маму. Она очень одряхлела в последнее время, но по-прежнему все делает сама.
Почему-то не делаю записей, когда жизнь более-менее бурная. Как говорит Чичиков Манилову: не сделал привычки.
По-прежнему маятник выпивки то помогает, то мешает жить.
Возможно, 6 февраля поеду в Германию.
Зима пушкинская, словно бы на тему «Русская зима».
Купили новый телевизор.
Шера.
Члены русского ПЕН-клуба написали письмо Аяцкову.
И я написал.
А он приблизил вечного Палькина. Тот все пишет, даже и о его детстве, словно о детстве Ленина, и всё бегает, бегает по местам присутственным.
Я становлюсь всё нелюдимее. За последнее время не пошел на два юбилея – АТХ[60] и газеты «Саратов».
Выпиваю почти всегда один. Если не преступаю, не намешиваю, то чувствую себя наутро прекрасно.
4 января
Метель настоящая, пыльно-снежная.
Вчера все-таки выпил, гуляя, наелся жареного минтая, спал до вечера.
Везде распивочные. На расстоянии руки: «Тельняшка»[61], «Лакомка»[62], гастроном, окошко на Приютской, гастроном в «Антее»[63].
Как-то играя во время выпивки в одиночестве на пианино, я вдруг понял, что напоминаю себе отца из фильма «Анна на шее».
Вчера читал начало 2-го тома «Мертвых душ».
Надо сделать для Архангельского «Университет» и выступление в Германии, а я все тяну.
Данила вчера приходил гулять с Шерой, а сегодня в телефон – все плохо, надоело, настроение для его возраста естественное.
7 января
В полседьмого гулял с Шерой. Снег скрипит, сверкает, мороз ночью 20-25, днем 10-15.
Все эти дни зима рождественская. Один (Тома у бабушки). Работал. Давно не писал.
С Нового года не пил.
Читаю второй том «Мертвых душ».
В телевизоре дивный старый мультик «Ночь перед Рождеством».
Ельцин уже напоминает Черненко. А что его дела?
16 января
Тамара сегодня к бабушке, а потом в Волгоград, у неё всё ещё отпуск.
Болел непонятно около трёх суток – 11, 12, 13. Началось с головокружения под темечком, как при гриппе. Но так как два дня пред тем я крепко выпивал – не реагировал. К вечеру (были Маркеловы) температура стала расти до 39, ночью рвало и потом начался понос, какого в жизни еще не было – около 30 раз за день. Похудел так, что даже смешно, ослаб, 14-го весь день пролежал. Вчера вышел на работу.
Грипп свирепствует. М.б. и у меня была такая форма гриппа. Купил билеты в Мюнхен и обратно. 2.300 (деньги взял в редакции и у мамы). Немцы должны вернуть.
В редакции множатся долги, налезают какие-то новые гадости, а мы набираем 1-й номер. Женя Попов организовал письмо ПЕНа Аяцкову, и я ему написал. Тишина. Но он дал 1 миллиард 300 миллионов фаворитке Таньке Артёмовой – «Саратовским вестям». Вечный Палькин, написав поэму о его детстве, выдвинут администрацией на Госпремию. Поразительный даже в нашей блядской истории проходимец – всем наверху всегда лижет и все с удовольствием принимают.
Оттепель, что неприятно, много снега растаивает.
Мама молодцом, почти всё сама – Тома изредка что-нибудь подкупит, а я захожу реже, чем надо бы.
Не курю.
17 января
Захолодало и с ветром без снега, крайне неприятно. Не мог до пяти вырваться домой, но Шера терпела. Только совсем истерично и со своими сарабернаровскими взвизгами кинулась мне на грудь. С Головлёвым сегодня у Артисевич по поводу нашего киоска в вестибюле, она разрешила, а через час позвонила: сотрудники возражают.
5-й корпус. Пошёл узнать для эссе данные о современном состоянии университета. Не дали – пишите отношение к ректору. Столкнулся с Л. От её изящества ни следа, вся расширела, челюсти грубые, разве что цвет лица её, особенный.
В давке ехал во 2-ом троллейбусе. На передней площадке хулиганил профессор Аскин[64]. Визжал, входя, кричал, сидя на переднем сидении – и дрянь, и сволочь, ты мне ногу поцарапала – на старушку с ребенком. И все в троллейбусе посмеивались и никому не пришло в голову что-нибудь сказать. Фейс у него суперсемитский: а ещё считается, что русские – антисемиты.
20 января
Совсем растепелилось – гнусно. А так как я теперь минимум 2 часа провожу на улице из-за Шеры, то все погодные перемены замечаю близко.
Из-за того, что не пью и один пребываю, стал-таки закрывать долги – рецензии, очерк об Университете.
Читал с большим увлечением как бы посредственного, но очень американского писателя Дж. О’Хара. Сейчас новый номер «Знамени» – новое имя И.Тарасевич.
Надо прочитать статью Андрея в этом же номере не бегло, как уже сделал, а чтобы написать ему – он просил.
Несколько дней не ел мяса, и конечно его отсутствие освежает. Впрочем, сейчас вечером поел пельменей. Но мы много едим мяса от бедности – будь у меня дома рыба, фрукты – я бы не стал жрать пельмени.
С водкой – не терплю, а культивирую в себе радость от трезвости. Уж слишком я квасил прошлый год. Но сложности со сном, стал принимать снотворное. Встреча с Наташкой Лозовой[65]. Неужто Катька покончила с собой?
В редакции очень плохи дела. А так как Томе зарплату не платят, чем жить?
А сколько я пропил за прошлый год! Теперь совестно.
