Опубликовано в журнале Волга, номер 3, 2017
Григорий Стариковский родился (1971) и вырос в Москве. В США с 1992 года. Закончил Колумбийский университет (кафедра классической филологии). Стихи, статьи, рецензии, проза, эссе и переводы печатались в журналах «Знамя», «Дружба народов», «Волга», «Иностранная литература», «Новая Юность», «Интерпоэзия» и мн. др. Переводил оды Пиндара («Пифийские оды», изд. «Стороны Света», 2009) любовные элегии Проперция («Третья книга элегий», изд. «Русский Гулливер», 2011) «Буколики» Вергилия (изд. «Айтерна», 2013), сатиры Авла Персия (изд. «Айтерна», 2013), «Одиссею», песни 9-12 (изд. «Bagriy & Company», 2015, книга вошла в шорт-лист премии «Мастер»), а также стихи Патрика Каванаха, Луиса Макниса, Луи Арагона, Дерека Уолкотта, Шеймуса Хини и др. Сборник стихов «Левиты и певцы» (изд. «Айлурос», 2013). Живет в пригороде Нью-Йорка. Преподает латынь и мифологию.
ЧЕТЫРЕ ТЕМЫ
1. дудлтаун
здесь начинались владения
робинсонов, два одинаковых дома,
деревья фруктовые, можжевельник,
форсайтия, дальше – дом томаса грина,
густые кусты сирени, снова форсайтия,
изрезанность стен, влажная поросль,
зеленая пена отирается возле
пустот и разломов сквозного строения;
далее – ферма, место жительства
сканделлов и джерминариусов;
конюшня, свинарник, овощные грядки,
семейный участок на ближнем погосте,
двухсотлетний дуб слезится листьями,
ступени ведут наверх, к дому гербертов,
хозяин держал бакалейную лавку,
работала кузница, инструменты в зализах
ржавчины, переломленный черенок лопаты.
название этого места восходит
к голландскому слову дуддель,
что означает мертвая долина,
поселенцы – охотники и древорубы –
будто в воду глядели, в предстояние
войлочной этой, вялотекущей реки.
2. энглвуд
больница, три кубических корпуса
песчаной окраски. поздние визиты
воспрещаются, но мы игнорируем;
дежурные всё понимают,
не вышвырнут, если заглянет
родственник, посидит, напоит чаем
некрепким или яблочным соком.
женщина-врач (халат полупрозрачен,
бельё, сразу видно, тончайшей выделки,
бюстгальтер – две коринфские капители)
обследует, не желая замарывать
сладкие пальчики… больной лежит
на глубоком воздушном матрасе,
воздух поступает периодически, через
равные промежутки – в матрас и в ноздри –
кислородные усики, капельница с внутри-
венным, препарат для разжижения крови.
медсестра подходит, шепчет: «доктор,
давайте снимем катетер. пациент,
глядите, двигает руками и ногами,
может сам, если хочет, в бутылочку».
потом говорит чуть громче: «сначала
моча будет красной… пожелтеет
через несколько дней… не забудьте
обрабатывать антибактериальной мазью
утром и вечером». наливается вечер,
за окнами шуршат колеса автомобилей,
на коже асфальта – желтые светопотеки…
удивительный, бархатный голос её.
3. сабвей
if you see something, say something
если увидишь, скажи: осклизлость
ступеней. перекрестные ленты ограждения,
поезда линии «эр» и линии «и»
не ходят, две пересадки,
пакистанец читает листовку,
поезд-экспресс проскальзывает
по внутреннему пути,
танцует глаз пакистанский:
что-о слу-у-училось?
ничего не случилось.
ведутся работы;
ра-або-оты, повторяет он,
поднимается в город.
ближние рельсы облизаны
лучами, вживленными
в защитные каски, дрезина
между нищенским освещением
и туннельной бездонной накипью.
один рабочий сидит на краю платформы,
болтает ногами, поедает сэндвич,
запивает «горной росой», другой
прохаживается между рельсами,
говорит сидящему: она заявляет:
«купи мне машину». я отвечаю:
«а пароход не желаешь, собака?»
рабочий, болтавший ногами,
доел свой сэндвич, вытер губы
рукавом оранжевой курточки:
давай отъедем куда-нибудь,
такое здесь пекло.
они залезли в дрезину, помогая
один другому; сидели рядом,
обрастая водянистым воздухом,
окунаясь в звенящую темень.
