Нижний Новгород: литературно-художественный журнал. 2014. № 1, 2, 3
Опубликовано в журнале Волга, номер 9, 2015
№ 1
«Рождение нового литературно-художественного журнала – показатель того, что в нашем регионе сложилось писательское сообщество, которое обладает общим пониманием писательских задач и уверено, что имеет своего читателя», – пишет в предисловии к первому номеру главный редактор журнала, Олег Рябов. Я не знаю, что такое «писательские задачи», но постараюсь выявить их, исходя из имеющегося в моем распоряжении материала. Все-таки три номера – это не один, по ним уже можно определить основные тенденции развития периодического издания.
Открывает номер Глеб Горбовский с патриотически-пафосным циклом стихов «Поклон Волге»: «Что есть Россия? Мудрая река…// Всех наших сил и разумений русло.// И мы – ее крутые берега// В сугробах городов и нивах русых» (8). Навскидку рифмуется с хрестоматийным «поэт в России – больше, чем поэт»… Может, писать, ориентируясь на явно или не явно артикулированный соцзаказ, – и есть писательская задача?
Далее идет малая проза Александра Ломтева, побывавшего по долгу журналистской службы в ряде «горячих точек» и вынесшего оттуда свои образы и сюжеты. Например, в поучительном рассказе «Мальчик» юного героя, пытавшегося подорвать колонну российских БМП, не только ослепило, но также по воле автора ему оторвало руки и ноги. В следующем тексте – Влада Горбунова, «Почему ты ненавидишь мою Родину?» – пьющий отец, у которого в доме стоит дух «неумело приготовленной пищи» (любопытно, как она пахнет?), упрекает своего сына, женившегося на американке, в ненависти к России. Сам же он, разумеется, патриот, для которого все американцы – «пиндосы»: «Пусть пиндоска огурцов соленых принесет, – позвякивая по краям стаканов, он разливал водку» (23). Но как жить патриоту в стране, где обладающие властью страшно далеки от идеала? Стать на их сторону и умереть или уйти в лес и тоже умереть – эта жизнеутверждающая альтернатива рассматривается в рассказах Дмитрия Ермакова, где главные злодеи уже не внешние мифологические «пиндосы», а внутренние, столь же мифологические «москвичи»: «… Думалось, что вырвался ты из той адской машины, перестал винтиком быть. Но нет, достали – иди-ка ты, винтик, на свое место…» (49). Все то же «общее понимание писательских задач» обретает у Владимира Седова форму признания в нелюбви к Швейцарии: «Эта нелюбовь была не от зависти. А от страха, что и мы когда-то доживем до этой пугающей стерильности и правильности. А для настоящего русского это – смерть» (52). Наконец, завершает первый прозаический блок проза Виталия Сероклинова о жизни грузчиков оптовой базы. База сплоченная, интернациональная, но и здесь не обходится без острого политического сюжета, в котором «гыкающий малоросским акцентом мужик» называет дагестанцев «черными». В ответ хорошие дагестанцы обиделись и… накормили всех мясом.
Поэзия как бы продолжает уже наметившуюся линию «православие – самодержавие – Россия (Русь)». Более о ней сказать почти нечего, разве что привести по несколько наименее совершенных рифм из творений каждого автора (некоторые из рифм представляют как бы отдельное «микростихотворение»). Диана Кан: «наяву-зову», «края-рая», «не раз-у нас»; Евгений Эрастов: «кони-ладони», «наследил-приходил», «сосен-осень»; Кирилл Анкудинов: «года-колода», «растенье-запустень», «тряпье-твое». Евгений Эрастов, правда, порадовал, отыскав очередных врагов в рядах «депутатов»: «Россия! Огромный цветной лохотрон!// Бесстыдный фантом, депутатская случка» (80).