21 января
Гнусная липкая оттепель сменилась к вечеру ледяным ветром. Во дворе редакции злой Андрей Шундик меняет колесо и моет коврики. Разговоры все о том же. Но и впрямь: вчера показывали в ТВ, как Аяцков сдавал кандидатский минимум по истории. Герман в пиджачке бежал перед ним задом с миской. А ведь был первым секретарём райкома. Принимали доктора наук Динес и Воротников[66], многолетний бездарнейший собкор «Правды» в Саратове. Работаю, в смысле пишу – только бы выходила «Волга». Пока очень хреново.
Среди тех вещей, которые мне, несмотря ни на что (семья, пьянство, лень, служба), позволили сохраниться, то, что я не мог жить запасом, как большинство взрослых людей. Едва я чувствовал, что начинаю повторять и повторяться изнутри себя, меня охватывал страх и повышенное чувство опасности. Возможно, отсюда всё большая нелюдимость – на людях неизбежно тратишься, а без пополнения начинаешь рыть уже отрытое, пользоваться использованным – меня тогда от себя тошнит.
24 января
Вчера вечером неприятность – споткнулся в темноте о лежащую на полу и, естественно, невидимую мне Шеру, лежащую поперёк двери. Она завизжала, я обругался и лёг, а в четвёртом часу проснулся от сильной боли в большом пальце левой ноги. Разнесло, ступить не могу, в ботинок не лезет.
Кое-как в старых сапогах дополз до редакции. Был день рождения Мих. Ник. Посидел с полчаса (в носке), выпил минералки, съел яблоко – и без ноги не хочется ни пить, ни мяса.
Данька сегодня записался в клуб «Богатырь». Дай Бог, чтобы не бросил.
Он подтвердил со слов матери, что Катька Лозовая удавилась. Какая она была красивая! Я всегда при встрече говорил: Катя, был бы я моложе! Не помню, чтобы молодая девушка так мне нравилась. Унаследовала, значит, материну дурь.
Чем меньше ешь, уж не говорю про водку, тем лучше голова работает.
Денис с Леной купили дачу в Шалово за 15 млн, оставленных её покойной матерью.
26 января
Пришёл из бассейна. Парился, плавал. –8, снежок. Не пил с рождества. Не курю. Приехала Тома из Волгограда, довольная – город ее детских поездок, у меня такого нет, и город этот не люблю.
Экономлю деньги против пьяного расточительства прошлого года.
28 января
У Данилы объявили карантин из-за гриппа на неделю – умотал в Пентагон.
Мороз –14, ветер, метель. Сейчас на ночь выведу Шеру. Вчера-сегодня чуть заколебался в отношении водки, но справился.
Читаю (в который раз начинаю) «Подросток» и ранние повести, «Хозяйка» и еще что-то.
Бодрость.
30 января
Звонила Л. Палькина[67] (минпечати) – наверное, ни хрена администрация нам не даст, стало быть выпуск в этом году почти невозможен. Только Филясу[68] мы должны 35 млн.
А чего еще было от них ожидать?
Рецензию, и хорошую, написал. Набрали 1-й номер. Но – на что печатать? Метель, мороз. Начал читать Архангельского об Александре Первом. Он еще очень молод и такая наработанная уверенность мысли и слова.
На что будем жить в этом году, неужто только на Томину зарплату? Печататься? Где: всё забито. Слаповский предложил дать что-то по просьбе немецкого журнала. Дай Бог! Пребываю в ясности и бодрости.
31 января
Мороз, а на солнце сегодня на подоконнике капель.
В редакции уныние, но не тяжкое. Все-таки уверенность, что как-то мы сохранимся.
Жрём чеснок из-за гриппа, но он мне стал нравиться. Сейчас почитаю «Подросток» и лягу. 10 часов.
За выходные надо что-то сочинить для Германии.
Говорил сегодня с Андрюшей Немзером. Он бодр.
Тома – к бабушке.
2 февраля
Воскресенье. Бассейн. Данила второй день хандрит – то ли симуляция ввиду завтрашней школы, то ли правда. Жалуется на головную боль, лежит. Так что с Шерой все гуляния мои. Тома у бабушки. Читаю (урывками – собака, Даня, кухня) Архангельского (писать) и «Подросток». Взял почти нечитанного Баратынского.
Потеплело, что – плохо.
Маркелов в троллейбусе предъявляет билет УВД Инны. А я панически боюсь безбилетного проезда. Люська Вирич[69] всегда ездит без билета: «это выгодно – редко ловят и штраф получается в несколько раз меньше платы за проезд».
9 ноября 1997
Жара на солнце 15, не меньше, вылезла зелёная трава, на улице ожили мухи. Небо, солнце – мартовские. Ходил с Шерой по Чернышевской до магазина «Ликсар», где взял маленькую. Сразу несколько пар моего возраста покупали водку ящиками. Показалось, что на свадьбу, а не на поминки. На улицах пустовато: отходят от двух дней празднования.
Почему-то, пока ходил, все мысли о том, почему всё же мне уютней в бедности. Т.е. в богатстве и не жил, но всегда удобнее себя чувствовал с «простыми» людьми, с теми, кто ничего не имеет. Почему мне нравится сознание того, что у меня нет и не будет дачи, машины, почему в период моего социального взлета в главные редакторы, привыкши к отдельному номеру в «России», буднично сидя в Кремлевском дворце, общаясь с сильными мира сего, я никогда не радовался этому? Почему вообще русский человек так охотно опускается? «Полюбил, пойми, Костя, полюбил унижение!» – объяснял Саврасов Коровину. Откуда странное удовлетворение, когда вокруг плохо, откуда коронная наша фраза: «а пошло всё на х..!» Я не подымался очень высоко и не падал донизу. Не жил в роскоши, но и в подвале гнилом тоже не жил. И почему даже поношенная одежда как бы позволяет ею гордиться, а новое платье стесняет и стыдишься его?
Почему прячусь от общества? Таков я был от рождения, залезая под стол, когда приходили гости: как сейчас вижу ботинки и туфли гостей, вызывающих меня из-под стола. Но потом, и долгое время я выступал с высоких трибун, ходил в театры, выставки, объяснялся в разных кабинетах, а к старости вновь возвращаюсь под стол.
