Опубликовано в журнале Волга, номер 7, 2017
Сергей Зельдин родился в 1962 году в станице Ярославская Краснодарского края. Жил в г. Волжском, с 1974 года в Житомире (Украина). Окончил школу, служил в армии, работал стеклодувом, инкассатором, бизнесменом, политиком; «наконец понял, что лучше всего на свете быть сторожем». Публикуется впервые.
КРИЗИС СТАРОГО ВОЗРАСТА
Повалился старый дурак в ноги жене: «Отпусти ты меня жить с молодой красивой телкой, мочи моей нет, а потом вернусь к тебе умирать!.. Ну что тут – и плакали, и прощались – ушел старый пень с чемоданом. А он был хоть и не богатый, но писатель, и где-то такая телка нашлась.
А вернулся однажды осенью, ранней, солнечной. Падали листья, а он стоял в дверях, седенький, с чемоданом, и дождавшаяся его старуха жена плакала от счастья, и он плакал от счастья, что вернулся домой.
А потом они умерли от старости, но в мире, в покое, с душой, так сказать, на месте.
История эта не выдуманная, а увидена во сне. Когда в рассказе описывается какой-нибудь сон, сразу видно, что это брехня. А этот сон настоящий, зуб даю.
P.S. Только что вспомнил, что молодую телочку с круглой вздернутой попкой, как на эротических календарях, старый писатель повстречал на реке Волге. Что он делал на Волге, как вообще попал в страну, с которой у нас война, неизвестно. Волга была неширокая и неглубокая, а местами напоминала речку Тетерев в Житомире.
СТОРОЖА
Сторожка сделана из старого военного кунга и стоит на кирпичных столбиках, как курятник. Внутри сторожка носит отпечатки ярких личностей сторожей. Стены для красоты обклеены фальшивыми долларами и гривнами. Под фотографией уссурийского тигра с голубыми глазами надпись, сделанная на принтере: «Ахтунг! Злюкен собакен! Яйца клац-клац!». Снаружи окна разукрасил мороз, а внутри они усеяны прихлопнутыми летом комарами и мошками. Напротив двери висит самое прекрасное, что есть у сторожей, – плакат, вернее, постер, вырванный из мужского журнала: белокурая девушка, совершенно обнаженная, поднесла к ротику и зажала в зубках дужку очков для чтения и задумчиво смотрит вдаль, как будто решает сложную арифметическую задачу с дробями. У нее большие груди, а свободной рукой она прикрывает себя спереди. Сквозь растопыренные пальчики видно, что лобок ее гладко выбрит. Над топчаном календарь с котиком за 1992 год. К календарю пришпилена записка: «Паша, ты мудак! Директор все знает!».
ЧАЕПИТИЕ
«Камин догорал. Дальние углы роскошной великосветской гостиной в графстве Уэттингемпшир погрузились во мрак.
– О, Гарри!.. – пролепетала Сьюзен.
И не успела она долепетать, как уже была опрокинута на софу неведомой силой, а Гарри громоздился на ее груди, как боец без правил, и дрожащими руками расстегивал молнию ширинки перед ее лицом. Сюзи шокированно прикрыла глаза и машинально облизнулась…»
Эротический писатель Витя Голуб машинально облизнул пересохшие губы, отложил шариковую ручку и пошел на кухню ставить чайник.
На кухне сын Сашок делал алгебру.
Витя поставил чайник, закурил и сел под форточку.
– Ну, как успехи, двоечник? – спросил он.
– Сам двоечник! – бойко сказал Сашок.
– А по сопатке?! – вскричал отец.
– Отлезь, гнида… – процедил Сашок, и оба рассмеялись.
Отец и сын Голубы с симпатией поглядели друг на друга.
– По чайковскому?
– Лучше кофе.
– Нет кофе.
– Ты мне задачу решишь?
– А ты в каком классе?
– В третьем.
– Решу.
– Ну, тогда давай. По палочке чая…
Сели пить чай.
