Опубликовано в журнале Волга, номер 5, 2017
Разговор по поводу выставки «Будьте как дети!», открывшейся
20 мая 2017 года в Музее нонконформистского искусства в Санкт-Петербурге
(Михаил Аржанов, Николай Гущин, Вячеслав Лопатин, Юрий Машков, Людмила Перерезова, Владимир Солянов,
Виктор Чудин)
С.Ч.: Ваше отношение к
собственной выставке? Не вы один, отнюдь, выставка в Питере открылась 20 мая
2017 года, представляет шесть саратовских художников, пресловутый «круг
Гущина»?
В.Л.: Надеюсь, ваше
выражение не имеет подтекста – набивший оскомину пресловутый круг Гущина? Конечно
же, радуюсь – теперь и в Санкт-Петербурге нас знают. А там Париж, выставка в
Лувре, – Франция просит!
С.Ч.: Неудачно
выразилась – у вас есть основание осердиться! Но,
действительно, за полвека существования ваша группа – Аржанов Михаил, Солянов Владимир, Чудин Виктор, Машков Юрий, Перерезова Людмила, Лопатин Вячеслав – получила известность.
По материалам коллекции СГХМ имени А.Н. Радищева отдел современного искусства
нашего музея подготовил выступление на московской конференции 2012 года по
проблеме неофициального искусства в СССР 1950–1980 годы. Конференция «своей
целью ставила исследовать периферийные, нейтральные территории». На круглом
столе по итогам конференции Анна Константиновна Флорковская,
заведующая кафедрой теории и истории искусства МГАХИ имени Сурикова, отметила
особенность «саратовской ситуации… мы увидели совершенно другую картину, там
был целый куст художников, который совершенно не связан был с московским
нонконформизмом. У них был другой источник». Приемлемым по ситуации источником
оказывается Николай Михайлович Гущин. Справедливо к понятию «периферия» в
саратовском обиходе добавить к Гущину Юстицкого, Боголюбова. Их объединяет
европейский уровень культуры, патриотическая национальная приверженность. На
местных корнях возросло отторгнутое «периферией» явление Борисова-Мусатова,
«Голубой розы». К 1903 году Виктор Эльпидифорович Борисов-Мусатов разочаровался возможностью Саратова стать
одним из центров современного искусства…
В.Л.: Ну, конечно!
Такая возможность появилась через пятьдесят лет – явились
не запылились художники «круга Гущина»!
С.Ч.: Сколь вы
язвительны! Хочу сказать о закономерности организации питерским Музеем
нонконформистского искусства выставки «Круг Гущина». Хочу добавить о
запоздалости вашего официального признания – из шести художников в живых
остаются только вы и Юрий Машков. Рассказывайте о себе!
В.Л.: Да я бы рад – непричёсано получается, кому-нибудь понадобится знать, как
мы прожили.
Юра Машков –
колдун русский, кто бы сомневался, глянув. Как Савелий Ямщиков, только не
купец, а крестьянин – тех ещё крепостных, возрождённых властью к советской
жизни. Сидит – маятник качается над линейкой.
– Какое у Славы давление? – Норма. – А сахар
какой у Славы? – Нормальный. А вот холестерин, как у меня, восемь! Ну, может, и
ошибаюсь… – Истинный колдун:
себя не лечит, в больницах свой – врачей удивляет, давление мерит.
А что за художник
Машков Юрий? И тут колдовство – слова жены Валентины – Состояние своё, да в
картину! – Картину? Не сказать –
размер мал. Наша компания – круг Гущина, – через тридцать лет обозваны
шесть человек: выставком на свои выставки не пускает, домашние стены
располагают к небольшим размерам. Из нас один Чудин – однако же
так и не пустили в Союз художников: упасся стадного сектанства
– профессионал, то есть стал жить трудом художника. Наша группа поневоле кучковалась – «групповщина», ругательное
слово усугубляло вину – жить помогало.
Талант несомненный
– Юра в своём райцентре Красный Кут, где – тётка, глушь, Саратов, – добавить
надо «граница с Казахстаном», – в Доме пионеров получил азы, необходимые для
поступления после семи классов в Саратовское художественное училище. Окончил
его с Чудиным, таким же «семиклассником» из села Донгуз,
в 1956 году – дальше армия, всё как у людей.
Репутация – из-за
Гущина – неподходящая: сокурсники на выставки не берут. Персональной выставки
дождался сорок лет спустя в Радищевском музее: главный хранитель Михайлова Люда
хвасталась – Машков наше открытие! – Поздно
хватились? Как сказать! Самому художнику поздновато, но работам предстоит людям
открываться. Валентина правильно говорит – жуёт, жуёт! – вечно недовольный Юра свои вещи
переписывает – угождать: себе лишь самому! – так Пушкин сказал?
