и др. стихи
Опубликовано в журнале Волга, номер 3, 2017
Лариса Йоонас (Larissa Joonas) родилась в 1960 году в Татарстане. Училась в Москве. С 1983 года живет в г. Кохтла-Ярве, Эстония. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Воздух», «Новый Таллин», в сетевых журналах. Автор двух сборников стихов.
***
В феврале бывал сильный ветер
с юга, прямо в наши окна.
Старые рамы скрипели и стонали,
стекла выгибались,
сдвоенный огонек лампы дрожал в них,
плыл и таял.
Квартира была как лодка,
окна как парус.
Мы лежали, обнявшись,
готовые к путешествию в никуда.
Потом заменили окна.
С тех пор я не знаю страха,
а ветер каждый год возвращается,
надеясь на легкую добычу.
Tundma oma kodumaad[1]
Я знаю эту страну.
Вот здесь, на повороте, стоит остановиться –
открывается необычный вид.
Давайте сфотографируемся на фоне индустриального пейзажа.
Вот тут проверим аистов,
вернулись ли в старое гнездо.
Тут хутор, ночью в нем светятся два окна,
желтое и красное.
Здесь я обычно плачу.
А это – указатель, который мы всегда читаем справа налево
и смеемся.
Маленькая страна, легко выучить
все повороты, все здания.
Все такие знакомые лица.
Все звуки, все слова, и все языки.
Все мысли, вольные и невольные,
высказанные или утаенные.
Все облака, зарождающиеся за моим окном,
весь этот воздух, выдохнутый нами,
и вдыхаемый заново.
Ощущаю себя страной.
Или менее, чем страной.
Или более –
например, человеком.
***
Бытование в этой действительности утомительно
выходишь для битвы снаряженный на все случаи жизни
в этот серый туман ежедневного преодоления
бредешь по тусклой мокрой жесткой льдистой земле
(согреваемый любовью) – дым земли подсвечен клубится
поднимается ввысь обнимая низкие облака.
Во что возможно поверить на той стороне земли
где разъединение важнее слияния и недоверие сильнее дружбы
где логика замыкается на первом же слове
не подкрепленном взаимностью раскланиваний
где непозволительная неосторожность (согреваемая любовью)
становится единственным пропуском в настоящий мир.
Почему почему не хватает простых слов которых хватало раньше
почему обнажение смысла это дешевый стриптиз
неужели (согреваемые любовью) мы все еще можем вернуться к истокам
в надежде на (согреваемый любовью) (согреваемый любовью) (согреваемый любовью) мир.
***
Противопехотные мины
Разрывные пули
Стадвадцатидвухмиллиметровые гаубицы
Высокотехнологичное железо
разработанное лучшими умами
живущее своей жизнью
спрятанное от глаз
в тайных хранилищах
командует людьми
требует беспрекословного послушания
ни один человек не убил танк
не застрелил револьвер
не победил атомную бомбу
можно еще говорить и спорить
но по приказу нашего железа
мы маршируем все добросовестнее
часовые нашего оружия следят за тем
как мы держим строй.
***
Спрашивают – какая поэзия может быть после Освенцима?
А какой Освенцим мог быть после Гете?
***
В тот день, когда всем сказали прийти
по определенному адресу,
некоторые остались доесть свою отбивную,
договорить по телефону,
досмотреть сериал.
Другие просто испугались,
их генетическая память
сказала – повременить.
И только трое встали во тьме
полупустого кинотеатра
и вышли в широко открывшиеся двери.
И только трое спаслись.
***
Все вспоминают, и я помню,
что держала на руках крохотного сына,
и качала его, и плакала над ним,
потому что боялась, что и на его долю достанется война,
вдруг переставшая быть просто словом.
***
Выражение «гамбургский счет»
не существует в других языках
поэтому почти невозможно объяснить
любознательному путешественнику
так называемый национальный характер
склонность к максимализму
деление на черное и белое
и вот эту непримиримость
граничащую с ненавистью
граничащую с любовью
граничащую со смертью
без границ
***
Человек в конверте постели
как послание собственному подсознанию
бесконечно откровенное
беззащитное
возвращаемое поутру адресату
без ответа.
