Рассказ
Опубликовано в журнале Волга, номер 9, 2017
Вадим Месяц
родился в 1964 году в Томске. Окончил физический факультет Томского
государственного университета, кандидат физико-математических наук. Автор
множества публикаций в литературных «толстяках» («Урал», «Знамя», «НЛО», «Новый
мир», «Интерпоэзия», «Крещатик»
и др.) и более пятнадцати книг стихов и прозы. Лауреат премии NewVoices in Poetry
and Prose (1991, USA), Бунинской премии (2005), премии им. П.П. Бажова (2002),
финалист Букеровской премии (2002) и др. Организатор «Центра современной
литературы» в Москве и руководитель издательского проекта «Русский Гулливер». В
«Волге» публиковались стихи (2015, № 7-8) и рассказы (2016, № 3-4). Живет в
Москве.
– Тебе нельзя лазать по горам, – сказал Петелин сыну, когда они оба поднялись метров на триста вверх
по склону. – Не помнишь, что говорил тебе врач? Ты можешь сломать ногу в любой
момент.
Со зловещим шорохом осыпались складки
известняка. Небо было черным и отполированным, как столешница из темного камня.
Звезды казались лишними, словно сор на столе.
Они присели отдохнуть. Внизу виднелся
освещенный блокпост израильско-иорданской границы. Отсюда он казался
игрушечным. Машинки подъезжали к шлагбауму, останавливались и через несколько
минут исчезали во тьме арабских территорий. Там было хорошо и уютно. Петелин с удовольствием оказался бы сейчас в таком авто или
в будке пограничника.
– Папа, тут есть змеи? – спросил его
Гришка.
– Есть, – ответил Петелин.
– И змеи, и тарантулы, и скорпионы.
– Отлично, – сказал мальчик. – Будем
охотиться на змей.
Лезть на гору в новогоднюю ночь решил
ребенок. Они приехали сюда из Тель-Авива часа два назад, перекусили, сходили на
море. Потом Гришке приспичило посмотреть на
праздничный фейерверк с высоты. Петелин и не думал,
что восхождение будет столь утомительным.
– Мы с тобой находимся в прицеле
иорданского пограничника, – сказал Петелин сыну. – Мы
– нарушители границы, и он может начать стрелять.
– Он – дурак?
– отозвался мальчик. – Зачем портить людям новый год? Он видит, что я –
ребенок, а ты – мой отец. Шпионы и диверсанты не переходят границу семьями. Не
будет он стрелять, я знаю.
При слове «семья» Петелин
мрачно улыбнулся.
– Тебе нравится тетя Кристина?
Мальчик опустил глаза, не ответил.
– А девушка, которая принимала нас в
гостинице? Какие глазищи! Мировая скорбь, а?
Мальчишка вдруг психанул
и быстро полез дальше вверх, шурша осыпающимися камнями. Петелин
двинулся за ним следом, бормоча что-то себе под нос. Оба освещали дорогу
фонариками от мобильных телефонов. У Петелина зарядки
почти не оставалось. Сколько зарядки было у сына, он не знал. После приезда он
уже изрядно кирнул за стойкой бара и сейчас тяжело
дышал. Мысли в голове скакали как кузнечики.
Новый год должен был наступить с минуты
на минуту. Петелин поставил будильник в своем
телефоне на двенадцать, хотя понимал, что они все равно увидят салют в
назначенный час. Гришка хотел встретить Новый год на самой вершине. Он
торопился. Петелин не мог угнаться за ним.
Он подвернул себе ногу и схватился за
лодыжку обеими руками, корчась от боли. Мальчик растворился в темноте. Вскоре
звуки его передвижения стихли. Петелин массировал
лодыжку, но боль не утихала.
Он позвал ребенка, потом закричал. Ему
стало понятно, какую глупость он сегодня сделал. Он сидел на склоне и орал как чокнутый. Когда в долине сразу в нескольких местах вдоль
побережья взлетели разноцветные огни и шутихи, чуть не заплакал.
Ребенок не появлялся. Петелин перетянул лодыжку банданой,
которую нашел в кармане куртки и, продолжая кричать, пополз к вершине.