Людмила Перерезова. Моя жена – пятьдесят лет прожили. Детей не было
– ни кола, ни двора – зарплаты на жизнь хватало. Раза три от меня уходила – а
куда деваться?
Живописец она –
как и все в нашей группе. Я рисовальщик – с папкой так и ходил, она тоже, но
ещё и тексты писала, собрал я их после её смерти больше двухсот страниц, журнал
«Волга» взял в печать тридцать, я не согласился разрознить тексты – поэма нашей
жизни.
У Люси слух
хороший – в школе пела, покровительствовала младшей школьнице из детдома, Лиля
Логинова запела, стала солисткой Саратовского театра оперы и балета имени Н.Г.
Чернышевского. Имя то сняла передовая общественность – хлопочет теперь имя
Радищева с нашего музея снять. А то? Вот уже книга вышла «Декабристы – заговор
против России». Провидица Екатерина II не зря сказала – Радищев – бунтовщик хуже Пугачёва! – Теперешние остерегают – знай меру! Язык придержи, – а мне каково? Встретил людей
старше – они напуганы, мне передалось – их нет, я жив, во мне их страхи. Один
Щеглов – чего стоит его опыт? Тридцать лет учил студентов – десять лет тюрьмы
получил тончайший живописец, молился Борисову-Мусатову
и Сезанну. Люсю «за подражание» Мусатову директор Просянкин за летнюю практику 3-го курса хотел исключить из
училища, смилостивился, назначил пересдачу практики. За летние этюды – зелени
больше, синего меньше – перевёл на 4 курс: со стипендии слетела, но доучилась.
Елизавету Ивановну Макарову – преподавателя, ориентировавшую нас на Мусатова, – изгнал Просянкин из
училища, хотя к тому времени Радищевский музей уже вернул в экспозицию Мусатова и «голуборозовцев». Но
свежо воспоминание – став директором, в 1950 году Завьялова Валентина Фёдоровна
сняла со стен музея и Мусатова, и Павла Кузнецова. В
архиве музейном сохранилась стенограмма её выступления на собрании художников –
сняты за безыдейность, Мусатов, к тому же, воспевает
дворянский быт, а мы этот класс эксплуататоров трудового народа ликвидировали.
Объясняет задачу советским художникам отрицательным примером Серова: художник-то
хорош, ничего не скажешь, что «Девочка с персиками», что другие работы – а если
спросить, чем его картины помогают строительству коммунизма? Вот некоторые
слушающие думают – пройдёт двадцать лет, и опять повесят Матисса – пусть не
надеются: – Произведения искусства, извращающие действительность, не
являются произведениями (Завьялова, архив музея имени А.Н. Радищева).
Кстати вспоминать
– в 1947 году в Москве сняли из экспозиции импрессионистов, на их месте до 1953
года располагался музей подарков товарищу Сталину. Импрессионисты давно уже
висят – казалось бы, чего? – а в 1973 году на
собрании саратовской интеллигенции записал я слова из выступления Гурова –
Искусствоведы виноваты, искусствоведы! Выставлены Матисс, Пикассо, а их не
разоблачают! – Сам Гуров, наш
преподаватель, в 1959 году на общем училищном собрании по поводу объявления
Саратова закрытым для иностранцев городом разоблачил Гущина: ходит по улицам
Саратова якобы музейный реставратор, а сам идеологический диверсант, эмигрант,
из Франции приехал. Донос в обком – саратовский Союз художников информирует:
директор Завьялова потеряла бдительность, переродилась – держит на работе под
видом реставратора Гущина, идеологического диверсанта, организовавшего в музее
кружок формалистов, Аржанов Михаил испорчен окончательно, а за молодого
художника Виктора Чудина ещё можно побороться.
Не зря Гущину
Франция медаль дала: во время войны, проживая на Лазурном берегу, в Монако
организовал «Союз советских патриотов», поддерживал его своими средствами. Оказалось,
Гущин не лыком шит – в 1962 году отбилась Завьялова: Гущина велено не трогать,
досрочно сменили Бородина, Председателя саратовского СХ, организовавшего
коллективный донос. На общем собрании художники приняли резолюцию, что в
Саратове нет формализма – Вот был Аржанов Михаил, – сказал
председательствовавший на собрании Гуров, – но мы его пресекли. –
Рассказываю, как
нашей группы художники жили, учились, работали – не в безвоздушном
пространстве, как можно подумать, читая аннотации выставок. Наше время было
такое, что, по словам Ирины Владимировны, дочери Миловидова, когда к нему
приходили братья Леонтьевы, они о Мусатове – разговаривали
шёпотом.
