Повесть
Опубликовано в журнале Волга, номер 5, 2015
Инна Халяпина родилась в Киеве. Окончила Ленинградский институт киноинженеров. Работала на Киевской киностудии художественных фильмов имени Александра Довженко. После развала Советского Союза уехала в Германию, где долгое время была редактором и ведущей русского радио «Акцент» – одного из первых русскоговорящих радио в Германии. Публиковалась в журналах «Крещатик», «Новый берег». В «Волге» опубликована повесть «Райская яблоня» (2014, №7–8).
Письма она писала неровным почерком. Размашистые буквы разной высоты и наклона кое-как строились в заваленные вниз слова, что вполне соответствовало её характеру и содержанию написанного. Почти всегда это были недорассказанные истории, рваные недодуманные мысли, отвлеченные комментарии.
Я отвечала на каждое её письмо, я дорассказывала её истории и додумывала мысли, и даже дополняла комментарии. Сложнее становилось, когда Зося начинала философствовать. Если бы к этой философии приделать хоть какую-то логику, то можно было бы увязать её с историями, даже недорассказанными. Но Зосю уводило слишком далеко, она брала глубокомысленный разгон, потом терялась и обрывала письмо на полуслове. И было ощущение внезапного падения в пропасть. Точно так обрывались мои остросюжетные сны и изнуряющие бессонницы. Зося тоже жаловалась на бессонницу. В общем, здесь имеет место клинический случай.
Мы часто разлучались, но обстоятельства снова возвращали нас друг другу. Порой мы сильно и навсегда ссорились, но я никогда не теряла надежды, что однажды зазвонит телефон и я услышу её голос или получу от неё письмо. Так и случалось. И независимо от взаимных обид и длительности разлук мы не теряли друг друга из виду. И сама судьба не давала нам расстаться, и мы с удовольствием принимали эту особенность нашей жизни, и всякий раз встречались, как будто последний раз виделись час тому назад.
Для того чтобы понять, почему так происходило, надо рассказывать всё с начала, не нарушая очередности событий. И неплохо бы дать им порядковые номера.
1.
«Пока не увидишь дно тарелки, из-за стола не выйдешь!»
Я знаю, что на дне тарелки я увижу серенькую птичку с желтым клювиком. Но я не хочу её видеть, она мне надоела. Она итог моих мучений над овощным супом, манной кашей и вермишелью. Я хочу во двор, несмотря на трескучий мороз и перспективу заболеть ангиной. Но пока я не увижу птичку, эта перспектива мне не светит. Зосю никто не заставляет есть. На неё вообще не обращают внимания. Какая она счастливая! Она уже давно гуляет, она всегда во дворе. Мама говорит – слоняется, как беспризорная. Но сама она Зосю любит и жалеет, и видит в ней личность, которая себя ещё покажет.
Я ерзаю на стуле и смотрю то на часы, то в окно. Суп это не котлета, её за батарею не запихнешь. Кстати, когда мама обнаружит склад этих котлет, уже засохших, разразится огромный скандал, ведь они числятся за мной как съеденные.
«Не цеди, ешь всё подряд!» – у мамы скверное настроение, я слышала, как она говорила, что у неё сегодня были трудные пациенты. Я не знаю, кто такие пациенты, но это слово мне не нравится.
Наконец я добралась до птички! Пропади она пропадом.
На улице десять градусов мороза, и меня так закутали, что легче не двигаться. Моя шуба, купленная на вырост, достает до земли и подпоясана широким ремешком. Я похожа на сторожа. У Зоси нет шубы, её пальто перешито из дедушкиной шинели, а валенки такие огромные, что в них ещё кто-нибудь может поместиться. Наверное, тоже дедушкины. Зося держит во рту грязную сосульку и дает мне попробовать. Такая вкуснятина!
Зося живет напротив нашего дома в заводском общежитии. Вот где жизнь! Никогда не скучно. Мама меня туда очень редко пускает, боится, что я попаду в плохую компанию. Напрасно волнуется, меня в неё и не примут. Предводитель плохой компании Валерка – Зосин брат. Он большой, ему тринадцать лет, и он уже курит. Денег у него нет, и я видела, как осенью он курил каштановый лист. Из сочувствия и чтобы втереться к Валерке в доверие, я собрала для него окурки и сложила их в консервную банку. Я думала, он обрадуется, а он воспринял это как удар по самолюбию (скажите пожалуйста) и изо всех сил меня толкнул, и я упала в снег. А Зося подпрыгнула и плюнула Валерке в глаз. Вот что значит настоящая подруга.