Где тут моё, а где общее глубинное, русское?
1998
5 января
Я первый раз делал гуся с яблоками. Хорошо, но очень уж жира много. Все четыре дня валялся, смотрел ТВ, похмелялся, играл с Томой в дурака. Данька 2-го ушел в Пентагон.
Сейчас сумерки, надо сделать рецензию в №1.
Сегодня звонки по поводу моего кандидата на премию Ап. Григорьева – Костырко[70], Архангельский. Читал в праздники почему-то «Гекельберри Финна».
6 января
Вчера написал рецензии на «Новый журнал» и «Акмэ» Тани Бек.
Лёгкий мороз, чуть снежок.
Арест Женьки Малякина[71] якобы по жалобе жены, а на деле решил порезвиться, написав в своей газете, как Аяцков с Мароном[72] в Индию ездили на слонах кататься.
Трогать власть можно только всерьез на это решившись, и имея цель. В противном случае глупость.
Завтра Рождество. Я вырос, никогда его не зная и не чувствуя.
10 января
Все эти дни – мокрота, слякоть, скользкий снег, +2.
В р-ции собирали[73] №9/10 – очень трудоемко. Звонок Ю. Никитина[74] с предложением подписать открытое письмо Кузьмину[75]. Я отказался. Юра чувствует себя героем.
Не пил. Сегодня выпью.
16 января
Салимон[76] принял «В русском жанре» и хвалил.
Неделя в редакции: сам собой сложился «Волжский архив»: жигулевский завод, ректоры, художественное училище и проч. Уже и 2-й готов, а мы еще 11/12 не печатали. Машина печатает быстро, но подборка листов, склейка блока – крайне медленно вручную. И выхода не видно. Бывать в редакции тягостно за исключением собирания номеров.
Написал все письма по подписке на 2-е полугодие, но мы не только не войдем в норму, но и отстанем. 9/10 номер Андрей[77] очень хвалил.
Каждый день вплоть до вчера выпивал – от поллитра до 200 вчера. Устаю от водки, и денег потом становится жалко.
Мороз –10. Наконец-то ровная зима.
Немного писал Чехова[78].
22 января
Когда я не курю и не выпиваю, прекрасные пробуждения первые дни, работоспособность и одновременно рассеянность, раздражительность, шум в ушах.
Тома позавчера еле приползла от бабушки, а послезавтра собирается в Волгоград. Данила собирается уходить. В выходные выпивал, в Вс жарил гуся с редкостным каберне, думаю списанным, ибо по вкусу и надписи – какой-то резерв, Золотой фонд урожая 1992, оно не может стоить 18 тыс.
Деноминация, пока не врубились в монеты. Морозы 20-25. Тихо, солнце.
На Крещенье на Бабушкином сделали прорубь, на берегу армейская палатка, там баня, оттуда ковровая дорожка до проруби, корреспонденты. Аяцков, Марон и проч. ныряли.
31 января, Сб
Прошлые выходные до вт ежедневно выпивал не менее гр. 600 + сухое + пиво. Сердце заболело особенно после того, как за сутки выкурил 10 сигар. Притом не был пьяным, занимался с Данилой, но очень ослаб. Не ходил в р-цию. К среде пришел в себя, но тут Данила заболел гриппом. 2 дня температура к 39, снимется аспирином и опять. К тому же он отказывается принимать лекарство, да и я не больно знаю, что надо и можно. Врача из п-ки вызвать нельзя, из нашей его открепили, после того как мать ходила ругаться к гл. врачу из-за прививки. Она вчера приходила с апельсином и лимоном в норковой шубе и шляпе, что очень смешно.
Сегодня до 5 не спал. Кашель Даньки снимали молоком с содой, но безуспешно, а в 7 с Шерой гулять.
Естественно, всю неделю, кроме газет, не читал ничего. Вчера попытался читать не читанного «Рвача». Оказалось похоже на Леонова. Данила целые дни лежит у ТВ. Тома с 23 в Волгограде.
Пропил (+ сода, консервы, огурцы и прочее, чего в трезвом виде не покупаю) более 100 тыс., к тому же вся неделя без зарплаты, к тому же в бухгалтерии не вычли из меня алименты.
«Саратов» предложил прокомментировать донос Озёрного[79] на Григория Федоровича[80].
3 февраля
В бодрости. Дома приятно холодно, в р-ции адски. Сделал о папе для «Саратова». Сегодня был М.Пророков[81]. Сдал его «Саратову», Роме, Слаповскому. Выпивать не стали, болтать скучно. Мороз хороший –15. Скрипучий снег и проч.
С утра возбужденный как обычно Ю.Никитин. Ты знаешь, что я вышел из Союза? О своем письме и проч. Ему 62 года! Купил снотворного. Не хочу гасить возбуждение водкой, а вчера через неделю трезвости уже плохо спал. Не курю. Данила в Пентагоне, выздоравливает.
4 февраля
В редакции невыносимый хлад, пришел в 11 домой. Крупный снег, –14. Такая зима, что хочется, чтобы не кончалась. Поставил «Картинки с выставки», сижу за письменным столом.
Взял у Сафроновой[82] воспоминания Пяста. Нужны рецензии во 2-й номер. Попробую Пяста + воспоминания Ардова в «Новом мире».
Надо оживлять Чехова. Лежит. Впервые при долгом безрадостном состоянии вдруг о себе помыслил хорошо. При весьма средних способностях я сделал дело, которое останется: «Волга» времен моего редакторства.
7 февраля
За два с половиною дня, ходя в редакцию, сделал «В рус. жанре – 14», начал не раздумывая и вышло вроде бы не хуже, а м.б. и лучше прежних.
Отремонтировал ВЭФ. Теперь не выпускают таких приёмников. Одни магнитолы.
