и др. стихи
Опубликовано в журнале Волга, номер 11, 2016
Иван Козлов родился в 1989 году в Перми. В 2013 году закончил филологический факультет ПГУ по специальности «Журналистика». В 2010-2011 году был обозревателем в интернет-газете «Соль», после этого с разной периодичностью или по случаю пишет для различных федеральных изданий. В 2012 году возглавил пресс-службу музея современного искусства PERMM, тогда же стал лауреатом премии для молодых поэтов в рамках пермского поэтического фестиваля «СловоNova».
***
Пусть меня забирают по праву
Города, возведённые теми,
Кто за мной неусыпно следит
Из промзон, не снимающих траур,
Фонарей, источающих тени,
Лестниц, лифтов, провалов и плит
Я смотрю, как расходятся кольца
На поверхности лужи осенней,
Как над озером стелется дым
Подо льдом моего беспокойства
Страх в чудесный момент воскресенья
Не подняться из чёрной воды
***
Волк проглотил меня и не убил случайно
Не прожевал второпях, только щёлкнул пастью
Чувствую ужас и почему-то счастье
Слышу стук сердца его и кишок урчанье
Волки стремятся добраться до края ночи –
Хищники кроме смерти ни с кем не дружат.
Я для таких в лучшем случае сытный ужин
Но ведь и то – недожёван и худосочен.
Волк перепрыгнул овраг, перешёл болото,
В ельник метнулся. Чтоб не терять надежду,
Нужно уметь больше смерти любить кого-то
Это почти невозможно, но неизбежно.
Лес опустился в дремоту, лишился красок
Волк затаился во мраке еловых веток.
Ты повстречаешься нам на краю рассвета
В шапочке красной, с ножом для разделки мяса.
***
Когда ты окунаешься во тьму
Дворов ночного спального района
Среди предметов неодушевлённых
Так страшно очутиться одному
Скрипят качели, сушится бельё
Здесь нелегко остаться одиноким –
Скамейки, турники и шлакоблоки
Фиксируют присутствие твоё
Они все оскорбительно живей
Тебя, меня и всех нас вместе взятых.
Ты здесь родился и взрослел когда-то
Теперь крошись, ломайся и ржавей.
Вас всё ещё соединяет нить,
Но ты для них чужак и инородец,
И в прошлое, как в высохший колодец
Спускаешься, чтоб жажду утолить.
***
Мириам поселяется в доме, в таёжной глуши.
Топит печь, ставит чай, создаёт минимальный уют,
Сидя в кресле, листает альбом, никуда не спешит.
Это днём. А к закату её непременно убьют,
Если только окно не зашторить как можно скорей
Если вход не закрыть, зеркала не завесить тряпьём.
С темнотой подбирается холод, стоит у дверей,
Чтоб коснуться тебя, стать хозяином в доме твоём.
Мириам, это память – метель, гололёд, снегопад
Оставайся в укрытии, это полезный совет.
Никогда не бывай там, куда невозможен возврат
С географией можно поладить, со временем – нет
Выбрось старые вещи из дома, какой от них прок,
Не храни их внутри, их и так у тебя не отнять.
Будь одна, Мириам, только не выходи за порог.
Зиму сменит зима,
и опять, и опять, и опять
***
Ангар неизвестного назначения, заброшенный, одинокий.
В дальнем углу навалены кучей битые стеклоблоки.
Снаружи, в осеннем некошеном поле, произрастает мятлик.
Мог ли ты здесь при жизни бывать? Навряд ли.
Ты никогда и не был, но вот погляди ж – вернулся
Без документов, одежды, дыханья, пульса.
Время в ангаре как будто бы сплошь состоит из пауз,
[Где-то на фоне играет Sleep Has His House]
И непонятно, что происходит. Явно что-то не то, но
Пока ты становишься воздухом, грязью, стеклом, бетоном,
Чувствуешь, сколько во всём этом заключено покоя.
[Sleep Has His House сменяет гудение – тихое, нутряное]
***
Пока ты стаей голубей
Над крышами паришь
В моей груди растёт репей
Во рту ютится мышь
Мне абсолютно всё равно
Я всплеск воды в пруду
Я камень, брошенный на дно
Лежу и просто жду
Когда концлагерные рвы
Заполнит дикий мёд
От смерти нет в саду травы
Но скоро прорастёт
Прошу, будь рядом в этот день
Незрим и невесом
Нелепый танец на воде
Станцуй мне перед сном
***
Зимой по ночам
Выходили курить на балкон
Обнаружили, что на крыше каждого дома
Спрятаны корабли
В колючее зимнее небо
Поднимается дым из труб
Каждый готов отчалить
Хоть в следующую минуту
Красные лампочки по бортам
Словно все уже поднялись, разошлись по каютам
Значит, скоро и нам.
Но пока, покурив, возвращаемся в темноту
В кровать, под изорванный плед
Никого, кроме нас, больше нет
Мы вдвоём
Пыль, куски арматуры,
Осколки бетонных глыб
Так в одном из декабрьских снов
Выглядит микрорайон
Но ни крови, ни трупов, ни слёз
Все спасутся
Никто не умрёт
Потому что флотилия
Вышла в открытое небо
Движется вверх и вперёд
Выше и выше.
Просыпаемся ночью
Курим
Присматриваем за кораблями
На заснеженных крышах
***
Принцесса Тамара оглядывает угодья, стоя на гребне холма
Земли, которые предки её собирали из века в век –
Волшебные рощи, поляны цветочные, пряничные дома,
Фонтаны, бисквитные берега полноводных священных рек
Тамара идёт по секретной тропе – озирается, словно вор,
Стараясь остаться никем не замеченной, не помня себя, спешит
Туда, где качается над рекой потаённый сосновый бор,
Туда, где Степан Алексаныч её ожидает в лесной тиши
Степан Алексаныч, вне всяких сомнений, наследный принц
Но имя его как будто из мира, чужого для здешних мест
В том мире принцесса Тамара не различает лиц
Не совершает движений,
Через трубочку ест
Вокруг отсыревшие блёклые стены, на стенах узор грибка
Ей плохо, какие-то мрачные люди пытаются ей помочь
Она видит мух в ожерельях тенёт, свисающих с потолка
И этот кошмар настигает принцессу Тамару каждую ночь
Там есть и Степан Алексаныч, но он совсем не почтенный сэр,
А мятый мужчина, который всё время подавлен и отрешён.
Вместо камзола он носит нелепое рубище с надписью «СССР».
– Как замечательно, – шепчет принцесса, – что всё это просто сон
***
Упал на траву, споткнувшись о скользкий камень
Собрался подняться, но замер, едва дыша.
Болотная мара украденными зрачками
Глядит на меня из зарослей камыша
Вставать бесполезно, теперь никуда не деться
От той, для кого я холод костей берёг.
Она не шевелится, лишь голова младенца
Трепещет на шее, изящной, как стебелёк.
Я всё ещё там, похороненный в жёлтых листьях
Меня навещает осень, хотя и без
особенных чувств. Её хищная морда лисья
Моими глазами смотрит куда-то в лес.