и др. стихи
Опубликовано в журнале Волга, номер 1, 2017
Борис
Лихтенфельд родился в 1950 году, живет в
С.-Петербурге. Публиковался в журналах «Обводный канал», «Часы», «Арион», «Волга», «Звезда», «Крещатик»,
«Нева», «Зинзивер», «Дети Ра», «СловоWord»,
антологиях художника Валентина Левитина «В Петербурге мы сойдемся снова…» и
«Петербургская поэтическая формация», «Лучшие стихи 2010 года» и др. Автор книг
«Путешествие из Петербурга в Москву в изложении Бориса Лихтенфельда»
(2000), «Метазой» (2011).
***
Акварельное
озеро. Помнишь, как мы смотрели
многосерийный
фильм об английских акварелистах?
Они
раскрывали этюдники в парках тенистых,
а мы
открывали такие возможности акварели
(разумеется,
чисто теоретически), о которых
когда-то, на
школьных уроках рисования, не подозревали.
Вода и туман
размывают реальность, что вся в повторах,
вся в
отраженьях сомнительных, в сплошном едва ли.
По существу,
акварель – отраженье английского романтизма:
от якобинских
симпатий – к спокойствию абсолютизма,
вместо
германских бездн – двуединство неба и моря,
будущее и
прошлое сходятся, вторя и споря.
Это – озёрная
школа: Саути, Кольридж, Вордсворт
с долгой
волынкой филологической – Кембридж, Оксфорд.
Простые
радости жизни с лёгким оттенком грусти…
Образ лохнесского пугала узнаётся в большом лангусте.
Вот и вторая молодость
минула… Бледные страсти
радикального
сдвига не вызвали – разве что чуть сгустили
краски
бытийного ужаса, чтобы игрой на контрасте
ожили разных
эпох, не мешая друг другу, стили.
Многообразье
зелёного влечёт к элегической форме.
Озеро
напоминает об океанском шторме.
Вода
зацветает к августу, как после бури, бурея.
Кистями в
стакане торчат обломок весла, фок-рея.
2011
Репатриант
Пригляделся и
Явленного узнал,
из анналов
извлёк провидческий фоторобот,
убедился,
увидел: воистину Сын Давидов –
и пошёл за
Ним, не вполне себе представляя
предстоявший
путь. Оказалось, как раз и вёл
к той реке
святой, к тем горам святым и пустыням,
в тот
заветный град… Но как только нашёл приют в нём,
усомнился: да Тот ли? а может быть, поспешил?
Может быть,
не настало время ещё и надо
ещё долго
ждать со смиреньем, как ждали предки?
Может быть, о
ком-то другом вещали пророки?
Огляделся,
увидел ждущих вокруг, подумал
и решил
пришествия дальше со всеми ждать –
всё равно какого – первого или второго…
2012
Пастораль
Эротический
танец стрекоз голубых:
изогнувшись,
прижались друг к дружке, как две запятых.
«Мир
прекрасен!» – кавычки повисли,
выводя на
прямую, рождённую музыкой, речь
или, чтобы от
ложного пафоса предостеречь,
намекая: да
нет, не в прямом, разумеется, смысле.
Здесь, под
ласковым солнцем, вдали от страданий и бед,
от проклятых
вопросов, таящих банальный ответ
«это всё не
надолго», природа ли, Бог ли –
хореограф,
вчитайся, дрожащая тварь,
в пируэты
любви, в перезрелой морошки
янтарь!
Помнишь,
Пушкин просил перед смертью?.. Чернила ещё не просохли,
как и слёзы,
с того (на слуху Пастернак) февраля…
А стрекозы
немолчной жизелью, беспечным своим труляля
летний морок
усердно клубят перед зимнею стужей.
И вербальный
прозрачен балет. Партитура его – палимпсест:
вещих муз
хоровод или нежных загробных невест?
Не овец ли
словесных рожок созывает пастуший?
«Жизнь –
блаженство!» – жужжи-стрекочи, пока пыл
не остынет!
Наверно, ты просто забыл,
что не Эрос,
а Танатос этою музыкой пылкой
дирижирует,
губы – два жирных синюшных червя –
то слюной
увлажняя, то нервно кривя
саркастической
скользкой ухмылкой.
2014
***
Утонул
инженер человеческих душ
в утопических
грёзах всегдашних,
и теперь твой
черёд: потихоньку разрушь
цех его,
диверсант-саботажник!
От станка Гутенбергова за облака
чтоб слова
улететь не успели,
разболтай,
раскурочь механизм языка
и настрой на
преступные цели!
Незаметно
ослабь семантический болт,
чтоб,
контроль обманувшая строгий,
речь твоя,
пережив и коллапс, и дефолт,
в область
новых вошла технологий!
2015
***
Кириллу Бутырину
Справедливость,
свобода, честь и слава отечества…
Всех высоких
понятий тучные облака,
друг о друга трясь
и чешась в толчее овечества,
и паршивого
не отшерстят от руна клока.
На любое из
них, пусть самое достославное,
и бесправный
раб или узник своё найдёт
возражение:
но ведь не то и не это главное!
И зачем
повторять эти руны, как анекдот
с бородой
козлиной. Как там? «Ярмо с гремушками»?
Не понятия, а
проклятия – и всё гремят, гремят,
и свистит над
ними бич громовержца Пушкина:
весь
греховный луг им , как ливнем шальным, примят.
Эти язвы не
заживут без доброго пластыря.
Чем бы уши
заткнуть, чтоб не слышать со всех сторон,
как ползут на убой, вразнобой-вразброд благодарствуя,
это блеянье,
это мычание, этот стон
из
некрасовских песен? Твердя сей бред идиллический,
идентичность
свою обретёшь разве что в козле
отпущения
всех грехов до потери личности
гражданина
мира, который лежит во зле.
2015
***
Ну, хорошо:
Крым – ваш! Когда ж удастся вам
с ним
сообщенье новое наладить,
легко найдёте
вы и там,
чем
поживиться, всё успеете изгадить.
Уже доносит
южный ветер вонь
от берегов
пленительной Тавриды,
ещё не знающей, какие любит виды
олигархическая
шелупонь.
Но всё яснее,
сколь мозги ни пачкай
сакральностью корсунских скреп,
какие дамы вместо
той, с собачкой,
нагрянут в
стратегический вертеп.
Когда-нибудь
фонтан иссякнет эйфории
(а он иссякнет, кажется, скорей,
чем старый, мраморный, что пушкинский Гирей
воздвигнул в
память горестной Марии).
Тогда не Макс
– другой какой-нибудь Волошин
(или Володин,
хитрый интриган)
крымчанину
кремлёвский балаган
преподнесёт –
и тот уж облапошен!
Медвед-гора урчит,
что денег нет:
полынь и асфодели, а казна-то
пуста! Зато в
конце туннеля – свет!
Зато вовеки
там не будет базы НАТО!
Затопит землю
эту, как Сиваш,
гниль вашей
алчности безмерной.
Душок
распространится, чтобы скверной
всё поразить… Ну, хорошо: Крым – ваш!
2016