Вчера все-таки выпил. Купил четвертинку, потом к курице розового сухого. И, увы, покурил, правда «Данхилл».
Но выпил не по крайней жажде, а как бы по-хорошему. Не пил 10 дней.
Вчера, выпивши, долго гулял с Шерой по совершенно пустой набережной.
Купил, что делаю крайне редко, Смелянского о Булгакове в МХАТе и 5 том Андреева. Очень жаль, что не купил 1 том Чуковского в Москве. Всё время нужен.
Данила в Пентагоне, в школу не ходит, грипп.
Тома – вдруг – опять на ВСО[83]. С бабушкой что-то, а что? Это десять лет длится.
9 февраля
Сегодня весь день перепечатываю «В русском жанре». Звонил Костырке. 26-го собрание Академии[84], но как мне ехать? На билеты минимум 300 тыс. Кроме пропоя, за что себя кляну, все деньги откладываю на лодку.
Рецензию решил писать на публикации в «Октябре» (Рощин, Басинский) и Ардова («Знамя»). У них говно, у него искусство.
Мороз под 20. Сегодня заходил в редакцию счастливый Данька: 1-й день после болезни пошел в школу, а там карантин.
Сейчас звонил Горелик, приглашал в Оперный на 70 лет. Тома отказалась, позвонил Даньке, может сходим.
10 февраля
Оттепель. Противная.
В ТВ весь день о покушении на Шеварднадзе. СМИ всегда нужна жертва – Собчак, Диана…
Послал сегодня «В русском жанре» Костырке.
«Новый мир» уже 2-й пришел. Плоский Кублановский.
Писал о Басинском+Рощин, завтра добавлю Ардова, который мне нравится более, чем прежние публикации его. Спал плохо. Опять принял реланиум. Когда не выпиваю, приходится принимать таблетки, куда деваться? Данька читает «Тихий Дон» с восторгом.
11 февраля
Вчера вечером и сегодня утром ничего не написал, правда, писал до полшестого в редакции. Встал в 6, думал писать, но дурашливое настроение, сходил с бидончиком за молоком, сварил манную кашу. Секрет – меньше крупы и очень долго варить.
С 10 до 12 в р-ции переписал вчерашнее и окончил рецензию. И в слякоть отправился, что теперь уже редко случается, пройтись. Повод: флюорография в 7-й поликлинике, которая опять не работает по тех. причинам. А там рядом кафе под «Россией», где пришлось взять дорогой «Хрустальной» по 7 т. 100 гр. Горячие пирожки с картошкой по 3 тыс. Прошел по проспекту. Еще 50 р. и пирог с картошкой (хуже) из кулинарии рядом с кафе «Огонёк» на Чапаева, посмотрел, как вяло достраивают вряд ли кому нужное в таком объеме здание ТЮЗа. Слякоть. Опять ощущение чужого города с бесконечными странными «офисами» по услугам, мне неведомыми.
Взял на обратном пути там же в «России» 6 пирожков с картошкой и холодец, настоящий стюдень с чесноком, который теперь у них, как в столице, в пластмассовом контейнере. Цена почти прежняя – пять с полтиной за полкило.
В подвале по дороге к дому 17.200 бутылка водки балашовской «Хопёр».
Сегодня в редакцию приходил пьяный Сашка Андреев[85]. Прелесть в том, что год или более он при встречах объяснял, как хорошо не пить. Вчера умер его свояк кондитер Прачкин. Рассказал про порядки в его кондитерской: обязательный минет всеми сотрудницами. Я вспомнил рассказ официанток из «Волги», как директор ресторана Зубанов лизал им у себя в кабинете.
Звонил Рейну по поводу его прекрасной поэмы во втором номере «Нового мира». Он искренне обрадовался: «Спасибо, что не поленился позвонить. У меня была трудная зима». Дай ему Бог!
У Натальи идея переиздать составленный мной сборник нот, они хорошо были раскуплены.
Сдуру зашел к Томе, когда после работы пошел в магазин «Мелодия». В поликлинике регистраторша: Т.И. еще с адресов не приезжала, а к ней уже 10 человек сидит. Мне: (на ты) иди готовь ужин! Я: лучше жену другую приготовлю. Тома домой пришла со словами: все больные тебя цитируют. Слякоть, грязь.
13 февраля
Второй день читаю мало: Жуковский и Словарь писателей 19 века.
Резко похолодало. Я очень обносился – осеннее пальто рваное, ботинки осенние старые. Бог даст, лодку куплю и тогда приоденусь. Пальту уже лет 10, пиджак рваный.
14 февраля
Под 30 мороз. В 6 встал, а ничего не сделал ещё. Варил манную кашу, ходил за почтой, читал газеты, большое письмо от Андрюши Немзера. 11-й час, а ничего еще не сделал. Сейчас заставлю себя сесть за Чехова.
Три дня горит очень красивый дом Морфлота.
Саратов, кажется, задавлен, заморожен новой властью. Что будет? Но у меня – книжечки, водочка. Только бы Даньку устроить на дело, на профессию.
31 марта 1998
В половине первого встретился с Ильёй у памятника Чернышевскому, и пошли. Долго стояли в «Аисте». Рыжая Люська В. в зелёном берете. Шера с течкой, к ней в магазин тут же вбежал маленький грязный до ужаса кобелек. Татарин-грузчик, катающий тележку мимо нас и злящийся на Шеру. В конце концов я вышел, на улице разговаривал с Люськой, ко мне привязалась тоже рыжая синеглазка с полным стаканом в руке. Вышел Илья звать меня назад, когда я отгонял синеглазку. Он – Люське: вот теперь только такие дамы нами интересуются. Она (радостно): врете! Потом «Аист» себя изжил и мы пошли бродить, купив по пути четвертинки (всего три или четыре) в гастрономе напротив Суворовского[86].
