Игорь Сорокин. Маленькие стихи для неторопливого чтения
Опубликовано в журнале Волга, номер 7, 2015
Игорь Сорокин. Маленькие стихи для неторопливого чтения.
Саратов: ООО «Саринфо», 2015. – 100 с.
Игорь
Сорокин – один из поэтов, крайне редко позиционирующий себя в этом качестве. По
жизни занимается в основном культурными проектами (точнее, музейными) и пишет
чаще довольно любопытные и очень своеобразные эссе. А
тут – книга стихов, надо бы выяснить, по какому поводу…
Стихи,
действительно, маленькие, я бы сказал «короткие». Но кто и для кого в наше
время смс-сообщений станет писать поэму? А вот чтение
неторопливое в то же самое время – это уже для сибаритов. Тут необходимо и
досуг свободный иметь, и быть этаким гурманом от поэзии. К слову сказать,
маленькие стихи Игоря Сорокина, действительно, не канапе для закуски, но нечто
более изысканное, даже, не побоюсь этого слова, экзотичное.
Метафорой
им может служить понятие китайской шкатулки, которое я бы по случаю определил
как «коробочка с тайной». Не случайно слова «Китай», «китайцы» встречаются в
начальных стихотворениях, как бы задавая рамку всей
книге. «Китай» для автора – это что-то загадочное, непонятное, то, во что
необходимо всматриваться и вслушиваться, постепенно погружаясь в «метафизику
места». Это означает, что «Китаем» в стихах Сорокина может быть и исторический
Китай, и, собственно, все что угодно: Африка, Франция, Россия, детская площадка
у подъезда, воспоминания, мысли и переживания, также создающие специфический
внутренний ландшафт. Важно открыть коробочку, прикоснуться к ее содержимому,
познать его изнутри.
А познание
наше построено, как известно, по принципу герменевтического круга: чтобы видеть
детали – надо исследовать целое, но чтобы рассмотреть целое – надо увидеть его
сквозь проступающие частности. Сорокин выбирает частности. Экзотический объект,
вброшенный в чуждую ему среду, создает литературное подобие коллажа: «Сборник
стихов Пазолини,// упавший в морскую воду,//
вывернулся на солнце…» (82). А далее Коктебель и Рим, а если бы в воду по воле
автора упали рукописи Ван Вэя, то и Китай. И это как
раз означает, что географическая точка отчета для Сорокина вовсе не
обязательна. Точнее, ею может стать практически любая точка физического или
психологического пространства. Важно, чтобы экзотический объект был с нею
кровно связан, чтобы он служил мостиком для дальнейшего экзистенциального
путешествия.
Настоящее
путешествие – это ведь почти всегда встреча с экзотикой. Сорокин вылавливает ее
не только в географически и культурно отдаленных точках, но и в
непосредственной близости к собственной исторической родине: в угрюмых
провинциальных городах, на усеянных мусором берегах Волги. Вот и получается:
«Где-нибудь там, за ржавым чужим гаражом, // начинаются пиренеи»
(59).
Будучи
человеком, жизнь которого не нормирована рабочим днем, на ежедневную людскую
суету автор смотрит, позволяя себе мечтать, чувствовать и наслаждаться:
«Иногда, по утрам, я встречаю Венеру Татарскую – // Она выше других, вместо губ
у нее полумесяц» (21). Или блаженно взирает на мир с высоты птичьего полета:
«Солнце прощально-ласковое // речки-ручьи степные //
ветвящиеся запятые // малюсеньких волг и каспиев»
(54). Это напоминает позицию человека в даосизме или чань-буддизме:
всегда быть созерцателем, внеположенным миру, но
проникающим в его суть неторопливым медитативным сознанием.
Субъектом,
то есть активным, преобразующим началом также может быть все что угодно: земля,
ветер, деревья, вещи. Человек же лишь наблюдатель, тонкий (в меру освоения «вэнь» – цивилизованности) прибор для регистрации
происходящего в мире. Но если позиция классических китайских поэтов
как правило статична, то взгляд нашего автора динамичен: «с утра европа // азия в ночи» (50). Его
путь (Дао) – есть непрерывное скольжение по тонким и хрупким мосткам природы и
культуры. По сути, стихи Сорокина являют собой результат этого скольжения, не
то чтобы точную регистрацию пройденного пути, но некий реальный, а возможно, и
виртуальный опыт.
Что же
касается «вэнь» – то этого Сорокину не занимать.
Стихи его также «культурны». Ну, например: «чтоб стать продавщицею рыб // средь
шумного рынка // случайно» (89). Те же, кто не увидит
прямых текстуальных совпадений, получат удовольствие от встречи с более
знакомыми реалиями, ненавязчиво и со вкусом вплетенными в общую ткань стиха.
Есть в
книге, впрочем, и некоторые досадные оплошности, заметно смазывающие общее
благоприятное впечатление. При медленном чтении найти их нетрудно, да и
выбранный размер произведений (не предполагающий ничего лишнего) играет отнюдь
не на руку автору. Ну, вот, например: «Черти, черти свои круги,// квадраты,
свастики и стрелы.// Смотри как жизнь заиндевела,//
перебирая пироги» (81). Ну откуда на голову читателя свалились эти самые
«пироги»? Отчего не «батоги» или, скажем, «утюги»? Такое ощущение, что Сорокин
просто взял первую попавшуюся рифму, да и влепил ее в
текст. В одном из стихотворений встречается целый набор графоманских рифм,
таких как «забор–двор», «бака–собака», «зима–с ума» и
тому подобное.
В
заключение отмечу, что хотя книга местами неровна, читать ее, тем не менее,
приятно и интересно. Притом читать медленно, как этого и требует от нас автор,
редко называющий себя поэтом.