Елена Чижова. Китаист
Опубликовано в журнале Волга, номер 7, 2017
Елена
Чижова. Китаист.
– М.: Издательство АСТ: Редакция Елены
Шубиной, 2017. – 608 с.
9
мая 1945-го во Вторую мировую войну вступили союзники, тем не менее немцам удалось дойти до Урала. Война
окончилась в 1956 году перемирием, поскольку с обеих сторон было уже некому
воевать. В результате возникло два государства: на оккупированной немцами
территории – Россия, которой через какое-то время пришлось отделиться от
Германии, а за Уральским хребтом – СССР, построивший свою Москву и свой Ленинград.
Две страны не могут до конца разобраться, затевать им новую войну или союзничать, но все же строят железную дорогу Москва –
Москва. И вот в поезде «Беркут» (привет, «Сапсан» и «Ласточка»!) едет главный
герой – Алексей Руско.
Так
в один абзац уместился практически весь сюжет нового романа Елены Чижовой, а
это значит, что узнать его можно было и из аннотации, не тратя время на
прочтение шестисот страниц. «Китаист» – наглядный пример того, как можно
загубить хорошую идею. Антиутопия и альтернативная история придуманы давно, а
так как события в романе происходят в 1984 году, становится ясно, что Чижова
ориентировалась на Оруэлла. Английскому писателю удалось создать целый мир, при
этом не забыв про захватывающий сюжет: изображая
противостояние нормальных человеческих чувств и тоталитарного режима, он
показывает, к чему приводит ограничение личных свобод. Елена Чижова настолько
увлеклась замыслом и политическими рассуждениями, что работа над фабулой отошла
на второй план. Что произошло с главным героем в командировке? Действительно ли
он является сотрудником советской разведки? Каково было его задание? Когда он
успел предать Ганса (в аннотации говорилось, что их дружба привела к
предательству)? Или это Ганс предал Алексея? На эти вопросы ответов нет.
Сложно
представить более разностороннего героя: советский шпион с раздвоением личности
(у Руско есть «внутренняя наружка»
– дерзкая, корыстная, говорящая на языке врага), параноидальным
психозом (ему все время кажется, что все вокруг двойные агенты, все друг за
другом следят и выполняют какие-то задания) и гомосексуальными наклонностями.
Несмотря на обилие заметных качеств, персонаж остается плоским: он как робот,
запрограммированный на много функций, но так и не ставший живым. Руско мыслит
узко, по-совковски, его сознание косно, душа не
способна к состраданию, любви (даже к Гансу он испытывает только физическое
влечение, и если будет нужно, сдаст властям не раздумывая и его, и
своего наставника Геннадия Лукича). Если снова вспомнить Оруэлла, становится
ясно, что Чижовой хотелось показать, в какую машину
превращает человека режим. Но уловить эту мысль сложно, так как ее персонаж не
получает никакого внутреннего развития.
Что
по-настоящему увлекает автора, так это политические и бытовые различия двух
описываемых стран. Россия – утрированный вариант нашей современной страны,
Советский союз не нужно даже гиперболизировать, он и сам был похож на одну
большую антиутопию. Получается, будто герой путешествует не в пространстве, а
во времени. По Чижовой, плохо и там, и тут. Россия изображена такой, какой ее
можно представить по материалам телеканала «Дождь». Здесь должна быть боль и
жалость к Родине, но чувствуется только презрение: к пропаганде, к обывателям,
которые только и делают, что смотрят телевизор и жрут (извините за нем-русский – языком, на
котором говорят в романной России, проникаешься поневоле), к роскоши бутиков и
к нищенству, к так называемым «желтым». Представители низшего слоя – выходцы из
Средней Азии – плохо пахнут и не имеют привычки думать: «Желтые ликуют
снаружи. Слов не разобрать. Да это и неважно. Были бы желтые. Слова найдутся».
Еще одна ниточка, которая увела автора
от сюжета, – конструирование упомянутого нем-русского
языка, смеси русского просторечия с диалектизмами и немецкой лексикой. Да, в
тексте есть объяснение, что просторечие пришло на место литературному языку
потому, что практически все население столиц было эвакуировано и в стране
остались одни провинциалы. Но, во-первых, кто сказал, что интеллигенция – это
только жители столиц, а во-вторых, даже самый отъявленный деревенщина имеет
представление об уместности и не станет употреблять нецензурщину
в докладе на конференции. Так что стать таким язык просто не
мог (это подтверждают и лингвисты, которые уверены: ничего с великим и могучим
не случится, несмотря на многочисленные заимствования и засилье разговорного
стиля). Но в «Китаисте» он стал, так что читать это произведение
отъявленным пуристам будет почти физически больно.
«История не имеет
/ не знает сослагательного наклонения», – рефреном повторяется в тексте. Мысль,
которая волнует Елену Чижову, такова: как бы ни сложились те или иные события –
Россия все равно пришла бы к ее нынешнему, упадническому,
с точки зрения автора, состоянию. Философская идея, по-своему глубокая и
имеющая право на существование. Но можно ли оценить литературное произведение
за одну только идею?