Сперва пили в необъятном дворе Суворовского. Зашли за трансформаторную будку, возле которой валялось множество обгорелых пластмассовых кукол. Илья: «Вот тебе и Вайда, и Тарковский». Рядом голос: «Отойдите, девчонки ссать хотят». Два парня Данькиного возраста с двумя блядешками – облик Заводского района. Девки ссали за ржавым баком, на крышке которого стояли четвертинка водки, банка маринованных венгерских огурцов и два пластиковых стакана. Парень – девкам про нас: «Не бойтесь – они профессора». Вскоре мимо прошествовал наряд милиции, которую я очень боюсь. Мы пошли из двора вниз по Радищевской к оврагу.
Я помню, что по дороге немного спустился пописать по лестнице в закрытую полуподвальную пивную. То есть выше плеч я был наружи, головой на уровне тротуара, возле которой проходили разные люди, а я вспоминал, что позавчера мою рожу можно было видеть в газете «Саратов» в компании Янковского, Табакова и Слаповского, как земляков, попавших в справочник «Кто есть кто в России».
Потом, уже на углу Радищева и Нижней (которая стала впоследствии Татарской – прим. 10.02.10), ссал уже Илья, прямо на стену одноэтажного углового дома. Я пугал его татарами, он медленно объяснял, что у него тоже весь дом обоссанный. Потом мы пристроились на Кузнечной, на какой-то заброшенной стройке, среди падающего мокрого снега, бетонных плит, кирпича. Разговор шел все более о семейной жизни Илюшки, о разводе, который он задумал. Почему-то дружно ругали Ахматову. Наконец Шера не выдержала и стала скулить – мокрый снег, ноль градусов. На обратном пути, несмотря на мои слабые протесты, Илюшка взял-таки еще одну четвертинку, которую приканчивали, кажется, опять во дворе Суворовского.
Стало смеркаться, с Ильей мы расстались у Радищевского музея, по дороге домой я взял зачем-то пива, и дальше, как говорится, тишина.
3 сентября
Вчерне закончил сегодня на работе рецензию на Палей. Все-таки разогрелся, хотя и с трудом, но вчера-сегодня написал по 4-5 страниц.
Похолодало, пасмурно. Если в Сб не будет дождя, с Томой собираемся за грибами.
Вчера закатывали помидоры с огурцами + сок (Томина родня угостила). Ругались из-за блюющей «кровью» Шеры (сожрала пакет Red-Slim Tea). Сегодня пришел №8 «Знамени» с моей рецензией на Гурского.
5 сентября
Вчера еще дописывал рецензию. Плохо, что сразу надо отсылать. Большим трудом далась, могут быть заметны следы усилий.
Вчера получил 120 р., голодный, купил охотничью колбаску (дрянную) и поллитру. После долгого (для меня) перерыва долго не хочется спать от водки. Жарил котлеты, варил бульон, смотрел в ТВ «В городе Сочи темные ночи», смешное начало, потом жестокость.
Книга Андрея[87]. Надо дать в «Волге» несколько рецензий.
С утра ходил в магазин и к маме. И в редакцию. Развиднелось, а мы за грибами не поехали.
Паника. Скупают макароны, растительное масло. Сегодня ходил за маслом. У бочки очередь. Масло кончается. Цена 8-13 рублей. На Пешке пустые прилавки, там, где были куры, рыба, селедки и проч. – то ли раскупили, то ли не торгуют. Все разговоры о том, что где дешевле видели – сахар, крупы, масло. Сливочное масло исчезло и почти весь импорт. Илья (заходил за № с Фаликовым[88]) говорил, что гречка у рынка чуть ли не 12 против обычных 4.
За себя, естественно, уже не боюсь, но за Даньку.
6 сентября
Ездили с Данькой за грибами. Плохо, ведра не набрали. Хотя были на том же острове у нового моста.
На Волге тишина, как бы предзимняя, хотя всего лишь начало сентября.
Вокруг все то же – беспрерывно в ТВ паника у пустых прилавков.
С утра перепечатал страницу, пришел домой в 5, ванна, выпил, поел, поспал, 11-й час, работать не буду, опять ложусь.
8 сентября
Всех занимает одно: цены. Вчера куры 19 (13), сахар 10 (4), шпроты 8 (4) чай 10 (5) – и нет. Чай смели и т. д.
Перепечатал наконец и сейчас утром отправил рецензию в «Новый мир».
Теплеет, ясно.
В ТВ хоровод одних и тех же рыл: Черномырдин-Жирик-Явлинский-Зюганов-Селезнёв – и т. д. Иногда совершенно маразматическая харя Ельцина.
Теперь надо делать материал в НЗ.
Вчера закупил мяса (по старой цене) на 121 р., тушёнки на 50, шпроты – 20, чай – 25, сегодня крупу. Спасибо всем.
9 сентября 1998
Под нашими окнами опять скандалит алкашка из общежития, которую все зовут то Валей, то Надей. Когда к ночи сильно напивается, то объявляет на весь двор, что идет топиться на Бабушкин взвоз. Сейчас она орет на своего одноногого (ногу он потерял недавно, попав под трамвай) всегда улыбающегося сожителя, отбирает у него костыль и лупит по голове. На ней желтая майка с израильским флагом и надписью на иврите.
14 сентября
Вчера весь день на Волге с Илюшинами[89]. Семья понравилась, только он на удивление быстро напился. Вплоть до Генеральского много раз приставали. Они собрали неполное ведро, мы с Данилой – каплю. Жарко, до 27. Купались в воде 16 градусов.
К сожалению, неделю прожил нелучшим образом. Отправил рецензию и на радостях каждый день, то Гога[90] с девицей на «Сергее Есенине», то поспать после обеда не сумел, стал переходить за бутылку в день, да еще добавлять 72-м портвейном. Вчера утром было совсем херово. Спал очень крепко. Сегодня пока в норме. Звонок Роднянской – рецензию еще не получили.