СТАРИК И МУХИ
Петр Ильич сердечно раскланялся со своим коллегой Казимиром Эдмундовичем, которого он сменил на посту.
Он вошел в сторожку, положил «тормозок» и огляделся.
Стены, окна и фанерный потолок были сплошь усеяны мухами.
Он прошелся взад и вперед. Мухи притихли и настороженно поглядели на него.
– Я с вами цацкаться не буду! – сказал Петр Ильич и достал из кармана свернутый в трубочку «Гламур-тужур».
Мухи беспокойно зажужжали. Несомненно, вид глянцевого журнала, покрытого запекшейся кровью, произвел на них удручающее впечатление.
Петр Ильич тигром прошелся по будочке и раздул ноздри. Им овладел охотничий азарт. Он сверкнул очками и взмахнул рукой.
«Хык!» – сказал он, и сраженная муха упала на пол. – «Хык!» – от второй осталось мокрое место.
– Ага! – вскричал Петр Ильич и через мгновение началась бойня.
Свернутый в трубочку «Гламур-тужур» захлестал по стенам, как будто в русской бане клиента ублажали веником.
«Хык!» – раздавалось среди отчаянного жужжания. – «Хык!»
Мухи в панике метались в тесном пространстве, бились лбом о стекло, самые сообразительные кинулись в открытую дверь.
Солнце встало. Было очень жарко, а в будке сторожей еще жарче.
Воздух со свистом вырывался из груди Петра Ильича, на губах закипела пена, с носа летели капли.
Уже десятки мух корчились в агонии у его ног или были недвижимы.
Наконец осталась одна, последняя, синяя и огромная, настоящая мушиная матка.
В полете она закладывала виражи, жужжала басом и не присаживалась ни на минуту. Один раз она пошла на таран и ударила Петра Ильича в лоб.
Долго тянулась их дуэль.
Петр Ильич устал, как старый Сантьяго в повести Эрнеста Хемингуэя «Старик и море», за которую Эрнест получил Нобелевскую премию.
Но и муха устала, как рыба из той же повести.
Наконец человек стал одолевать.
Муха скинула скорость, сузила круги, потом села на стену и обреченно закрыла глаза. Если бы она была покрупнее, то можно было бы увидеть, как вздымаются и опадают ее бока и дрожат лапы.
Петр Ильич поправил запотевшие очки.
– Ну-с, – сказал он, – снимайте бурнус! – и нанес мухе страшный удар «Гламур-тужуром».
Из мухи брызнуло мясо.
Все было кончено.
Петр Ильич сел на стул и оглядел поле битвы.
Одна муха, подранок, еще позуживала, боком прыгая по столу.
– Вуаля! Се белль морт! – воскликнул Петр Ильич, как Наполеон в «Войне и мире», и прикончил муху пальцем.
Оставшиеся в живых кружили на улице, оживленно обсуждая случившееся.
«Чуют ли мухи запах смерти?» – спросил себя Петр Ильич.
«Идеализм», – сказал он сам себе.
Но факт оставался фактом – сторожка с выбитыми мухами еще долго стоит пустая. Мухи заглядывают в дверь и летят дальше, а те, что залетели, сгоряча или по-рассеянности, – тут же вылетают прочь.
Собственно, Петр Ильич ничего не имел против этих насекомых, если бы они не жужжали.
«А двум львам тяжело в одной берлоге…» – вспомнил он фразу телеведущего.
Он зажмурил один глаз, а к другому поднес невесомое хрупкое тельце дохлой мухи.
«Боже мой! – подумал Петр Ильич. – Какое чудное созданье! Совершенный летающий аппарат! Как вертолет Леонардо да Винчи! Пищеварительная, выделительная, мочеполовая системы, сочлененные Творцом в изумительном равновесии всех частей! А какой быстрый мозг!»
Он оглядел в окно пустынный двор, положил муху в рот, растер между верхним небом и языком, и проглотил.
«Кисленькая», – подумал Петр Ильич.