и др. стихи
Опубликовано в журнале Волга, номер 5, 2017
Владимир Голованов живёт в Москве. Закончил ВГИК, работает в кино. Основным занятием считает стихотворчество, «надеясь не потонуть в безбрежном море поэзии». Публикуется редко.
Русский романс
Уж снега почти не осталось,
Народ воробьиный галдит.
Проезжая девушка Старость
В горящую печку глядит.
И думает: этой весною,
Покуда ручьи холодны,
Пойду, запишусь крепостною,
К помещику этой страны.
Вначале прикинусь актриской
С девическим злым голоском,
А после – и тихой и близкой –
Во флигель войду босиком.
И, если удастся прокрасться,
Ему – удила закусить…
Ему это дорого дастся,
А дёшево – шапку сносить.
Смотаю его патронташи,
Борзых по оврагам сморю,
А ночи, судьбу довенчавши,
Допразднуют свадьбу мою.
И чашу, что выпить нам вместе,
До самого края нальют.
И он проворонит поместье,
А прах воробьи расклюют.
Музыка
В тощую грудь скрипачка скрипку вонзила,
В толстую грудь скрипачка скрипку вонзила,
И в идеальную грудь
Скрипачка скрипку вонзила.
Люди с лицом убийцы,
Люди с лицом таракана,
С маленькими глазами
И голубыми глазами
В бане сидят и слушают
Музыку из динамиков.
Пьяный директор бани –
Раз, два, три – марширует,
Раз, два, три – марширует,
Стой! – опускает ногу.
…Трезвый директор бани
Молча сидит и смотрит,
Как мозолистка Шура
Делает ловко дело.
Там, в отделенье напротив,
Полное сонных банщиц,
Входит скрипачка с зонтиком,
С веником и подругой.
Молча она раздевается
И, повернувши задом,
Пухленькую подружку
Веником бьёт по шее.
Тонкие пальцы скрипачки
Трут идеальные груди,
И – как смычок – предплечье
В пене скользит беззвучно.
Люди с лицом из пепла,
Шифера и гранита,
Чая, кефира и уксуса,
Водки и маргарина, –
Спины друг другу моют,
Волосы промывают.
Форточки все открыты
И облака проплывают.
И во всех отделениях
Бани, где есть динамики,
Скрипки с утра играют,
Головы вытирают,
И полотенца смятые
Банщики собирают.
***
Где Чичиков летит в безумной таратайке
И Гоголю легко очерчивать луну,
И черти по ночам откручивают гайки,
И ангелы кричат, избывши тишину.
Вот здесь я и живу. Выходишь по утрянке –
Морочит бороной по сердцу лунный след,
И попками блестят русалки на полянке,
И мельник вдруг бултых! Нырнул и больше нет.
А я и сам нырял. Душа, как щепка в Стиксе,
Болталась в полумгле, как кружка в молоке.
Не горек мёд пчеле, легки тропинки лисьи,
Где буду я брести, не встреченный никем.
А бесам невтерпёж, им в трубы дуй на выход.
Прочь из души, и пусть рванутся в пустоту.
Да, пусть себе летят, ведь им мирами двигать.
Пусть ангелы сидят – Господь там на посту.
Сыграю на своей самозабвенной лире,
В межзвёздной пустоте не зря же я возник.
И буду петь, доколь в подлунном этом мире
Жив будет хоть один калмык.
***
Что, сердце на стол положить?
Хоть жизнь увеличится вдвое,
Ведь море останется жить
Томимое волей прибоя.
И втрое – и всё же сметёт
Всё то, что в доступности рока,
И всё, что вокруг доцветёт,
Оставшись ещё недалёко.
Настигнет промозглая тьма,
Откинут копыта коняги,
И тайны смертей и ума
Пойдут разрешать бедолаги.
И в сердце звонок прозвонит,
Как школьникам в нужную смену.
Не слишком ли тихо звенит?
Вы лучше включите сирену.
Что сердце? Мешок и вода.
Что эти эклоги и стансы?
И не уходи никуда.
Останься, останься, останься.
Летний вальс
Ужо ему, деду Морозу,
Таиться в лесах меж коряг!
Овраги таят нам угрозу,
А мы не заходим в овраг.
Смешливы, как дети крестьянок,
Мы топчемся в брызгах ручья, –
Лукошко схватив спозаранок,
Ты мчишься сама не своя.
Вернёмся, неся обаянье
У лета добытых даров,
И что нам мольбы и рыданье
Оставленных ждать комаров.
Вот смеху-то будет, вот звуков
В проветренной дачной избе…
И выпил стакан Туголуков
И вот наливает тебе.
Томится в подвале окрошка,
Повсюду легла благодать,
И хочет красавица-кошка
Красавицу-мышку поймать.
Нищим философам
Мне что? Я что – я встал и вот он.
И всё со мной – живот и страсть.
А все встают единым фронтом
И за труды – ковать и прясть.
А я – хоть кости дать собакам,
А хоть мечтой лететь на Марс.
Считают денежки по банкам
И забирают их у нас.
Вот и на пиво еле собран
Мешочек маленьких монет.
Друзьям, бредущим, аки обрам,
Из глуби сердца мой совет:
Летите, голуби, летите!