Вчера заснул рано и не посмотрел по ТВ свежую «Лолиту».
15 сентября
Вчера Роднянская. Сказала, что у меня самое верное суждение о Палей. И что рецензия не выстроена. Это верно. Роднянская подруга матери Палей, описанной в «Поминовении».
Надо делать текст в «Неприкосновенный запас», и всё-то отвлекает, то водка, то палец, то редакция. Жара мерзкая, неестественная +27.
17 сентября
Завтра 30 лет Денису. Не видел его больше года. Сегодня дал поздравительную телеграмму ему на работу.
Печатали, тьфу-тьфу, 9-й, из-за поломки машины почти месяц.
Вчера обсудили 10-й.
Читаю (в туалете – это зависит от книги, я бы не прочь, чтобы меня там читали) Смелянского. В связи с ним – «Багровый остров», «Бег». Правил, то есть почти переписал, рецензию на Андрея. Никак не возьмусь как следует за заказ НЗ.
Мерзкая, отвратительная, неестественная жара (до 30) + солнце. Где дождик милый?
Сегодня жарил печенку, а Данька не пришел.
19 сентября
Вчера чудной вечер. Сначала звонок от Носова из НЗ. А я с Данькой сижу над заданным сочинением о Булгакове. Тут же звонит Айка: нужно сочинение Ромке «России славные сыны». А у меня МПН[91] и, замечаю, от голода дурею – видимо, сахар. Плюс перезвонки Даньки с матерью по поводу дня рождения Дениса.
Айка приехала за планом. А Ленька опять на рыбалку уехал. Более балованного человека трудно найти. Сегодня Данька с классом едет в лес.
21 сентября
Жара. Вся радость от сентября испорчена.
Позавчера Данила, выпив, повествовал о своих подвигах. Вчера он весь день дома: сочинения о Пилате и Печорине.
Звонок от Джона[92]. С премией неясно, т.е. кто финансирует. Я звонил Алле в Ансдел[93], она холодно, что нет денег. Если поеду, то 29-го.
Тома в Волгограде. Сейчас звонила – приехали.
Солнце раскаленное, боже, что с природой?
2 октября
Сегодня приехал из Москвы.
Был там 30 и 1-го. До этого неделю пил, последние дни похмелялся утром, не выходя на работу. В Сб и Вс ужасно болел. В Пн решил не ездить (что было бы правильно). Но оклемался, надавила Тома – поехал. Перепечатал статью в НЗ в день отъезда.
В Москве безобразное отношение баб из Ансдела. Деньги – вокзал-деньги-гостиница – никак не давали полностью. После фуршета был еще и у Андрея. В гостиницу приехал поздно, пил пиво, долго не мог заснуть. Мокрый снег. Поменял билеты с 8 вечера на 3 дня. Дикие цены. Очень теплая женская семья Немзера.
Меня обосрал в НГ Золотусский. Но я еще не читал.
В Вс надо ехать на базу.
5 октября
Потеплело еще вчера, когда были на базе. Немного плавали (мотор завелся сразу холодный). 50 р. – Анатолию Ивановичу[94]. Пришлось лезть в воду, когда выехали на мелкое. Воздух +3, вода +12. С Данькой несколько раз пылили друг на друга, но беззлобно. Золотой был день. Жаль, не пристали к острову за грибами.
Данька вроде приходит в себя. Жаль, я в Сб на него и Томку орал ни за что.
Сейчас 7-й час вечера. Данька ушел в Пентагон, собирается в среду прийти жить. Ночью обещают заморозки. Сейчас +10.
Все в ожидании 7-го.
6 октября
Под утро звуки дождя, забытого счастья.
Плохо, что нет целых ботинок. А зимой сапог. Въехала Личман[95] со своими оценщиками. Вынуждены для них освободить две комнаты почти задаром. Заходила – широкая, расплывшаяся, полупьяная.
10 октября, сб.
Стало было холодать. Но вновь потеплело +10. Завтра надо ехать поднимать лодку. Как справимся?
В редакции сломана машина, лежит 10-й номер. Читал (немного) «1000 душ». Отослал ответы на вопросник о двух культурах в «Знамя». Чехова буду доделывать в 1 номер Волги, потому что: 1) В «Волгу», потому что в «Новом мире» о Чехове текст Солженицына (напишу рецензию в «Знамя») 2) В «Знамя» крайне сомнительно – 2 листа о Чехове! 3) «Вопли» почти не выходят 4) В «Волге» дам полностью и под контролем. В НЗ взяли «Я сам». Надо читать. Данила здесь, хороший. Собирается поступать в школу милиции. Дай Бог!
17 октября
Вся неделя: служба, кормление себя и Данилы, писание на работе Чехова (таскаю с собой в сумке 6 томов – Данька случайно поднял – что это?!). Напечатал до 50 страниц. Слабость в невыдержанности личного, рассеянности жанра, есть куски дорогие мне, как впервые наблюдаемые у АП.
Сегодня ездил на базу. Лебедка развалилась. Чудовищный вездеход Анатолия Ивановича порвал трос. Лодка лишь чуть вылезла из воды. Надо будет еще ехать, нужны только деньги.
В редакцию – не хочу!!!
Все еще тепло.
20 октября
Доделываю Чехова. Вчера вёрстка Палей. В телефон с Роднянской о Солженицыне. Она: слабо он о Чехове, но обязались всю его литколлекцию напечатать. С Кареном[96] не говорил. Говорил с Чуприниным по другим делам, о Чехове не сказал. Все-таки хоть денег и надо, но разумнее в «Волге». Однако ж наша машинка стоит, что еще будет с «Волгой»? А тут нам попёрла хорошая проза: Зарубин, Хафизов, неведомый одессит.
25 октября, Вс
С утра с 9-ти до 2 был на базе. Лодку (корму) залило из-за того, что поднялась вода, а она уже лежала на дне, а не на плаву. Отчерпывал, очень устал, а затем с Ан. Иван. вытаскивали лебедкой вдвоем. Руки и ноги стали дрожать.