Мне
посчастливилось на людей – от младшего Леонтьева Виктора Владимировича узнал,
что Борисов-Мусатов неоценённый крупнейший художник XX века. Он говорил, если бы вышла в издательстве Кнебеля, подобно книгам о Серове и Врубеле, подготовленная
к изданию монография о Борисове-Мусатове с текстом Тугендхольда, вся бы русская живопись пошла другим путём.
Началась Первая мировая война, прошли немецкие бунты –
типография Кнебеля была разгромлена, текст Тугендхольда считался утерянным и обнаружился уже в XXI веке в Третьяковке. Отчего не возобновить издание о Борисове-Мусатове с текстом Тугендхольда
к какому-либо совместному юбилею Третьяковки и Радищевского музея?
В продолжение
мысли Леонтьева о значении Мусатова сказано на
седьмых Боголюбовских чтениях, посвящённых 130-летию
со дня рождения Виктора Эльпидифоровича Борисова-Мусатова, основоположника современного русского
искусства: 11–14 апреля 2000 года, Саратов, выступления – Гофман И. М., Флорковская А.К. Слова тонут в последующем забвении.
Содержательность
опыта Мусатова актуальна XXI
веку поздними его произведениями, где он, работая в изобразительном искусстве,
использует приёмы композитора музыкального, открывая дорогу к созданию цветовой
грамоты, подобной музыкальной письменности. Основа будущей цветовой грамоты – «Формула
цвета Чудина»: наглядность понятия «цвет», геометрия абстракции «свет».
Справка:
многообразие проявлений «Формулы цвета Чудина» сводится к двум вариантам. Первоначальный 1965 года – спектральный вариант: «падение» света в
материю – «цветность» (В.В. Бычков. Малая история византийской эстетики.
Киев. «Путь к истине», 1991). Этот спектральный
вариант устремлён в будущее: носитель цвета не природные пигменты и химические
красители – длина волны шкалы электромагнитных колебаний. Второй вариант
«Формулы цвета Чудина» – практика сегодняшнего дня: использование чёрной краски
и белил (соответственно Кандинский). Ритм «Формулы цвета
Чудина» принципиально организован цветовым интервалом, эквивалентом понятия
звуковой ступеньки «минор, мажор» («меньше, больше») музыкальной октавы.
Суть «Формулы цвета Чудина» явлена небесной радугой, традиционным народным
творчеством, иконой (классика – ступенчатый колорит), интуицией самодеятельного
художника, рисунком неучёного ребёнка.
Необходимое звено
создания цветовой грамоты – мысль Гущина: Игра материальных сущностей может
быть содержанием произведения искусства. Игру организует ритм – линейный,
цветовой, объёмный не обязательно. –
Я отвлёкся от
картин Перерезовой? Ничего подобного! Необходимое
обобщение находим у Эмилия Арбитмана (заметка «Темперамент
по наследию»), в газете города Энгельса, когда там в
2001 году в краеведческом музее проходила, после Радищевского музея,
персональная выставка Людмилы Перерезовой. – Художник такого масштаба и дарования,
как Н. Гущин, обладавший высоким профессиональным мастерством и чувством
внутренней свободы, очутившись в провинциальной среде в годы, которые отнюдь не
были временем расцвета советского изобразительного искусства, вынужденно
оказался в духовном вакууме.
Будучи
«необычным» художником, он вызывал к себе интерес, который подогревался
атмосферой полузапрета. К нему тянулась молодёжь,
работы Гущина ценились художественной интеллигенцией, вокруг него сложился круг
учеников. И сейчас лучшими художниками Саратова мы считаем тех, кто испытал
влияние его искусства – прямое или опосредованное. –
Возвращаясь в
прошлое: любили мы ходить на концерты в консерваторию, собирали долгоиграющие
пластинки. У Гущина дома проигрыватель «Рекорд», набор пластинок серьёзной
музыки, любимый композитор Шуман. – Почему
у вас нет Бетховена? – спрашивает
Людмила Николая Михайловича. – Бетховена
у меня не может быть! – Слова
Гущина – самохарактеристика,
подтверждаемая в литературе информацией – Бетховен обращён ко всем сразу, а
Шуман к каждому отдельно.
Владимир Солянов. 1916
год. Музей К. Федина проводит круглый стол – тема «Демон» в творчестве
Лермонтова и Врубеля. «В начале было Слово» – Лермонтов;
наглядность образа Демона – Врубель. Предложено традицию тематики русского
варианта «Демона» XIX века продолжить XX-м веком на материале В. Солянова:
духовный, знаковый уровень – перевёрнутый крест. Отвлекаясь от оценочного
значения Лермонтова, Врубеля, Солянова, в том числе
обвинения всех троих в «сатанизме», – очевидна необходимость участия в
обсуждении соответствующих теме специалистов.