***
Иногда я много работаю и мало сплю
и начинаю забывать свое предназначение
зачем для чего и ради каких целей
меня забросили в этот заснеженный город
вечной зимы
на краю бесконечного света
в бессмысленный круговорот ничтожных и мелких событий
что мне надо делать
кого спасать
во имя каких забытых идей
кто послал меня
не научив до совершенства
не придав мне уникальных качеств
забыв обо мне наконец
оставив меня на попечение
собственного угловатого тела
ограниченного разума
обстоятельств не благоприятствующих свершениям
если бы вспомнить
а пока ни шагу в сторону
на случай если
именно я держу этот мир.
***
Можно ли верить во всемогущество вдохновения,
застигшего тебя темным зимним утром
ни с чем?
***
Тысячелетиями
одно и то же
одно и то же
одно и то же
одно и то же
одно и то же
одно и то же
И вдруг все останавливается и появляешься ты
Единственный
Неповторимый
Как себя чувствуешь посреди вселенной в центре всех времен?
***
Переводчик волнуется
отравленный чужим вдохновением
ядом незнакомых ощущений
тяжестью порочащих связей
образами чуждых миров
внезапно ставших своими.
***
Кинематографическое
отражение непогоды –
в неживом свете на мокром асфальте
в луже
пустой пластиковый стакан
с леденящим скрежетом
описывает полукруг –
и возвращается к прежнему положению.
Никого на улице.
Только фонари,
только дождь, который почти бесшумен.
Живого –
только этот резкий звук,
вызывающий содрогание.
Невероятное одиночество и неприкаянность,
хочется подойти и – .
Но что будет делать исправленный мир,
лишенный единственного смысла?
***
Видела большую стаю мелких птиц,
облепивших ржавеющие тополя напротив
и оглушительно галдевших.
Но удивительным было не это.
Иногда они замолкали,
будто всю эту сотню-другую микродрелей
вдруг выключали нажатием одной кнопки.
Помолчав несколько секунд,
они опять начинали галдеть вразнобой.
Потом опять замолкали
в одно мгновение.
В первый раз я подумала, что это игры слуха,
или, возможно, источник звука не там,
а в руках у коварного мистификатора,
который наблюдает,
как люди идут по дороге и останавливаются,
чтобы разглядеть что-то небывалое в кронах.
***
законсервированное воспоминание
сохраняет неизменную форму
в соответствии с эксклюзивными правами
на образ
запечатленный в памяти на десятилетия
ты протягиваешь мне бутерброд
с сыром
во время короткого обеденного перерыва
мы едим и болтаем о главном
Таким ты остаешься на века.
Таким ты остаешься, пока сажаешь деревья,
одно, другое,
целый лес разных деревьев,
одно другого выше, и некоторые даже зеленее обычного.
Строишь дома, и тоже один другого
непременно выше,
с такими крутыми крышами,
под которыми селятся ласточки,
из столетия в столетие,
выводят птенцов.
И малиновки со славками выводят птенцов
в сирени возле твоих домов,
в ней распевают тысячи соловьев
многоголосых, как небесные арфы.
Таким ты остаешься, когда твои дети
из крохотных, несомых в заплечных мешках,
вырастают в синеглазых великанов,
белокожих и темнокожих,
совершают свои подвиги,
поворачивая вспять реки,
возводя мосты через океаны.
Таким ты остаешься,
начиная революции
и останавливая их,
перемещая планеты на орбитах,
прочерченных уверенным циркулем,
укрощая пламя и возжигая его,
проходя по бесконечным землям,
засаженным желтыми и белыми цветами.
Все это теряется
где-то в том самом будущем,
которое незаметно становится прошлым,
пока ты протягиваешь мне бутерброд с сыром,
нарушая движение времени,
не способное победить память.
***
Поразительно
как мы научились сосуществовать с
иными видами отличающимися от нас
иначе мыслящими
иначе воспринимающими жизнь
что думает кошка глядя в окно на красную машину
движущуюся по разбитой дороге
по трухе
пересохшей травы
скошенной неделю назад
что думает она о том что я думаю
глядя в окно одновременно с ней?
***
Легко сочувствовать, если сам испытал подобное.
Был беженцем, иностранцем-гастарбайтером,
бедным, больным, безработным.
Если долго жить,
то можно примерить шкуру
сироты, инвалида, ребенка, одинокого.
Не всегда получится, конечно,
стать женщиной или собакой,
но некоторым удается.
Вот так вот смотришь – и думаешь:
это мои братья.
Мои сестры.
[1] Узнать свою родину (эст.)