Вчера выпивал зачем-то от одиночества. До этого как-то плохо вёл себя со своими, капризничал и проч. В Чт звонили из Компечати: дайте сведения. Я сперва нагрубил, потом согласился. Звонки каждый час. Оказывается, Саша Архангельский прошёлся насчёт положения «Волги» в «Известиях».
Надо заканчивать Чехова для 1-го. Все еще сломана машина. Чупринин не захотел брать рецензию на Солженицына.
Из ДН звонила Наташа[97] – приглашала в круглый стол. Сказал, что попробую, но думать не хочу. Тема – 10-летие. Одно и то же. ДН пренебрегала мною и журнал не нравится.
Вчера ездил к Тамариной больной: помидоры, яблоки, варенье и проч.
Тепло очень и солнце.
27 октября
Остался с утра дома доделывать Чехова. Тамара – бабка, поликлиника, дежурства и проч.
9 часов, +14, солнце. Купил у Ани[98] книгу об «убийстве» Есенина Кузнецова. Много документов. Еще ей привезли «Русскую эпиграмму» в БП и кое-что еще, да нет денег.
30 октября
Дописал Чехова только вчера, кажется, удачно. Потом в редакции очередная куриная сцена – обсуждение нового страха Шульпиной и О.Дм.[99] перед коммерческими затеями Головлёва. Выпил дома за обедом и шатался до 6. За это время 4 раза зашел по 50: «Кишка» – 45-я столовая – водочный на Чапаева – и уже у дома в рюмочной на Чернышевского.
Домой шел благостный, но застал разлад: Тома вопреки обещанию не стала заниматься с Данькой по химии. Я вмешался, слово за слово наехал на Томку. Данька на каникулы ушел к матери. Я дома до ночи правил Чехова, затем ремонтируюсь-закусываю. Сейчас 4 утра. Дождь. Счастье. Тепло +12.
2 ноября
Выходные, один, т. е. с Шерой, много шатался, правил Чехова и выпивал. Дождь – сладость души.
Пил зубровку, Ликсар и немного коньяка (Томе подарили) армянско-саратовского. Отвык от коньяка вовсе. У Данилы каникулы. Кормлю синичек. Читаю (медленно) чудовищную «Гибель Есенина» Кузнецова.
3 ноября
С утра спускался к Волге – очень хороший шторм. Внизу шквалистый ветер, сплошь беляки. Волны крупные, как летом не бывало, били новые мостки от плавучего магазина, превращенного в кабак, где я, естественно, не бывал. Веером высокие брызги.
Ночью проснулся: дождь, и вспомнил, что не заткнул клюз на носу лодки, и огорчился.
В редакции разговор с пришедшим Слаповским (Чехов и проч.), дочитывание второй повести Каткевича о Греции. После обеда тяжесть в затылке. Встречал Тому. Принял душ – отпустило.
+5-7 градусов.
5 ноября
Вчера от беготни в Комитет с письмами по поводу возможной нам помощи так осквернился, что – после раздумий – в кафе ли? – купил на Томкин тридцатник селедку (16 р. против 20-22) за 3 рубля, бутылку «Иргиза» в другой «Рыбе» за 20 (везде прибавили на водку рубль-два) и дома сварил картошки и проч.
Утром ходил смотреть на хороший шторм.
К вечеру тихо. Встречал вчера Тому, был злобен. Ел тушёнку, пил водку, потом пиво.
Сегодня редколлегия. Полное (кроме Шульпиной, всё более идущей в сторону) единодушие. Прозы на полгода, а машинка всё стоит.
Пустота после сдачи Чехова, а в писание впрягся. Взял посмотреть заметки к «Войне и миру».
С утра туман. Волга как какао в чашке. +15..
7 ноября
Дни словно бы в тумане. Так как не писал, ежедневно выпивал за обедом вечером. Томе подарили саратовский коньяк, один сорт неплохой, но я отвык от коньяка и выпил литровую бутылку «Родника».
Истерика Натальи с печатанием чудовищного по содержанию в нарядной обложке альманаха саратовских писателей, за что они нам платят деньгами, выданными им саратовской администрацией. Вчера наконец шестеренки добыли, печатали накладные на заказ для заработка.
Вчера смотрел взятые у Анны Евг. фильмы Пазолини «1001 ночь» и «Сто дней Содома».
Читал эти дни (чуть-чуть) Островского, Ключевского. Хочу начать заметки к «Войне и миру» или о плавающих.
Сегодня похолодало, а вчера было +15.
10 ноября
Вчера первый снег, сухой, резкий. Мороз –5-10.
Весь день в редакции – печатаем №10.
Сегодня должен вернуться Данька с каникул от матери.
На балконе синицы, которых кормлю салом и семечками.
13 ноября, сб.
Вчера начал идти снег, сегодня метель, но как всегда потеплело и того гляди развезёт.
Ольга Дмитриевна была по велению комитета в правительстве с документами. Якобы что-то обещается. Дай Бог!
Я конечно или уже с диабетом, или на пути, с голоду трясет, в ушах шумит. В промежности мокрая ссадина. Вчера выпил под селедку-картошку.
Набрали «Чехова» в №1. Не только не писал, но и не читал эту неделю.
За окном снег, я с Шерой. Славно!
16 ноября
С ночи пропал голос, осип, ушел по этому поводу из редакции от гнутия графоманских обложек и проч. Труд этот меня всерьез отупил.
Снег, подморозило до –7.
Деньги (100 р.) потратил за пт-вс на колбасу, сосиски, сыр, хлеб, селедку и водку, а ещё надо Дане за школу, на учебник по истории. Тома зарплату не получает.
Радует зато снег и пасмурное небо. Сейчас пожарил печенку, скоро придет Данька из школы.