И снова проза. Рассказы Олега Макоши, для которого литература является своеобразной сублимацией алкогольного опьянения: «Пишешь рассказики, иначе придется пить с коллегами дрянную водку на пьяном камне возле забора или дорогую водку со старыми друзьями в офисах и ночных клубах» (93). Михаил Чижов бессознательно исполняет хоровую партию с Владимиром Седовым: «То, что американцу смерть, русскому благо» (104). Владимир Румянцев, на протяжении тридцати лет работавший в органах безопасности, описывает сложную жизнь молодого прокурора. Роман Сенчин хвастается перед девушкой (в поезде) тем, что он писатель. Правда, в завершении его рассказа, как свет в конце тоннеля, возникает надежда на лучшее будущее, которое нам принесут представители нового поколения: «Наступили новые времена, пришли новые киношные герои. Но что-то более настоящих, чем Бодров, я не увидел. Зато в жизни стал встречать парней, напоминающих его. (…) Но не похожи они на пацанов из девяностых, безбашенных и звероватых, а, скорее, смахивают на ребят-комсомольцев из ранних советских лет, хотя их я знаю по книгам да фильмам…» (114). А в рассказе «На блесну» Валерий Бочков возвращает нас к «американской» теме, повествуя о неудачном романе русской студентки и американского профессора. В сущности, текст неплохой, но также идеологизированный. «Ты думаешь, я не знаю вашу славянскую породу? Вашу зависть, вашу азиатскую хитрость?» (124) – кричит профессор своей юной любовнице по ходу итоговой ссоры. Тему мертвых (обманутых, униженных) детей продолжает Зарина Карлович, повествующая о жизни (смерти) мальчиков-«зацеперов». Текст изобилует молодежным сленгом, постраничные пояснения которого мешают читать, а окончание брутально, как жизнь судмедэксперта: «Натянул плотные перчатки, он сгреб сгоревшее бесформенное мясо в испачканный чем-то коричнево-бурым мешок, отодрал часть прилипшей кожицы бывшего когда-то молодого лица, что не смог отодрать – оставил на память поезду» (133). Проза Олега Веденеева, закрывающая второй прозаический блок, в целом вполне удобоварима, но автору никак не дает покоя паховая область. Он то представит работающий «титан» пузатым монстром, «у которого в чугунном паху горит голубой огонек» (135), то ужасается размерам собственного мужского достоинства: «Весь мир вдруг заслонила собой громада (! – С.Т.), оттопырившая край тренировочных штанов под глумливый смешок моего дружка» (140).
О стихах, вошедших во второй блок поэзии, также сказать почти нечего, в силу чего снова привожу рифмы. Марина Савинных: «извращенца-младенца», «тебе-борьбе», «руки-муки»; Андрей Дмитриев: «свет-лет», «песке-вдалеке», «калитки-в избытке».
Рубрика «Театр» содержит пьесу «Хроники забытого острова: Исторические арабески в двух частях» Егора Черлака, где главное действующее лицо – капитан Бонапартов – является какой-то неловкой пародией на Наполеона, в то время как сюжет слегка напоминает «Ревизора», правда, без чудесного гоголевского языка.
Публицистика в первом номере (как и в двух других) представлена текстом Николая Бенедиктова, проводящего смелые параллели между прошлым России и ее настоящим, и смело указывающего, куда ей идти: «Православие и коммунизм явно выглядят сторонами одной медали и, слава богу, эта медаль русская. В идейной сфере маятник двинулся в обратную сторону от либерализма давно, патриотизм стал опять не просто приличным, но и едва ли не обязательным словом в государстве, народе и среди служивых людей. (…) И Крым показал наглядно: в России всегда найдутся умные и смелые лидеры, умеющие в сложный момент взять на себя ответственность и способные к решительным действиям» (190).
О «Литпроцессе» повествуют Андрей Рудалев и
Отнести «спортсменов» к какой-либо из групп можно без каких-либо затруднений. Елена Пиетиляйнен: «костры-остры», «песок-лесок», «вязь-связь». По поводу последней укажу, что в будущем поэтесса может воспользоваться также рифмами «ботинок-полуботинок» и «брат-двоюродный брат», которые я где-то подслушал. Дарю! А вот фрагмент стихотворения Петра Епифанова:
сияет кокарда, и дышит теплом
кобуры свино-кожаный глянец,
и щек пламенеет румянец
инспектора-крепыша,
довольного службой, собою,
цепочкой своей золотою,
что девушки любят, и жизнь хороша (212)
Далее идет рубрика «Non fiction» с рассказами Александра Гуляева об Африке. По сути, перед нами литературные зарисовки врача тропической медицины, написанные живо, легко и с какой-то нежностью по отношению к животным и насекомым. Что-то подкупающее в стилистике Гуляева, что-то от Джеральда Даррелла…
В рубрике «Критический подход» Александр Котюсов повествует о романе Сергея Шаргунова «1993» и одновременно о том, как сам болел гайморитом (зачем?); Светлана Голикова анализирует джойсовский «Улисс». Обе статьи по отдельности хороши, но никакая логика не позволит понять, отчего редакция поставила их рядом.