2.
Здесь необходимо пояснение. Валерка часто вел себя неадекватно. Сказывались конфликтные гены, перемешанные в равной пропорции. В данном случае взыграла бандитская кровь, полученная от дедушки, революционного матроса, а обида за окурки проявилась по вине бабушки, польской аристократки и гордячки.
Историю рассказывали так.
Ваня Оглоблин (как вам пролетарская фамилия?) встретил Ядвигу Шиманскую в Петрограде на литературном вечере. Вопрос о том, что там делала Ядвига, ни у кого не возникал. А вот что там делал Ванька с его начальным образованием, не ясно по сей день. Вполне может быть, что он отлавливал контру в местах большого скопления чуждых революции элементов. Но когда Ваня в толпе студентов, футуристов и прочих объедков буржуазии увидел тоненькую девушку с воздушными локонами и лазурными глазами, он забыл о своем пролетарском происхождении и готов был даже наплевать на борьбу с контрреволюцией и на революцию вообще. И попер, как бронепоезд. Благо у Ядвиги при её прозрачности не было сил сопротивляться. Голод стоял ужасающий – большевики связали страну в мертвый узел. И Ваня, произведя несложные подсчеты, сообразил, что с его усиленным пайком шансы не так уж безнадежны.
Свадьбу сыграли быстро и по-революционному, несмотря на то что Ядвига настаивала на венчании. Но тут под удар ставилась карьера жениха, а вместе с ней и продуктовые привилегии. Ядвига горестно задумалась и рассудила, что будущий муж с его прытью может дослужиться до адмирала, и потому решила ему не мешать и обойтись без бога. Но Иван не успел получить столь высокий чин, он погиб в Кронштадте в самом начале войны.
Не трудно догадаться, что речь идет не только о Валеркиных, но и о Зосиных дедушке и бабушке.
Пошел медленный снег, и Зося придумала игру – открыть пошире рот и ловить им снежные хлопья. Зося старше меня на целый год. В таком возрасте это немалая фора, которой она с удовольствием пользуется, чтобы передать мне свой богатый жизненный опыт и могучий словарный запас. Она мне объяснила, почему Неля из пятнадцатой квартиры стала такой толстой и похожа теперь на корову, заляпанную коричневыми пятнами. Это потому, что у неё в животе сидит ребеночек, который скоро родится. Неля на сносях. Какой ужас! Никогда не буду на сносях, раз это такое уродство. Забегу вперед, на сносях я ходила дважды и была собой очень довольна, меня это красило, и все говорили – чистая мадонна. Но к этому вопросу я ещё вернусь.
Впервые от Зоси я узнала, что такое таранка, и даже её попробовала. Но маме сказать не решилась, я предположила, что к числу здоровых продуктов она не относится. У Зоси дома едят всё подряди никто ни за кем не следит, и при её родителях можно делать всё то же самое, что и без них, тем более что они почти всегда отсутствуют. Они работают по сменам и совсем запустили детей, а Валерка кончит жизнь под забором или в тюрьме. Такой приговор ему влепили соседи. Они у нас добрые.
Зося мне сообщила печальную новость – она скоро переезжает, потому что им дают квартиру в новостройках. Не хочу жить без Зоси! Во дворе тогда, кроме Церберки, не останется ни одной живой души. Церберка это дворняга, приквартированная к общежитию, где у неё есть укромный угол с ковриком и миской. И за этот коммунальный рай она такая благодарная, что охраняет вверенное ей помещение с преувеличенной показухой. Её и провоцировать не надо, брешет просто так. Выслуживается. Церберка этим летом ощенилась. Но я не заметила, чтобы она ходила на сносях, она не была ни толстой, ни похожей на корову.