17 ноября
Вчера взял больничный, хоть температуры нет, очень уж осто<…..>ла редакция с типографской работой и проч.
Читал вокруг «Войны и мира» и немного (не мог удержаться) опять «Бесы». Ни одна книгу не возбуждает меня так литературно, как «Бесы».
Данила в военкомате. Я сделал винегрет, сбросил снег с балкона, наткнул на шнурок сала синичкам, сел пока за стол. 11-й час. Снег не идет, но небо низкое, снежное. Как и в дождь – бодрость.
[1] Мой друг. (Здесь и далее – прим. автора, сделаны в марте 2018 года.)
[2] Мой младший сын.
[3] Аида, жена Лёньки.
[4] Профессор, зав. кафедрой глазных болезней мединститута, Альвина Ибрагимова, его пятая жена, режиссёр документального кино.
[5] Художник.
[6] Мой приятель.
[7] Тренер по гребле.
[8] Фехтовальщик, чемпион Олимпийских игр.
[9] И. Петрусенко, мой друг.
[10] Его жена.
[11] Моя учительница русского языка и литературы.
[12] Её муж, преподаватель математики.
[13] Её сын, преподаватель математики, приятель моего старшего брата.
[14] Саратовский писатель.
[15] О. Гладышева, писательница, жена Дедюхина.
[16] Доцент филфака университета.
[17] Мой несостоявшийся проект: книга-альбом о пароходе в русской литературе.
[18] Мой покойный брат.
[19] Кошка.
[20] Моя жена.
[21] Саратовский киновед.
[22] Отв. секретарь «Волги», которой я уступил место директора нашего предприятия.
[23] Сын первого главного редактора «Волги».
[24] Экспедитор, который ездил за книгами для продажи.
[25] Саратовский киновед, приятель А. Слаповского.
[26] Головлёв, коммерческий директор «Волги».
[27] Саратовский поэт.
[28] Друзья – Андрей Немзер и его жена Катя.
[29] Я получал доллары как член Букеровского комитета.
[30] Врачи Первой городской больницы, где работал мой друг.
[31] Постоянная тема: тогда мы, т.е. редакция «Волги», занимались не только изданием, но и книготорговлей.
[32] Т.е. к матери.
[33] Кажется, изданной нами книги бр. Семёновых «Саратов купеческий».
[34] В.А. Артисевич, директор научной библиотеки СГУ.
[35] Работник «Волги».
[36] Ресторан.
[37] Буфетчица.
[38] Моя племянница.
[39] Мой старший сын и его невеста.
[40] Владик Сладков, сосед по дому, где я в детстве жил.
[41] Вытянутый и узкий гастроном на улице Радищева.
[42] Л.Г. Горелик – эстрадный актёр.
[43] Любимое мной тогда разливное пиво, производимое в райцентре Калининск (бывш. Баланда).
[44] А. Гольдфедер, друг Ильи.
[45] Саратовская психлечебница.
[46] Декан филфака СГУ.
[47] Доцент филфака.
[48] Начальник базы отдыха «Факел» на Шумейском острове.
[49] Мы привозили КамАЗами книги из Москвы для продажи.
[50] В доме отдыха на р. Иргиз.
[51] Имеется в виду А. Н. Толстой.
[52] За год пред тем мы с Даней были в доме отдыха в Хвалынске, где зверствовала массажистка, после сеансов которой у меня отнимались ноги.
[53] Мария Эдуардовна, моя мать.
[54] Жена Владимира Войновича, с которым к тому времени я познакомился.
[55] Редактор журнала «Новое литературное обозрение».
[56] Наша собака.
[57] Саратовский губернатор.
[58] Саратовский поэт.
[59] Сэр Майкл Кейн, шеф британской премии Букер и основатель Русского Букера.
[60] Саратовский театр.
[61] Так называли столовую водников.
[62] Бывшее детское кафе на Набережной.
[63] Универсам.
[64] Я.Ф. Аскин, профессор, завкафедрой философии СГУ.
[65] Подруга моей первой жены.
[66] Профессора экономического института.
[67] Дочь поэта Н. Палькина.
[68] Директор Полиграфкомбината.
[69] Дальняя родственница.
[70] С.П. Костырко – критик.
[71] Саратовский журналист.
[72] Саратовский вице-губернатор.
[73] Мы уже печатали журнал в редакции и собирали-клеили вручную.
[74] Саратовский писатель.
[75] Министр не то печати, не то культуры.
[76] Владимир Салимон – поэт, издатель журнала «Золотой век».
[77] Немзер.
[78] «В русском жанре – 12».
[79] Борис Озёрный (наст. фамилия Дурнов) – саратовский поэт.
[80] Мой отец.
[81] Автор романа, напечатанного в «Волге».
[82] А.Е. Сафронова – зав. отделом критики «Волги».
[83] Прозвание места в Ленинском районе по имени воинской части.
[84] Академия российской словесности.
[85] Режиссёр документального кино.
[86] Т.е. бывшего Суворовского училища.
[87] А. Немзер.
[88] Боря Фаликов, наш с Ильёй одноклассник, роман которого напечатали в «Волге».
[89] Родители одноклассника Данилы. Мы были уже на купленной мной лодке.
[90] Мой приятель Г.Анджапаридзе сопровождал теплоходы с англоязычными туристами.
[91] Аббревиатура слов снохи Нины на похмельные жалобы мужа: МеньшеПитьНадо».
[92] Джон Кроуфот, секретарь Букеровской премии.
[93] Вроде бы английская контора, ведавшая финансами премии Букера.
[94] Начальник лодочной базы «Рассвет».
[95] Одноклассница, ставшая риэлтором.
[96] К. Степанян – завотделом критики журнала «Знамя».
[97] Н. Игрунова.
[98] А. Сафронова занялась самостоятельной книготорговлей.
[99] Ольга Дмитриевна, главный бухгалтер «Волги».