Далее следует рубрика «Ретроскоп», содержащая тексты Николая Павлова «Госкино. Город Горький» и Николая Новикова «Годы и вещи». Обе работы также показались любопытными, но больше текст Новикова, который можно назвать полноценным исследованием некоторых аспектов культуры повседневности (спичечные этикетки, Сормовский рынок, музыка «на костях»), имеющим литературную форму.
Очередной поэтический блок открывается двумя стихами Захара Прилепина, первое из которых стилистически напоминает Бориса Рыжего, а второе… никакое. Понравились первые две вещи Натальи Даминовой, но третья на их фоне выглядит блекло. И снова серая графоманская неразличимость. Вячеслав Карташов: «простор-шатер», «небес-лес», «шутя-дитя»; Игорь Левин: «замерзает-сползает», «снов-любовь», «волос-утес»; Ярослав Кауров: «стеной-пеленой», «тюрьма-кутерьма», «жиже-жижа» (привет Елене Пиетиляйнен!); Кселена Литвинова: «бес-небес»; «окошку-ладошку»; Ольга Косова: «муки-руки», «образа-глаза», «эпикриз-криз» (привет туда же); Дмитрий Ларионов: «волосы-полосы», «точкой-отсрочка»; Светлана Леонтьева: «рот-не в счет», «показалось-осталось»; Марина Маренина: «слова-не нова», «на него-у кого», «дороги-боги»; Евгения Мильченко: «прянула-канула», «вдох-лепестков», «предчувствий-идущих» (полная языковая глухота); Наталья Мухина: «грусть-Русь», «безупречна-вечно», «блескуч-могуч»; Юрий Прядилов: «жнивье-мое», «трудно-подспудно», «бой-вразнобой»; Владимир Решетников: «ночь-прочь», «нежна-она», «автомобиле-недоплатили» (привет Евгении Мильченко!); Владимир Савинов: «хороша-душа», «вид-обид», «дня-меня»; Галина Таланова: «любви-крови», «лицо-пальтецо», «пороге-дороги»; Сергей Сутулов-Катеринич: просто какой-то бред, я ничего не понял (как будто ребенок радовался, что умеет рифмовать, и лепил все, что в голову взбредет).
Насилу добравшись до рубрики «Вехи памяти», обнаруживаю два неплохих эссе. Первое принадлежит школьнику одиннадцатого класса Александру Базурину и посвящено обороне Осовца; второе – Наталье Зайцевой – о нижегородском эшафоте.
Затем «Эпистолярий», т.е. «Письма А.Д. Улыбышева князю В.Ф. Одоевскому» (перевод Натальи Тепловой, вступительная статья Валерии Белоноговой). Затем «Реплика» – «Пять страниц из дневников. Владимир Седов (2014) – Иван Бунин (1919). И чувство стыда за то, что Бунина я знаю, а вот Седова – нет. Забил в интернет: «Википедия» выдала на гора казахстанского тяжелоатлета…
После текстов Владимира Петрова о книгах Сергея Чуянова идет подборка детских произведений, объединенных страшным названием «Детская комната» (авторы Любовь Сидорова, Анна Перевезенцева, Юрий Немцов). Странное впечатление произвели стихи последнего, особенно строчки из текста «Колесо»: «И бензин не грозит колесу рублем,// И гаишник не оштрафует» (314). Напомню, это стихи для детей.