Мы с Зосей уселись в сугроб, и мне под рейтузы зашел снег. Но я не встану, пока Зося сидит рядом. К тому же она начала рассказывать о своей бабушке Ядвиге, которая прикована к инвалидной коляске и каждый день просит себе смерти. За бабушкой смотрит её сестра, малосимпатичная особа и старая дева. Её в семье не любят и называют хрычовкой. Она до революции работала классной дамой. Как это понимать? Этот вопрос не дает Зосе покоя. Что это за работа? У них в общежитии живет одна классная девчонка, в которую влюблен Валерка. Но ведь это же не работа. А еще бабушка со своей сестрой любят вспоминать о красивой жизни до революции. Они говорят, что даже зимой выходили на улицу в замшевых туфлях на каблуках – так было чисто! И всё потому, что дворники ловили снежинки прямо на лету. Интересно, как они это делали? Так же, как и мы? Ртом?
Наши размышления прервались, так как к первому подъезду подтянулись люди. И кто-то вынес две табуретки. Зося сказала, что сейчас начнутся похороны, а на эти табуретки поставят гроб с покойником. Вот повезло! Когда ещё такое увидишь? Но в этот момент мама позвала меня домой. Всегда из-за неё я пропускаю самое интересное. И я заплакала, а Зося сунула мне в карман помятую конфету и поцеловала сопливым носом, и внутри стало тепло и не так обидно.
3.
В детском саду скарлатина и вши, поэтому мама меня временно оттуда забрала и отвезла к бабушке. А Зосю деть некуда, и её для профилактики налысо обрили, а для укрепления организма стали давать рыбий жир. У бабушки я круглосуточно ревела, а точнее сказать, выла, аж опухла. Тосковала по дому и по Зосе. И бабушка сказала маме: «Забирай её, нечего издеваться над ребенком!» Домой мы ехали на такси, и мама пообещала, что вечером я смогу пригласить Зосю к нам на чай. Жизнь опять прекрасна!
Зося долго толклась в прихожей и зашла в комнату боком, умытая и принаряженная, немного стесняясь своей бритой головы. На вытянутых руках она несла банку клубничного варенья – это гостинец. У Зоси по причине отсутствия волос обнаружились уши, похожие на розовые лепестки, и тощая шейка, такая слабая, что, казалось, голова на ней держится ненадежно, как у младенца. Мама спросила Зосю, как дела. Это для приличия, и в таких случаях положено отвечать – спасибо, хорошо. Но Зося этого не понимает, раз её спросили, значит надо докладывать о делах.
В детском саду воспитательница и нянечка каждый день ругаются и бьют друг другу морды. Зося пересказала в точности, какими выражениями они обмениваются, причем неприличные слова она повторила несколько раз. Мама хотела сделать Зосе замечание, но передумала и стала хохотать вместе с нами. Дальше речь пошла о Валерке, который окончательно отбился от рук. Он собирается бросить школу и идти служить на флот. По стопам дедушки. Но Зося подозревает, что это только предлог, а на самом деле он мечтает увидеть мир и переиметь дело со всеми портовыми девками. Мама предложила сменить тему, и Зося поняла, что сморозила лишнего и надо наконец поговорить о серьезном, и продолжала. Её родители, наверное, скоро разведутся, потому что у папы появилась зазноба. Прямо на работе. И теперь папу исключили из победителей социалистического соревнования и шьют аморалку. А мама перегородилась от папы шкафом, и теперь в комнате стало намного уютней. Давно бы так.
Этой осенью Зосе идти в школу, а она совершенно не подготовлена. Мама говорит – отстающий ребенок. Готовить её к школе взялся Валерка, но не бесплатно, за каждый урок мама платит ему двадцать копеек. И это родной брат! Но дело пошло быстро, потому что Зося способная. Она уже умеет читать по слогам и писать простые слова. Она может показать, если хотите. Мама рискнула и принесла бумагу и карандаш. И Зося вывела огромными печатными буквами три слова: «сука», «харя», «жопа». Мама схватилась за голову, и мы пошли пить чай.
Зося уехала из нашего двора в конце зимы. И я сразу заболела скарлатиной в тяжелой форме. Детский врач Ася Борисовна всплеснула руками – хоть тащи сюда студентов и показывай, какой должна быть скарлатина! Болела я долго, а когда первый раз вышла из дому, снег уже растаял. Церберка деловито шуровала по двору, грызла ветки, рыла подкоп под забором, загнала на дерево рыжего кота. Верховодила и хозяйничала. А потом напилась из лужи и шумно зачесалась. У неё, наверное, блохи.