– Гриша, мать твою! Где ты?
Странный сегодня получился праздник,
думал он. У него бывали Новые года и похуже, но что
может быть глупее, чем потерять ребенка ночью в горах? И еще эта чертова
граница. Петелин не знал, насколько серьезно нужно
относиться к их «пограничному состоянию». Размышлял, что будет делать, если с
Гришкой что-нибудь случилось. Куда здесь звонить а
экстренном случае? Зарядки в телефоне было три процента. Петелин
выключил его, чтоб сохранить энергию.
Он продвигался метров на десять и
садился передохнуть. Звал ребенка и потом опять поднимался еще метров на
десять. Наконец где-то вверху раздался характерный сыпучий шорох и крик
мальчика.
– Папа, тут флаг! Иди сюда.
Петелин крикнул, что
подвернул ногу, но скоро будет на месте. Вскоре они сидели на вершине горы и
смотрели на море с отражающимися на воде огоньками гостиниц и пансионатов.
– Хороший получился Новый год, – говорил
Гришка. – Я как раз успел забраться на самую высокую точку. Нога сильно болит?
– Болит, – отозвался Петелин.
– Это чей флаг, израильский?
– Да.
– Давай его переставим.
– Зачем?
– Расширим границы какого-нибудь
государства. Ты за кого: за арабов или евреев?
– Не знаю. За евреев, наверное. Мы же
живем в израильской гостинице.
– Вот и давай им поможем.
Флаг стоял на стальном треножнике,
крепко приколоченном к скалистому грунту, был закреплен дополнительными
тросами. Они поняли, что конструкция монументальна. Идею пришлось оставить.
Назад спускались намного быстрее. Петелин хотел успеть на банкет. Нога внезапно перестала его
тревожить.
В гостинице стоял дым коромыслом. На сцене
танцевали самбу бразильские красотки в блестящих
купальниках. Народ подражал им, едва попадая в ритм. Петелин
покормил ребенка пиццей со шведского стола, отправил в комнату и пошел на
дискотеку. Тусовался он там
недолго. Пригласил какую-то чернявую девку на
медленный танец, долго объяснял ей что-то по-английски, но понять, какой она
национальности, так и не смог.
По окончании танца подвел ее к тому же
месту, где взял. Его тут же обступила толпа из пяти маленьких уродливых женщин
и мужика, заявившего что это – его жена и он сейчас
вызовет полицию.
– У ней на лбу
не написано, что она чья-то жена, – сказал Петелин.
Плакальщицы по команде мужчины начали
орать и возмущаться. К ним подошли служащие секьюрити, работник бара и
горничная. Они начали о чем-то спорить на своем языке. У Петелина
не было сомнений, что это разводка на деньги, и он решил не вестись на нее ни в
коем случае.
Из номера спустился Гришка с
пластмассовым пистолетом в руке. Он послушал крики шантажистов
и шутки ради выстрелил в толпу со словами «бубух».
Раздался вопль, толпа расступилась. Женщина, которая танцевала с Петелиным, лежала на мраморном полу холла и выглядела
мертвой. Народ сгрудился над ней и начал приводить в чувство, забыв как о Петелине, так и о его сыне. Хохоча, они вернулись в номер.
Утром появилась возможность осмотреться.
С балкона открывался вид на залив, который в это новогоднее утро был изысканно
синим. Вдоль прибрежного шоссе торчали редкие пальмы. Над пустынными пляжами
кружились чайки. Пирсы доставали краем высветленную полоску прибоя. Левее
виднелись подъемные краны местного порта, блестящие нефтеналивные баки, корабли
и кораблики. Дальше начинался город, который отсюда казался кучей рассыпанных
белых кубиков. Гора, на вершине которой они вчера побывали, казалась не такой
высокой, как представлялось вчера.
– Гриша, – сказал Петелин,
обращаясь к сыну, – обещаю больше никогда не заводить с тобой разговоров про
женщин.
– Правильно, – сказал сын. – Иначе я
буду их отстреливать.