Завершает первый номер рубрика с на этот раз странным названием «Русский смех». Ничего смешного в ней я не обнаружил, за исключением названия первого в ряду произведения «Волшебная палка» (автор Николай Денисов). Далее идут стих и пародии Татьяны Уткиной (прямолинейные и разухабистые), а также стих Анастасии Устиновой, от которого стало как-то грустно.
Итак, первый номер вышел комом. Патриотизм помог кое-как скрепить прозаические блоки, но от остального содержания нестерпимо веет отсутствием у редакции всякой логики и литературного вкуса. Сложилось устойчивое впечатление, что формирование подборок происходило по принципу «хватай всех» (или всех «своих»?) а рубрики выстраивались на основании постмодернистского приема нонселекции.
№ 2.
Не имея возможности охватить все содержание двух последующих журналов, ограничусь фиксацией произведений, показавшихся либо вполне достойными упоминания, либо откровенно бездарными (достойными «Русского смеха»).
Первый блок прозы. Анна Андронова «Детская площадка»: «Оксана задумалась над чайником» (4). «Оксана взяла лейку из-под раковины и на всякий случай занялась цветами, к двери спиной» (19). Без комментариев.
Первый блок поэзии. Андрей Коровин: «цветущее черное море// призывно махало нам вслед// и чаек бросало» (60). Тут два момента: зацветшее как пруд море и бросание чайками.
Второй блок прозы.
Во втором блоке поэзии олимпийцем среди других спортсменов выглядит Игорь Караулов:
Газель ноль пятый регион
плетется по грязи.
Здорово, дедушка Харон,
меня перевези. (120)
Мимо кинотеатра «Харьков»,
мимо прачечной, тоже «Харьков»,
и все вокруг пело, кричало «Харьков»:
коты, кикиморы, игуаны. (121)
Третий блок прозы. Алексей Колобродов с рассказом «Антошка, учитель истории». Написано сочно, приправлено воспоминаниями и небезынтересными авторскими размышлениями.
«Публицистика». Николай Бенедиктов «Игумен земли русской»: «Именно жертвенная позиция России вынуждала ее воевать за свободу украинцев, молдаван, южных славян. Те же отвечали соответственно своей “реальной” политике. Сегодня даже Черногория и та поддерживает ограничительные санкции против России!» (183). Создается впечатление, что Россия испокон не имела никаких собственных политических интересов.
«Non fiction». Хороший текст Николая Фортунатова о П.И. Мельникове-Печерском, но… перепечатка из книги. Интересный текст Валентины Чириковой о ее отце, писателе Е.Н. Чирикове. Информативный, но никак не гармонирующий с предыдущими, текст Сергея Чуянова о М. Плисецкой.
«Литпроцесс». Кирилл Анкудинов с эссе «Поэт и толпа»: «Вера Полозкова заставила лабораторный постмодернизм служить читательским массам, “национализировав” его» (271). «Служить массам», тем более «читательским», представляется миссией, постепенно возвращающейся в реальность из светлого советского прошлого. Андрей Рудалев, эссе «Ахматова: явление чуда»: «Пушкин – безусловный гений» (273). Спасибо, Кэп! Пушкин ждал Вашего вердикта.
«Вехи памяти». Два хороших текста: Виктора Листова о начале Первой Мировой войны и Елены Веселовой о русском антарктическом проекте.
В целом второй номер представляется более ровным и имеет более четкую структуру (сократился и объем). Однако качество основного текстуального массива осталось прежним.
№ 3
Первый блок прозы. Владислав Отрошенко с произведением «Новочеркасск. Повесть в рассказах». В действительности перед нами серия довольно «крепких» рассказов, объединенных сквозными персонажами. Читать приятно, ничего другого не могу сказать. Последнее касается и прозы Натальи Рубановой «Восьмая нота». Рассказ «Поговорить» Марии Ануфриевой также не вызвал никаких негативных эмоций.