На лавочке развалился пьяница Гаврилыч. Он, как всегда, орал в никуда, обнародовал свою гражданскую позицию: «Урки краснозадые! Засрали страну от Москвы до самых до окраин! Убивцы! Ну, ничего, дождетесь, придет ваш конец!» Церберка пьяных терпеть не может и облаивает их особенно рьяно, но для Гаврилыча делает исключение. Возможно, она разделяет его взгляды.
Показалась Неля. Она торжественно катила впереди себя синюю коляску. Прохаживалась взад и вперед, производила впечатление. Но живот у неё все равно остался большим. Может, там забыли ещё одного ребенка?
Две соседки заняли наблюдательную позицию и перемывали Неле кости – дескать, всё лето просидела на скамейке в Парке культуры и отдыха и стреляла своими бесстыжими глазами. Дострелялась. Я рассказала об этом маме. И мама отреагировала вопросом: «Когда они уже заткнутся?»
4.
Какое сейчас время года? Календарное? И совпадает ли оно с погодой? И какая разница, если дни плетутся и тянутся, как манная каша. Если дождит, туманит, ветрит и листопадит, а потом снежит и лихорадит. И всё это без Зоси, и потому не интересно.
Какой там год в календаре? Школьный? Вот я уже и ученица. Форма немного колется, но она мне идет (наблюдение учительницы). Новые туфли жмут, но они разносятся (мама сказала). Портфель светло-коричневый оттягивает руку, но своя ноша не тяжела (бабушкино выражение). Первый класс, второй класс, третий… А ведь время не так и лениво.
Классная руководительница объявила: «Завтра первого урока не будет, встречаем вьетнамских детей! Поезд приходит в шесть утра, на вокзале быть на полчаса раньше. Всем понятно? Форма одежды парадная – белый верх, темный низ. Тебе, Одинцова, говорю персонально, и чтобы без выкрутасов». Не забыла-таки, как я в последний раз выбилась из общей гармонии своим нестандартным видом. А что было делать, если белый верх я спалила утюгом, а на темный низ меня вырвало овсянкой. И бабушка дала маме дельный совет: «Хватить пичкать ребенка всякими размазнями, дай ей уже соленый огурец!»Бабушка мудрая.
Я попросила маму разбудить меня в пять утра – вьетнамские дети как-никак.
«Что, что? В пять утра ты выйдешь одна на улицу?! Да в это время всех алкашей из вытрезвителей выпускают. И даже страшно себе вообразить, что может случиться!» По вообразить, что может случиться, мы чемпионы. В результате на вокзал прибыли все, даже заспанные первоклашки. Меня одной не было. По-видимому, мысль о вытрезвителе пришла в голову только моей маме.
В классе против меня все ополчились, как против врага. Вместо того чтобы крепить интернациональную дружбу, я отсыпалась в теплой постели, а другие за меня отдувались. Староста Зинка Шичкова объявила, что мое поведение будет рассматриваться на совете дружины и чтобы я готовилась к худшему. Общее негодование подогревала завуч Ираида Илларионовна. Она подгребла ко мне на перемене с прижатой к пузу стопкой тетрадей. Лиловые губки скособочила, брови драматично вздернула и надо мной нависла. Тревожно блеснул кулон, похожий на милицейскую мигалку. Он отвлекал мое внимание. «Мне очень жаль, Одинцова, но придется сообщить твоим родителям на производство!»
Я вжалась в стенку и с трудом подавила смех. Производством моей мамы является венерологический диспансер, в котором она работает заместителем главного врача. Интересно, как в таком веселом заведении отреагируют на письмо из школы, если его вообще не потеряют. О производстве моего второго родителя я не имею ни малейшего понятия. Мама определила ему место на Колыме. Таким безобидным образом она реализует то, что не сказала и не сделала десять лет тому назад.
5.
Домой я шла без всякого настроения и перебирала в уме, что я могла бы ответить Ираиде Илларионовне и Зинке Шичковой. Но не ответила. Я, как мама, реагирую запоздало.