Вам нет сетей, вам нет границ,
Но только падать прекратите,
А то всё меньше ваших лиц.
Бредите в глубь пространства мысли,
Штурмуйте истины редут!
Пускай сомнений морды рысьи
Вас даже в бездны заведут.
Взгляните, мир не равнодушен,
Хотя как будто и ничей, –
Не околачивайте груши
И сторонитесь сволочей.
Как вижу ваши я метанья!
Как было мало ваших прав!
А распрекрасная Наталья
С утра смотрела в зазеркалье,
Прелестный облик собирав.
Элегия шестого месяца
Зародыш, бодрый червячок
Шестого месяца,
Давленья выдержать не смог,
Решил повеситься.
Пускают дым и водку льют,
А по животику
Хватают лапой и суют –
Наводят оптику.
Я им бы сразу и сказал,
Чтоб не запутаться –
Мои зародыши – глаза,
А ваши – щупальцы.
Я слышу всё, что мне сквозит
Извне отверстия,
То чем-то новость поразит,
То снова версия.
Верша и завершая круг
Своею новостью,
Вы поражаете мой слух
Своей дерьмовостью.
И вот, где дней седьмого стук
Мне нынче месяца,
Я, знаешь, мама, милый друг,
Решил повеситься.
А тот, кто маму жав и мяв,
Сулил ей пряники,
Её недолго обожав,
Ушёл в нефтяники.
Элегия Аллеи Героев
На аллее с героями
Вьются медленно листья.
Как всё странно устроено –
Перхоть сыплется быстро…
Ветры дуют промозглые,
А камин согревает.
Снятся сны одиозные –
И такое бывает…
От царапин оскомина –
Нет уёма вандалам…
Всё судьбой обусловлено –
Вот малец со скандалом,
Что домой возвращается,
А хотел бы остаться,
Возле бюста Леонова
Начинает кусаться.
Отстоял и останется,
Мокнет нянечка скорбная.
Тот, кто в жизни кусается,
Тот дорвётся до ордена.
А кто в тягу каминную
Руки вытянет нехотя,
Жизнь прошествует длинную,
Осыпаемый перхотью.
***
В обозримых пределах жедудка
Рентгенолог не язву ль искал?
Как цветок.
Лучше б он так же чутко
Возбуждённую деву ласкал.
Жить не надо на самом пределе,
Так не думал ни ангел творящ –
Демиург кроветворной недели
В младогорло вправляющий хрящ,
И ни маленький шустрый пособник –
Сочинитель цыганских баллад,
Сочинивший и карты и сонник
И жены приоткрытый халат.
Так люблю я её, столь нагую,
Что и шпилек табун за углом.
Рентгенолог бы видел другую,
Но ему в темноте поделом.
Морской Пушкин
Проснулся Пушкин. Входит няня.
« Ну, что, закончен Годунов?»
«Ах, нянюшка, почти готов,
Да что-то, видно, Бог не с нами.
Вели седлать». Без лишних слов
Она выходит. Над холмами
Закат за окнами багров.
Без напряженья лишних сил
Скакун понёс лихую ношу.
Он нёс и думал: «Нет, не сброшу,
Хотя бы царь меня просил».
Ещё не зная ничего,
Спала Наталья Гончарова.
Сестра вбегает: «Ах, здорово!
Как?! Ты не знаешь ничего?
Тебе, в гаданье на суфле,
Судьба арапа насулила!»
Наташа села: «Это мило.
Проверь коленный мне рефлекс».
В порядке нервы у неё,
Лицо и тело. Стать прелестна.
И жизнь легка и интересна…
Ужо, французское жульё!
И поднимает пистолет
Наш светлый гений в снежный полдень, –
Дантесу судорога в морде
Свела всё лучшее на нет.
И за поруганных сирот,
За белорусские болота,
И за отторгнутый с чего-то
Наш Порт-Артур, за весь Морфлот,
И за введение цензуры,
И за обман на склоне лет
Отец родной литературы
Поднял ТТ на тет-а-тет.
Да, он любил Карамзину!
И Анну Керн, и ту Палашу
Лицейскую. Но в эту кашу
Не путай верную жену!
«Не трогайте мою жену, –
Сказал, – не трогайте Наташу».
За честь, за верность, за мечты,
За прелесть жизни вечно новой,
За тень случайной красоты
На бедной девке припортовой…
Иначе кто ещё за нас,
Как не поэт – питомец воли!
Любил он Родину до боли.
Обойму кончил и угас.
***
– Я плохо чувствую себя.
– Ты плохо чувствуешь себя.
– Но я зато люблю тебя.
– И я за то люблю тебя.
– Но как меня ты любишь, как?
Отпел мой дрозд, отпел мой мак.
– Люблю тебя
Как птица сеть,
Как птицу сеть.
– Как близко смерть.
Провал всех замыслов, любимая!
Люби меня.
– Любила я.
***
Не пей плохую водку, несравненная!
Она погубит прелесть несравненную.
А мне такую прелесть несравненную
Найти уж не удастся, несравненная.
Хорошей водки это не касается.
Поэтому давай нальём, красавица!
И в руки мне опустится вселенная,
Когда глаза поднимет несравненная.
Не пей плохую водку, несравненная!
Она такая гадость несравненная…