Опубликовано в журнале Волга, номер 11, 2016
Андрей Пермяков родился в 1972 году в городе Кунгуре Пермской области. Окончил Пермскую государственную медицинскую Академию. Жил в Перми и Подмосковье. В настоящее время проживает во Владимирской области, работает на фармацевтическом производстве. Стихи, проза и критические статьи публиковались в журналах и альманахах «Абзац», «АлконостЪ», «Арион», «Вещь», «Воздух», «Знамя», «Графит», «День и ночь», «Новая реальность», «Новый мир» и др. Автор книг «Сплошная облачность» (2013), «Темная сторона света. Бесконечная книга, часть вторая» (2016). С 2007 года постоянный автор журнала «Волга». Лауреат Григорьевской премии (2014).
Свет так упал
Идут, будто три медвежонка, только четыре.
И куртки у них какие-то малопонятные.
Курят – видать, сигарет натырили
(После ещё натырят).
Тащат чего-то безвидное, но неприятное.
В них ничего, вроде, жалкого, а каждого жалко.
Грустно, как новая сказка про четырёх поросят:
Мы точно так же недавно ушли на рыбалку,
Вернулись – а каждому сильно за пятьдесят.
За пятьдесят, и в их мире мы точно кроты.
Хочется тех непременно догнать, отобрать сигареты,
Дать слегонца по ушам, расспросить за секреты.
Только зачем их секреты? У тебя есть своя седина.
Вот и, завидуя, смотришь на них против света.
Ещё и сквозь толщу воды.
Короче – со дна.
Инвестор
«Шипр» по блюдечкам
Н. Сучкова
Махнёт с крыльца большой, распаренный
водителю: «Давай, до пятницы!»
Сквозь сквер, похожий на аквариум,
пойдёт, как будто бы покатится.
Пойдёт с бутылкой пива Миллера
вдоль гаражей, вдоль белой ночи,
где телефоны наркодилеров
написаны чернее прочих.
Чуть остановится на вдохе
и вдруг почувствует то самое:
смешной, как человек эпохи,
попавший из эпохи в сауну.
Про юных музыкантов
Как хорошо нелепые слова
ложатся в неустроенные струны:
так верит безнадёжная трава,
что дни её – великие кануны.
Так верят, что научатся летать
и первыми пребудут из последних
(что «умирать» рифмуется с «тетрадь» –
есть совращение несовершеннолетних).
Так без тепла дрова горят сырыми,
негромко щёлкают, как будто всех ругают.
А предпоследние становятся вторыми.
И плачут по-французски попугаи.
Каникула
Вот один обормот запирает замок на один оборот.
Вот два других обормота запирают замки на два оборота.
Спускаются вниз, ожидают кого-то.
И этот один обормот этих двух обормотов ждёт.
Через час они всё же встречаются.
Поначалу немного ругаются.
На речку идут, купаются.
Обогнать друг друга стараются.
А утро никак не кончается.
Только лето, похоже, кончается.
А квас из бочки стоит пятак.
Из горячей бочки холодный квас.
Продавщицу в косынке спросишь: «Как так?»
А она тебе говорит: «Всё для вас».
Далее плёнка засвечена. Далее ничего нет.
Далее до апреля – мозоль, пустота и зной.
Но если засвечена, может, был свет?
Кроткий такой. Сплошной.
Вспомнить
Прости меня,
Великий СССР
Ксения Некрасова
Это как мировые воды,
Незаметно ушедшие в грунт:
Пятилетку в четыре года,
Стометровку за восемь секунд.
Но там ещё случалось вот такое:
Была скульптура «Вечная весна».
Была большая равнодушная страна,
И есть большая равнодушная страна,
Плыла большая равнодушная страна,
Плывёт большая равнодушная страна.
С небытия плывёт к неупокою.
Гилозоизм
Дух погубленного водой из Оки костра
Обращается в белый дым.
На дыме отчётливо видна моя тень.
В свою очередь, дым на траве оставляет другую тень,
Но в тени, оставленной дымом, меня уже нет.
Потому что вот так интересно устроен свет,
Потому что сегодня произойдёт жара,
Потому что нам будет долгий-предолгий день,
Потому что совсем ещё юный дух нового дня
Обнимает духа погубленного огня,
Принимает выдохи дыма погубленного огня,
И начинает великую пляску во славу индейского лета.
Но если моя тень была в белом дыме, а на земле её нет,
Получается, дух восходящего дня,
Дух восходящего света,
Снял с духа погубленного огня
Мою на вчерашнем солнце сгоревшую кожу.
Получается, славная пляска есть пляска моей тени тоже,
Моей кожи тоже.
Получается новый свет.
Получается, я не зря потерял вчера свитер.
И возвращается то, чему надлежит возвратиться.
И возвращается ветер.
Рессентимент
Июльский день начался очень интересно –
хоронили генерала.