Была бы сейчас рядом моя защитница Зося, я бы тогда на них посмотрела. Я бы тогда плевать на них хотела. Я и так на них плюю.
Как давно мы не виделись с Зосей… Если я в шестом классе, значит она уже в седьмом. Последний раз (года три уже прошло) наши мамы договорились, и Валерка привез Зосю к нам в гости, а сам пошел куда-то шляться.
Мама дала нам на растерзание огромный чемодан с дореволюционными вещами. Мы его когда открыли, то просто обомлели от счастья – как раз то, что нужно для игры во взрослых. Наряжались по очереди, и всё пошло в ход: лисья горжетка с мордочкой и лапками, кружевные панталоны, муфта на витом шнуре, нижние юбки, шелковый халат в журавлях, шляпка с рваной вуалью и бархатное платье с букетиком на плече. Мама сказала, что это флердоранж. Какое волшебное название, и где растут такие цветы? В какой стране? В каком саду? Нет ответа. И мама почему-то загрустила.
А потом мы пошли все вместе в зоопарк, и ели мороженое, и долго-долго разговаривали. Зося так интересно рассказывает истории из жизни. Я бы их каждый день слушала, но у Зоси нет телефона. Поэтому в зоопарке мы пообещали, что будем писать друг другу письма, и пишем, и я вижу, как у Зоси меняется почерк и взрослеют мысли. И ещё подумалось о том, что в школе меня все называют по фамилии, как будто у меня нет имени. А имя мое мне очень нравится – Аделина. Аделина Одинцова, правда, звучит? Мама называет меня Адюша, и Зося так называла. Повезло, что в моем имени нет буквы «р», ведь я сильно картавлю, и логопед постановил категорично: «Случай безнадежный, сколько не прижимай язык к нёбу, толку не будет никакого». Зося не верит в безнадежные случаи, а логопеда назвала идиотом и сказала мне: «Вот посмотришь!» Что посмотрю? Когда посмотрю?
Снова забегаю вперед. Однажды просыпаюсь (в воскресенье дело было) и говорю маме: «Доброе утро». А она вдруг уронила кастрюлю с термобигуди и приказала: «Повтори!» Я повторила. Мама набросилась на телефон и начала всем подряд звонить: «Адюша больше не картавит!» Верь после этого логопедам.
Дома я решила обед не разогревать. Вытащила из супа холодное мясо, на куски его порезала и подумала – может, Церберке отнести? А то у неё опять щенки. И в это время я услышала стук по батарее. Наверное, это снизу. Стук повторился, но уже совсем тихо, почти неслышно. Я спустилась на первый этаж и припала ухом к двери. Да, точно – это стучит старик Авдеев, он больной и одинокий. Когда-то он долго лежал в больнице, и мы с мамой его навещали.
Стук повторился. Что же делать? Хоть бы одна зараза вышла помочь, ведь все же слышат. И тогда я приняла решение – в милицию звонить не буду, ещё чего! Зося когда-то предупреждала, что с лягавыми лучше не связываться. Я побежала на четвертый этаж к Эдику-Отмычке. Он уголовник и сидел за кражу со взломом. Соседи говорят, что он представляет опасность для окружающих. Зато взломать дверь у Авдеева для него раз плюнуть. Эдик, к счастью, оказался дома и сколотил морду ящиком, мол, недоволен, что его побеспокоили. Чего это вдруг? Но в душе обрадовался своей востребованности и возможности провести мастер-класс в благородных целях. Дверь открыл за секунду. Любо-дорого смотреть.
Авдеев лежал на полу возле батареи, сил стучать у него больше не было. Скорая помощь приехала быстро, и злющая врачиха заявила, что ещё десять минут – и Авдеев сыграл бы в ящик. Врачи позволяют себе вульгарный тон. А Эдик небрежно обозвал меня тимуровкой и пообещал, что «ежели чего опять понадобится, то он завсегда». Понадобится, понадобится, будем брать сберегательную кассу.
Мама пришла домой поздно, была уставшая, но веселая. Пришлось испортить ей настроение. Ираида Илларионовна вызывает её в школу для серьезного разговора. А староста класса Зинка Шичкова обещает устроить мне исключение из пионеров.
