и др. стихи
Опубликовано в журнале Волга, номер 7, 2017
Елизавета Шершнева родилась в Удмуртии. Студентка филологического факультета Уральского федерального университета. Публикации на портале «Мегалит», в электронном журнале «Лиterraтура», в поэтической газете «Метромост» (Нижний Новгород), в альманахе «Графит» (Тольятти), в журнале «Здесь» (Екатеринбург), в антологии молодой поэзии Урала «Шепчутся и кричат» (Челябинск, 2016). Работает редактором издательства «Полифем», (совместно с Русланом Комадеем и Кириллом Азерным), курирует поэтический проект «Стихи О». Живет в Екатеринбурге.
***
что в горле у дома комок, как заслонка в печи
(с) Е. П.
грех закадычный гнездится по углам
колокол отбивает: «шабат шалом»
сердце – ушиб да вывих – с ножом в сенях
сводный жених, укокошенный в лагерях
станет под утро, загородит проем
«как бы чего не вышло» – живи на слух
ибо и боль – забвение за глаза
«что тебе, געבוירן?*»
————————
*ветка на сквозняке*
————————
смерть загибает пальчики на руке
Ева, Адам, Иосиф, Цефас, Назар
«кто не спрятался – я не виновата»
***
Егане Джаббаровой
проводы прачки: припорошенных уст
не отогреть – ни окриком, ни перстом
наст отсырел, отверст – а ковчежец пуст
вот и ступай себе, вот и сошлись на том
—
сретенье
лепет млечных кариатид
простын и зги ба рельеф, тетива ключиц
—
руку отнять и видеть, как воск течет
взгляд отвести и помнить
наперечет
окоченевших плотников на пруду
—
дети не в счет,
сны облекают стыд
первых утрат в беглое ремесло:
не приставать ко взрослым, ставшим спиной,
– что содрогается и горит
***
памяти Евгения Туренко
изгородь рук, оторопь их – сродни
тутовой каллиграфии мотылька
часты ли, жено, вести издалека?
присно ли прясло? как они там одни?
ласковый лепет припорошенных уст
не отогреть ни окриком, ни перстом
наст отсырел, отверст, а ковчежец пуст
вот и ступай себе. вот и сошлись на том.
все что касается мельничных звонниц во снах
болью слывет на приученном к нам языке
тень простывает теплом на земельных парах
голоден долг опустевшего налегке…
но проступает звезда не от мира сего
да у порога, как прежде, судачат волхвы
смирна ли скверна: безмолвие горше молвы
осатанелое – Слово ли тело Его?
***
Haust du meinen Juden, hau ich deinen Jude
глинобитный цикорий в петлицах укромных швей
отзывается кротостью висельника, жнивьем, целомудрием сада,
где сторож и тот, еврей
на все го – вдвоём
обжигая слух о глиняную свирель
подымая подшивки Торы с потешных плах
днем с огнем, а то – с рядовым быльем
говорят во снах
дети, лекари в яблоках: белый налив рубах
собиратели хвороста, увязающие в рожде-
ственской хвое
входят по одному
в золотушный храм и четыре его утра
«ты теперь сгоняешь меня с обласка’ земли,
от тебя я сокроюсь, странником буду, скопцом соляной пыли
и всякий, кто встретится со мною – убьет меня»
смуглое племя – сотканное дотла
кость Авраама – ставшая поперек
бог с тобой бережёный, себя-то не уберег
се: ребро и слово, что всуе обронено
– никому из них не зачтется