Любовь Колесник. Мир Труд Май
Опубликовано в журнале Волга, номер 1, 2018
Любовь Колесник. Мир Труд Май: Книга
стихов. – М.: ЛитГОСТ, 2018. – 84 с.
Обязательно
купите эту книжку. Бумажную, живую. Стихи можно найти в сети, в журналах, но
книга – это еще и произведение полиграфического искусства. Ее интересно держать
в руках, вертеть туда-сюда, рассматривать. Почти на каждой странице есть
рисунки цветные и черно-белые. Текст тоже набран затейливо: то выровнен по
левому краю, то по правому, то идет наискосок, то змеится, то свивается в
спираль.
И все
же в литературном журнале имеет смысл говорить прежде всего о текстах. Любовь
Колесник – поэт из города Ржева Тверской области. На генеральной карте нашей
поэзии Тверская область едва видна; и областной-то центр известен главным
образом сомнительными (и стоящими друг друга) именами Михаила Круга и Андрея
Дементьева, а уж райцентр Ржев – и вовсе белое пятно. Вот, почитайте стихи из
Ржева, теперь у вас есть такая возможность.
Я
знавал одесских поэтов, писавших главным образом о мостах Петербурга, но здесь
все без обмана. Перед нами стихи о родном крае, а не о вымышленной и удобной
для автора «Поэтляндии». В них мы видим не только
Ржев, но и другие места, в которых бывал автор.
«ад
имеет вид щёлковского шоссе
с
интенсивным движением по реверсной полосе»
«Готичный дух Морозовских казарм,
оккультное
и тёмное Затьмачье!»
«Кто
ездил по Твери, тот в Ржеве не смеется»
«В
Конаковском районе, засиженном москвичами»
«В
Коломне красиво осенью, но тоска»
«В
старинном светлом городе Торжке
цветёт
осока в маленькой реке»
«Тёплый
Стан не такой уж и тёплый»
Необычность
Любови Колесник еще и в том, что это поэт за рулем. Ее взгляд – это цепкий,
практичный, но несколько приземленный взгляд водителя. Низкие облака, снежная каша
под колесами, магазины, пивняки, малоэтажки,
классическое «ночь-фонарь-аптека». Пристально вглядываться в небо, пытаться
посмотреть сквозь окружающие предметы – не нужно и даже опасно; «несет сатана
Михалкова в багровеющие небеса» – это как раз чуждый, посторонний голос из
автомагнитолы, соревнующийся с бесстрастным голосом навигатора.
Название
«Мир Труд Май» на первый взгляд представляется попыткой оседлать современную
моду на советское ретро, но это не тот случай. И это не случай многих молодых
эпигонов-традиционалистов, которые вместе с поэтикой заимствуют у своих кумиров
и учителей еще и реалии, которых по своему возрасту застать не могли. «Советское»
в этих стихах на поверку оказывается духом провинции, в которой ничего по сути
не меняется, несмотря на чехарду вывесок в столицах.
Три
слова в названии соответствуют трем разделам сборника, из которых автору,
кажется, концептуально важнее всего «Труд». В рамках книги он выделяется как
обособленный проект, в котором Любовь Колесник выступает под маской, так
сказать, простого рабочего человека, крановщицы со ржевского завода.
Отчасти
это выглядит как пародия на былые литературные нравы, когда принадлежность к
рабочему сословию способствовала начинающему автору в литературной карьере, а
положение одиннадцатого ребенка в крестьянской семье помогло, например, Ивану
Жданову провести через советскую цензуру книгу сложных авангардных стихов.
Отчасти
это попытка возврата к прерванной традиции, к практике литературной группы
«Кузница» (Кириллов, Герасимов, Казин), участники
которой пытались соединить достижения футуризма, прославлявшего механическую
цивилизацию, с государственным заказом на стихи, написанные как бы для народа и
от имени народа. И если Михаил Герасимов, к примеру, пишет, сводя образы
отшумевшего авангарда к пасторальному наиву:
Какими
светлыми глазами
Глядят
завода корпуса!
В
машинах, рычагах над нами
Не
вой, а – птичьи голоса,
то
Любовь Колесник заново презентует индустриальные образы для современного читателя,
в массе своей уже очень далекого от верстака и сохи, через них передавая
частные переживания, не имеющие ничего общего с прошлым или нынешним
госзаказом: любовь, отчаяние, одиночество.
«Завод
– не в смысле предприятие,
а
натяжение пружин.
Одно
недолгое объятие –
и
разойдёмся, побежим…»
«Мы
хотели труда – и растоптаны миром и маем,
и от
счастья утеряны все разводные ключи»
«Мы
испытаны
на
растяжение и изгиб
самым
строгим технологом ОТК»
«от
козлового к мостовому
и к
башенному и опять
осанна
миру неживому
распорет
жестяную гладь
и глядь – а восьмичасовая
жизнь
регулярная прошла
где
люди тихо прогорают
до
тыла сварочного тла
а я за
мутным плексигласом
в
кабинке утлой наверху
тяну
наверх чужую массу
неподчиненную стиху
стихи
не область подчиненья
а злое
средство быть живой
где с
башней скрещивают тени
и
козловой и мостовой»
Конечно,
в постакмеистской поэтике, к которой тяготеют эти
тексты, обыгрывание советских лозунгов было общим местом (у Дениса Новикова –
«и май не любили за то, что он труд, и мир уж не помню за что»), да и маска
«человека труда» то и дело ходила по рукам; тут прежде всего вспоминается
стихотворение Сергея Гандлевского: «Устроиться на
автобазу и петь про черный пистолет» – классический образец того, что Александр
Жолковский называет «инфинитивным письмом».
Но то,
что мы видим в книге Колесник – это не «инфинитивное письмо», не фантазии о
несбыточном, зачастую имеющие ощутимый оттенок лицемерия («бросить всё и уехать
в Урюпинск»). И «заводские», и «незаводские» стихи
образуют здесь единство внутреннего мира автора.
Люба,
давайте без мата, смертей, стаканов
водки,
поменьше Сталина и войны.
Больше
пейзажей, не надо быть слишком странной,
ходит молва,
что вы пьёте или больны.
Женщине
в сорок не стоит носить лосины,
штанги
с гантелями тоже вам ни к чему.
Верно
подайте лирику и Россию,
нужно красивое, не про суму/тюрьму,
не про
вот это ваше – завод, работу,
трубы промзоны, мрак, безысходность, тлен.
Чтобы
читатель, преодолев зевоту,
понял
– поэзия нас подняла с колен.
Такая
вот программа. Почти в конце книги. Но там дальше есть и еще:
Люблю,
любима. Дочь и мать.
Хожу
под Богом. Верю в чудо.
И
веточку хочу сломать,
И не
ломаю почему-то.
Позитив,
выраженный в чистом виде, пока менее убедителен. Но среди «безысходности и тлена»
многих других стихотворений книги читатель найдет достаточно вкраплений любви,
света и веры в чудо. Простим угрюмство Любови
Колесник, ведь прощали же одному поэту сто лет назад.
Прочитанное
надо как-то обобщенно назвать, и мне приходит в голову только «суровый стиль».
Так принято обозначать направление реалистической живописи, которое
относительно недавно было извлечено из-под глыб времени и наконец-то осознано
как оригинальная часть национального достояния: Гелий Коржев,
Виктор Попков, Георгий Нисский. По духу Любовь
Колесник близка этому направлению, и можно сказать, что книгой «Мир Труд Май»
она заявила о себе как о его продолжателе средствами поэтического слова.