4. вокруг
событие липнет к внутренней стороне
смеженных век – наступает утро,
закутанное в верблюжий плед.
снится черная птица, потом другая
птица, сколько их помещается в
больной голове, снится соседняя церковь,
слеплена из катышей белого хлеба, ослепление
совершенное, мрамор или поверхность моря,
со-бытие, оплеснутое лучом; возможность
открыть глаза, увидеть прореженный воздух;
снег, разведенный солью, липнет к подошвам,
чистят дороги, детей наряжают в белое,
отводят за руку… можно проснуться,
увидеть сближенье ледовой тяжести
и соловьиной, нет, стрекозьей прозрачности;
тротуары кипят, отдавая снег пешеходам,
пастор прочищает горло кашлем,
высмаркивается в салфетку, много
можно чего увидеть, свет, к примеру,
сначала он будет слепым щеночком,
потом разрастется, когда привыкнет
зрение – к желтому таянью снега.
***
в горлышке, горле бутыли
матовый ком рассветает,
каракумы овального о-
цепенения, чирья и крылья
перепрелой листвы, –
лети куда хочешь,
пропахшая прахом своим
до предутренней дурости.
в луже, поросшей ледком,
безголовые клены чадят
чириканье клавишей черных.
нижний
1.
валерию хазину
на рубеже половодья и пыльной изнанки разлива –
тихий дрязг, это вдоль, поперёк – слабоумное небо
костью в горле застрянет, глазастою рыбиной хрустнет,
выплывая из ветра, из неба – на стрелку, где место
оцерковлено, видишь, ордынскому даннику, ложка
оловянного меда одной и другой, тихоструйных,
вот тряпица летит над разливом, другая трепещет в зазоре
тесноты, между холмиком пыли и вырванной дверью,
что на склоне лежит, как убитая; дальше – заборы,
скажем, мил-человек, мясу гнутых заборов – спасибо
за железа тевтонского скрип, за картавую прорубь,
за дареную гибель… креста на вас нету, заборы.
прозревают сады, костенея под черным оконцем,
их безмозглое детство на этой черте пограничной
между далью и мелью, апрельскою въедливой пылью,
не согретой ещё ни худою метлой, ни подошвой.
2.
выговор, кажется, местный,
нараспев, но глаз цыганист
и цепок. смотрит, как ищет.
вам, мужчины, не на Бор?
подбросьте до площади
или к вокзалу, сумки набитые
тянут запястья; можно до площади,
дальше сама как-нибудь к вокзалу.
леной зовут, а вас? наконец, вернулась,
давно не была… зимнюю обувь
не сменила ещё. нет, не местная,
два года как из луганска, слышали,
ещё бы не слышали. да, навещаю.
какая граница, решето, не граница.
(из машины выходит, говорит,
обращаясь ко мне) проводи-ка
до маршрутки… кто ты? в смысле,
работаешь кем? понятно (легкий
зевок). ладно, пришли (забирает
сумки, пишет номер мобильника),
обещай позвонить. обещаешь?
не забудь. обними меня крепко.
3.
выйти к фуникулеру
возле татарской мечети.
подвесные ковчежцы
вхолостую плывут,
убывают, качаясь,
баю-баю брюшиной поют,
воспареньем брюшины.
разве выпустить птицу,
свистящую, ломкую –
глиняный ворон,
грязный омут крыла,
дождевое
полоскание
в воздухе.
флаги в огайо
красный зрачок
белый обод,
треугольная просинь,
оспины звезд,
натяженье
и сжатие,
льются и льются;
дерево дышит за ними,
будто бросает и ловит
перхоть земли
ртом пересохшим,
горькие листья
вброшены в жизнь,
рваный холод цветения.
кувшин
глаз оленихи
шею выгнула, щиплет
волнистую слизь,
капля ослепла,
изнутри наливаясь
ворванью глины,
тут же и птица-урод,
козлиные ножки,
(крылья низко свисают,
перебитые будто),
липнет скомканным тельцем.
возьмите, курчавые боги,
приношение это, лакайте
ленивое масло.
Шивта
александру барашу
вырублена купель
крестообразна
камень неизвестняк
взрослым когда принимали
слезную веру детям другая
нетопкая сергиус столпник
сверху смотрел
простирая ладони
склоны и впадины,
апсида, вжатая в воздух,
голым затылком,
черепные коробки
тесных строений
поцелуй византийский
в бархат пустыни.