и др. стихи
Опубликовано в журнале Волга, номер 9, 2017
Мария Левина родилась в 1979 году. Закончила русское отделение филологического факультета СПбГУ. Работала лаборанткой на кафедре иностранных языков СПбМАПО, редактором на Пятом канале, корректором и редактором в различных петербургских издательствах. Стихи печатались в газете «Вечерний Петербург» (1996), в журнале «Звезда» (2013), на сайте «Новой Камеры хранения» в разделе «Альманах НКХ».
И мы летим
Я работал и так летал, что незримый суд
Рассмотрел мое дело, и я увидел сверху
Лопнувший поясок, услышал словечко «плут»,
И пуговица стрельнула мне прямо в сердце.
Приземлился, короче. Возможно, что и у нас.
Усадили за суп, уловляю в нем круглый перец.
Голова моя – шпалы и сто проходящих фраз,
Но грызу отставший от поезда заусенец –
Свет бы, что ли, в его засиял конце
Для лежащих в жару, для припавших к пашне.
И гримасы как станции на лице.
Кто их там поставляет? Обманутый день вчерашний?
2014
Весна
Весенний полдень. Хламная халва
Подтаявшего снега вдоль дороги.
Нам пену из бокалов слили боги
Пирующие. Скоро трын-трава
Попрет. По снегу тени пролегли
Деревьев через всякие обновки.
И кажется, что у самой земли
Прорезались и чешутся веревки.
Пред кем склонить, вне видимой беды,
Известкой подведенные колени?
А отрубить решишь, что ты есть ты, –
Очнешься в одночасье на измене.
2011
Другу-стихотворцу. Гражданская лирика
К чему бы это? Думаю, для нас
Припасены и свечка, и свирели,
Или какой-то общий крестный час –
В одну весну мы крепко постарели.
Иль, места не найдя себе в стихах,
На наших лицах проступили тропы.
Возможно, это все на небесах:
Не зря же существуют гороскопы.
Нам плесени комок водвинут в грудь,
И в хворост обратились наши жилы.
По городу-музею как-нибудь
Плетется мысль, обутая в бахилы.
2014
80
Я в растерянности: мне почти
80. Как я могла до этого довести?
По частям осторожно: костыль, нога, поясница
Водружаю себя на поребрик. Встречаю взгляд,
Полный покоя, с которым n лет назад
Я читала Шаламова, сливой кропя страницы.
Я бреду тротуаром. Наперерез
Ринулся яркий флаер, мелькнул, пролез
В тряскую руку, что стала б охотно веткой,
И разместился – на «никогда потом» –
В сумке, что вся обернулась дном,
По соседству, может быть, с черной меткой
Или повесткой в казенный дом.
2014
Ночь на Ивана Купала. Гражданская лирика
Когда пришла пора волшебной трости,
Стучащейся в холмы, и пал Симсим,
Земля взяла и выплюнула кости,
Пресытившись довольствием своим.
И Пушкин, всех румяней и белее,
И прочие – грустны, как сохлый ствол:
Они порой и мертвые болеют,
Когда особо яростен футбол.
Кольчуги и пилотки. Пир сорочий.
Из мусора и времени рагу.
Как будто кто задрал покровы ночи,
И всё, во что играем на лугу,
В разгаре. Но терять прилюдно память,
Кровь отворять, хватать за купола –
Всё принято. Равно слепят и манят
Загар, и снег, и на снегу тела.
2017
Одиссея
если не око, а только щит,
напрасно кто-то был прав, напрасно
дело как-нибудь обстоит,
и настоящим надутый парус,
сделанный из лоскутьев сна
оттиску равен на плащанице,
в ракушке морю, клочку руна,
тому, что всё же смогло присниться
только по случаю целиком.
а как бы сверкала нам в горе суша,
и манка, скатавшаяся комком,
как ниспадала бы в наши души!
если не спасся, а уцелел,
то, вероятно, особо сладок –
даже в нужде – перепавший хлеб.
и красен тот помидор, и шаток
мир, если сразу всего не съесть.
но вереницей удержан стражи
город. А мы для нее –
не твердь.
цель мы ничья, но земная персть.
и значит, стрелы по праву наши.
2016
Вечное возвращение. Гражданская лирика
Их дерзость такова, что самый воздух пылок.
И души вновь спешат, одетые легко,
Не в очередь пройти сквозь сети мелких жилок,
Чтоб после штурмовать игольное ушко.
Я из-за них сумел забыть, как кости белы.
Запал не жуткий клип, но музыка, скорей.
И снова я вернусь – видать, меня заело –
Под небо, жидкое от света фонарей.
Зовет аппендицит. Как долго я – прохожий.
Карманы глубоки, не греет коньячок.
И знаю, что глядит, но что она там может –
Звезда, далекая, как суженный зрачок…
2017
Городок
Мы давно уже жили практически на авось,
мы себе положили в своих не пугаться странах,
но город приходит к нам, словно взрослый гость,
со своей штукатуркой. Руины в его карманах.
Хочешь тех закоулков, где ты играл один?
Там прорезался каменный зуб, набежал бассейн.
И в город, живущий во всю широту штанин,
долетает на лаковых крыльях иное семя
и гужуется в яркой пластмассе. И только им
и дано понимать, с какого тут нужен боку
вертоград перекладин, последний Рим,
наконец-таки обретенный оком.
Все нам снился, покуда еще спалось,
двор, состоявшийся вместе с пылью,
вот и солнце восходит, и белою стала кость,
и выпали за подкладку будущего без усилья.
2016
***
Мой сложный сон к земле меня привлек.
Но подрасту, и от холма отнимет.
Не то, когда, придерживая бок,
В столпотворенье строк лишь ищешь имя, имя.
Так, может быть, солдатская жена
Вагоны оставляет за спиною.
А в них звучит не встреча, а иное:
Гармошка, разговоры, тишина.
Придет тебя связать пустой рукав.
Но вывезут ли то, что позабыла,
Расплесканные в поисках чернила?
Мелькнуло ли лицо? Прошел состав.
2013
Конец девяностых, или Апокалипсис ни о чем
Первый ангел был машинистом. Он дал гудок,
И весь мир наводнили вагонные разговоры,
Бесконечные, как и путь до станции назначенья.
Говорить было несколько стремно. Представь себе:
Вот пойдешь покушать, проглотишь люля-кебаб,
И в печенках осядет маленькая машинка,
И кому-то не нужный твой трепетный жалкий ливер
Порвется на слове «лампа» или «пятно».
Следующий ангел дунул, скорее всего, в свисток.
Появился огромный зал. На полу бумага.
Все присели на корточки и рисовали споро
Что-то по поводу первой любви. Но чу! –
Третий ангел хлопнул в ладоши, и двинулись хороводы
Из тех же людей, по этим самым листочкам.
И кто-то нырнул нам под ноги, чтоб выудить свой рисунок.
Это, возможно, и был его смертный час.
После еще я думаю, что трубили,
Но никто не слышал. Лично я превратилась
В прозрачную суетящуюся фитюльку
В луже, избавленную от последней тайны.
А надо мной началась обычнейшая чума.
2017