М. Горький
Вдруг получится, как в прошлом,
чтобы как в кино и в песне:
чтобы грустно, чтобы пошло,
чтобы правда интересно.
Чтоб не медные, но скрипки,
чтоб не марши, но рыданье,
чтоб под нервные улыбки
в землю гробополаганье.
Чтоб не гроканье воронье,
но скрипичная канцона.
Чтоб спросил: «Кого хоронят?»
незнакомая персона.
Чтобы скрипка пела, пела,
чтоб как будто из груди:
«А тебе какое дело?
не тебя – так проходи».
Так сидишь себе, мечтая,
Сам в себя уверенный,
А мороженое тает.
Просто так. От времени.
Самое
Интересно то, чего не прибывает: солнце, время, земля.
Интересно, как солнце встречает землю и происходит зной.
Интересно то, в чём многое пребывает: земля, время.
Время, текущее над землёй.
Интересно, как солнце и время гладят и губят семя.
Интересен гниющий периметр повреждённого бытия.
Камни тоже весьма интересны, но менее:
Камень для нас – всё-таки слишком большое.
Ибо камни, вода и, кажется, мёд не подвержены тлению,
А способное гибнуть, не постарев, это совсем чужое.
Любящие интересны, любимые.
Интересны забросившие свои поля.
Интересно пожирающее, ненасытимое –
Время, земля.
Вариации
I.
между «остановка в пустыне»
и «остановка запрещена»
и «остановка в пустыне запрещена»
и «следующая остановка в пустыне запрещена» –
вот на этом поле.
примерно на этом поле
II.
между «остановка в пустыне»
и «остановка запрещена»
и «остановка в пустыне запрещена»
и «следующая остановка в пустыне запрещена» –
вот на этом поле.
примерно на этом поле
нестрогих границ
III.
между «остановка в пустыне»
и «остановка запрещена»
и «остановка в пустыне запрещена»
и «следующая остановка в пустыне запрещена» –
необходима лишь остановка
IV.
между «остановка в пустыне»
и «остановка запрещена»
и «остановка в пустыне запрещена»
и «следующая остановка в пустыне запрещена» –
необходима лишь остановка
как
самое ненужное
самое
противное сути
Био (сонет)
Сочинял безнадёжно давно,
устал.
Но приобрёл символический капитал.
Истратил его на вино.
Вышел гулять. Видел ёлку и дуб.
Понял, что непременно был глуп.
Решил, чтоб
из похожего дуба сделали гроб,
а еловые веточки так понесли –
до опускания тела в недра земли.
И на оградке цвета медной блесны –
кантик в виде змеи:
в честь дорогой жены.
Примерно так и.
К новолунию
Долгие паутинки, последние медоносы, голые руки,
погружённые в последнюю теплоту реки –
октябри иногда устраивают такие штуки,
будто играющие у самой воды щенки.
Погода гуляет, и леска опять гуляет.
Маленькие часы отмеряют маленькие часы.
Ружьё никогда не стреляет, а ветка в костре стреляет.
Солнце слагает себя на золотые Весы.
Лодки и ветки качаются; в небе такая медь,
будто бы всё по правилам и будто бы всё поправимо:
музыке надлежит оборваться, воробью надлежит долететь,
паучок Антонида и ты переживут эту зиму.
Суета сует завершилась, кончилась суета.
Вдоль лодок скользит отчётливо видимый кто-то,
Чёрный и нежный. Нежный, как шубка крота,
Шубка крота, доедающего субботу.
Бывает
А ещё можно целое лето
строить домик для дураков.
Ставить лампы холодного света,
безопасные для мотыльков.
Можно целое лето
будто ещё весна.
Но в закате избыток цвета,
но малина уже черна,
и сухое уже подогрето.
Но поломанные монеты
так вдоль медленных окон скользят,
как в начале этого лета
сказанное «нельзя».
Зоология
Голые землекопы живут в Африканском роге,
где Сомали, Эфиопия и прочая ерунда.
Кажется, несъедобны, на вид убоги.
Впрочем, в подземном мире – честная красота.
Голые землекопы это смешные звери.
Их фотографии мне показал журнал «Вокруг света».
Девочка Лена переодевалась за тонкой дверью.
У нас на двоих было два дорогих билета.
Лена опаздывала и специально не торопилась,
я читал журнал, где были голые землекопы.
Время не двигалось, но очень противно длилось.
На подоконнике чахли синие ветки иссопа.
Лена не торопилась, я тренировал силу воли.
(Теперь понимаю – Лена, наверное, тоже).
Голые землекопы совсем не чувствуют боли –
у них по-другому сделана их землекопская кожа.
До кинотеатра всего ничего – через мост и прямо.
Мы странно потратили время, данное нам на пробу.
…Седые дети Елены собираются на встречу одноклассников мамы.
Под землёй Африканского рога трудятся голые землекопы.