Герта Мюллер. Как даме жить в пучке волос; Герта Мюллер. Бледные господа с чашечкой кофе в руках
Опубликовано в журнале Волга, номер 11, 2018
Мюллер, Герта.
Как даме жить в пучке волос / Пер. с нем. А.
Прокопьева. – Ozolnieki: Literature
without Borders, 2018. – 201 lpp. – (Поэзия без границ).
Мюллер, Герта.
Бледные господа с чашечкой кофе в руках / Пер. с нем.
Б. Шапиро. – Ozolnieki: Literature
without Borders, 2018. – 216 lpp. –
(Поэзия без границ).
У билингвальных изданий поэзии есть
противники и сторонники, однако в случае с книгами Герты
Мюллер, составленными из стихотворений-коллажей, без оригинала явно не
обойтись. Два тома, условно о «дамах» (2000) и «господах» (2005), вышедших в
русских переводах Алеши Прокопьева и Бориса Шапиро, – явная издательская удача.
Возможность и прочитать, и, главное, рассмотреть немецкие тексты, маскирующиеся
под аппликации из газетных и журнальных букв, обрезков фотоиллюстраций и рисунков,
одним словом, соприкоснуться с артефактом, в котором графическое и словесное
вступили в сговор, дает важный ключ к пониманию этого сговора. Невольный эффект сглаженности от классического типографского текста,
стихотворения в столбик на правой стороне книжного разворота, тут же ломается:
на левой стороне покачивается долька арбуза, разноцветные и разнокалиберные
буквы прыгают по строчкам, диван едва держится на приклеенных вместо ножек
человеческих кистях. Дадаистская детскость мюллеровских поделок – как раз в веселости и ужасе, без
которых взрослой «даме», стянувшей волосы в пучок, не вспомнить и не рассказать
ни про «двенадцать пальцев» на маминых ногах,
увиденных ребенком под столом, ни про то, что «за деревнями солдаты
а войны-то нету / скушно и тошно у бетономешалок»
(«Как даме жить в пучке волос»). Невинных слов не осталось. Чтобы описать сад
детства, к которому снова и снова возвращается память Герты
Мюллер, слова приходится брать у политиков, рекламщиков, у читателей газет, наконец, и оттого тексты пронизаны горьковатой
самоиронией, стыдом, то и дело слышится смешок.
На золотом крыльце сидели «гробоноши птичники
печники и плиточники». Книга «Как даме жить в пучке волос» подыгрывает жанру детской считалочки,
складно ритмизируя и рифмуя воспоминания детства с напускной прохладцей взрослой
героини, которой будто бы всё по плечу – любая боль, любая мерзость и – по
соседству с ней – до-животного беспорочная радость. Здесь хороша игра
масштабами: сердцебиенье улитки и товарные составы, папины усы и «плащ истории»
метонимически, по законам сна и всеядного детского
воображения, подогнаны друг к другу. Семантика кройки-и-шитья, стрижки,
поливки, вообще семейно-домашней созидательной моторики прирастает механикой
разрушения (откусывание, отламывание, разложение, раздавливание). Укрыться в остраненной вневременности детства невозможно (папа «на
усах повесился и так / картиной смелой на стене висит»): детские мифы о зачатии
и рождении, трапезы, погребение кошки под грушевым деревом и снятие мертвого
электромонтера с проводов – все пронизано мотивами Истории. Частенько
выпрыгивает из этой колоды «король», «правитель», зорко присматривающий за
папой и мамой. Русский перевод довольно тонко передает прыгающую ритмику, от силлабо-тоники до свободного стиха, плотность образов,
интонационную игру. Может быть, местами интерпретация чуть
избыточна или «поэтична» (так, на с. 154-155 просто «бузина» становится
«бузиною Гёльдерлина», как бы упреждая появление
этого имени через несколько текстов; «лагерь» заменяется «гулагом»,
хотя со строчной сегодня читается уже как нарицательное; на с. 4-5 в строчке «in den Straßenbäumen saßen» появляются «трамваи», вероятно,
по созвучию со «Straßenbahn»).
Книга «Бледные господа с
чашечкой кофе в руках» (2005) в переводе Бориса Шапиро открывает нам
ироничную Герту Мюллер: девочка из плодово-ягодного
сада родителей выросла и теперь наблюдает за видовым разнообразием мужского
мира, чая порой спастись какой-нибудь детско-поэтической метаморфозой, да, видно, нельзя никак:
Мать превратилась в крапиву
отец превратился в тополь
вместо превращенья сказал мне
один тип за ужином что любовь
всегда
становится репейником рано или поздно
а я откуда знаю чем он стал
и как себя я упакую
охотно стала бы я пеной
на мундштуке кларнета
и бедными деньгами вора на рассвете
или голодным лаем собак
на нарисованный скелет на модной куртке
Стилистика здесь заметно иная: ритм
сохранен, но силлабо-тоника исчезла, много бытовых
деталей и реалий, констатирующая модальность сменила удивленно-обескураженные
интонации «женской» книги. Штрихи резче, выражения жестче (например, «сердечная
срань» / Herzscheisse), кругозор шире: политическое больше не маскируется за недоуменными
метафорами, о нем говорится прямо, чаще с сарказмом:
тогда на прогулочном пароходе я сидела рядом
с одним недавно произведённым вице-адмиралом
мы разговорились он спросил меня
вы за мир
я сказала конечно но не за всякий
он подмигнул и ухмыльнулся эдак тихо-тихо
Мир Герты
Мюллер становится здесь фактурнее, овнешняется, обрастает микросюжетами.
Читать «Бледных господ…» хочется медленнее, внимательнее, как хорошую прозу, в
то время как первая книга дается на коротком дыхании.