Первый блок поэзии. Понравилось, как пишет Игорь Чурдалев:
Падают яблоки в небо,
где напрямик,
сизую стужу взрезая, не глядя вниз,
тоненький след волочит истребитель МиГ,
точно паук из себя извергает нить. (85)
То же могу сказать о стихах Алексея Остудина:
Пока крутая лесенка не спета,
перечитаешь надпись на роду,
чтоб снять с предохранителя планету,
как маузер в семнадцатом году. (91)
Второй блок прозы. Александр Лушин (полковник МВД в отставке): «Эти строки я пишу в полном здравии ума, искренне полагаясь на то, что тот, кому они попадут в руки, поверит мне и передаст мои записи по назначению» (131). Во-первых, не понятно, что означает «по назначению». Во-вторых, в рассказах Лушина столько потусторонней реальности, что когда они попали мне в руки, я искренне не поверил. Владимир Новиков, лауреат международного литературного конкурса «Лохматый друг» (что само по себе сильно) с нравоучительным рассказом «Неисправимый». Сюжет прост и делится на три части: молодой человек крадет медали у ветерана, ветеран спасает его от расправы нескольких молодых подонков, ведет его к себе домой, после чего молодой человек крадет последнюю медаль у ветерана. Вообще, рассказы этого блока просто изобилуют кражами, и убийствами, и похоронами, на фоне чего пафосно-победные интонации первого номера кажутся несколько наигранными. Неплохо смотрится рассказ Сергея Белозерова «Переломные моменты», хотя и здесь главного героя слегка ударили мотоциклом.
Второй блок поэзии. Поэзия Семена Пегова несколько неровна и сильно политизирована, но умение рифмовать, равно как стихотворение «Рыболов», выделяют его из общего ряда:
Правишь на юг, за ухабом жуешь ухаб.
Как всегда оскорбляешь каждый встреченный джип.
Думаешь, почему настолько родился храбр,
Что не хочется жить. (175)
Хороши своей звукописью также стихи Михаила Тарковского:
То не хиус ушами стрижет марал,
И не ирбис когтем скребет
Это Батька-Камень, седой Урал
Ощетинил тайгой хребет,
Чтоб громадой плеч на полнеба лечь,
Иноземному ветру встречь. (177)
«Публицистика». Все тот же Николай Бенедиктов, на этот раз о М. Лермонтове: «Лермонтов был из русских. Запад, император – были из другой партии. Мартынов был их орудием» (183). Сильно сказано. Без комментариев.
Третий блок поэзии. Здесь своими сонетами из общей массы выделяется Владимир Безденежных:
И мальчик, словно кисти Караваджо,
Тебя на улице снимает на I—Phone
И с тегом #синь# сливает в Instagram. (197)
«Критический подход». Олег Захаров «Как не надо писать пародии. Попытка исследования». На мой взгляд, пародии вообще не надо писать.
«Переводы». Весна Капор (Сербия) с рассказами «Как в кинотеатре» и «Боже, благослови город, в котором мы» (переводчик Оливер Жеренич). Слог обоих рассказов ровный, индивидуальный, насыщенный интересными сравнениями. Российские бы прозаики, публикующиеся в «Нижнем Новгороде», так писали.
«Вехи памяти». Здесь безусловно хороши тексты Розалии Кузнецовой «Заветы Павла Филонова», Павла Крусанова «Дайте ему кусок камня» о Н.С. Гумилеве и необходимости поставить ему памятник в Петербурге, Валерии Белоноговой о Мавре Егоровне Быховец и, наконец, Эдуарда Кузнецова «“Обладая страшным басом…” Федор Шаляпин в эпиграммах и шаржах». Лично для меня наиболее интересным оказался текст о Шаляпине, но это чисто субъективное мнение.
Также впечатлила ранее не встреченная редакторская рубрика «Вкус классики», составленная из фрагментов произведений русских классиков, посвященных еде. Ну, что тут сказать? Что испокон умели делать на Руси, так это есть. И я люблю, и поэтому взгляд мой донельзя пристрастен: очень качественная и по-настоящему вкусная подборка.
Из сказанного следует, что «Нижний Новгород», взятый в целом, проваливается как раз в тех рубриках, которые определяют его специфику как литературного журнала (значительная часть прозы и практически вся поэзия). Несколько лучше обстоят дела с историческими материалами, однако лишь малая их часть отражает художественную направленность журнала. Остается добавить, что если редакторы избавятся от конформизма, станут разборчивее и логичнее при селекции публикуемых произведений, данное издание станет вполне читабельным.