Маму эти новости сбили с толку. Она совершенно забыла о вьетнамских детях, о вытрезвителе и об особенностях советской школы. А вспомнила и разошлась: «Раз Зинка староста, значит она крупная дрянь! Старостой хороший человек быть не может. Ты же учишь историю, вот и подумай. Это во-первых. Но только не ляпни это в школе! А во-вторых, с Ираидой Илларионовной невозможно разговаривать. Когда я видела её в последний раз, у неё на шее болтался кулон, похожий на милицейскую мигалку, и кроме него я уже ничего не видела и не слышала. Я не могла оторвать глаз от этой мигалки».
Как вам схожесть наблюдений? Ведь не договаривались же. И я рассказала маме об Авдееве. Она так восхищалась Эдиком! Она его с детства знает и с тех пор ещё разглядела в нем уникальный талант: «Да, да, Адюша, не удивляйся, это талант – разогнутой скрепкой открыть любую дверь». А потом мама задумалась и сделала вывод – похоже на то, что из меня что-то получится, потому что значительно важнее помочь кому-нибудь конкретно, чем протянуть символическую руку помощи вьетнамским детям. А в школу она пойдет. Обязательно пойдет!
Ираиде Илларионовне я не завидую, это будут не лучшие минуты её жизни.
6.
Мама в школу сходила, и вьетнамская история была спущена на тормозах. Зинка Шичкова осталась при своем интересе и затаилась до следующего раза. Но следующего раза я уже не боюсь, потому что привалило огромное счастье – мы с Зосей будем учиться в одном классе!
А получилось вот что. Зосины родители все-таки разошлись, так как папина зазноба настойчиво за него боролась, костьми ложилась. Недаром её зовут Гертруда – герой труда. А Зосина мама не боролась совсем, потому что слишком много чести. Родители разменяли квартиру. И теперь Зося опять живет напротив, только через дорогу. Мало того, она ведь старше меня, но пропустила один учебный год по причине осложнения после гриппа. Вот и попала ко мне в класс. Мы решили это отпраздновать, и я ей сегодня позвоню, потому что в новой квартире у неё есть телефон.
К слову, о телефоне. Когда мама не хочет, чтобы я слышала, о чем она говорит, то берет телефон в спальню и закрывает за собой дверь. Почти все её разговоры связаны с работой, и мама ограждает меня от изнанки жизни. Такая наивная. Неужели она думает, что я ничего не знаю? Ведь я давно перечитала все книги, которые она прячет от меня в самых немыслимых местах. Кстати, треп старшеклассниц в туалете в сто раз неприличней этих книг. Некоторые из них я показывала Зосе, и она тоже ничего нового для себя не открыла. Но это понятно, Зося прошла жизненную школу общаги и Валеркины университеты.
Валерка все-таки ушел служить на флот. Настырный он. Недавно приезжал на побывку. Настоящий морской волк и разбиватель женских сердец. Щеголяет специфическими мореходными выражениями и проявляет элегантную небрежность к выправке. Откуда только все взялось? И напустил на себя многозначительный вид, намекает на секретность службы, и потому не задавайте ему лишних вопросов.
А бабушка Ядвига умерла. Зося расстегнула верхнюю пуговицу и показала мне овальный медальон. Глаз не оторвать! Это наследство от бабушки. Единственное, что осталось. Только это секрет, нельзя никому рассказывать, что она его носит, потому что на обратной стороне у него гравировка – вензель института благородных девиц. Неправильно поймут. Или ещё хуже – правильно поймут. И вообще нам не разрешают в школе ничего подобного иметь, даже скромного колечка. Я вспомнила о кулоне Ираиды Илларионовны. Нашла, что с чем сравнивать, – милицейскую мигалку с институтом благородных девиц.
7.
Перевернули страницу календаря, а потом другую. Сменили календарь, а потом другой. Глядишь – уже переходим в десятый класс. Последние летние каникулы, и надо всерьез задуматься о будущем. «Зося, куда ты будешь поступать?» «В союз меча и орала!»
Зосина самоирония бывает неуместной. Она халтурно относится к своему таланту. Ведь у неё прорезались вокальные способности, которые необходимо развивать с профессиональными педагогами. Вместо этого она уже три года посещает самодеятельный хор в клубе камвольной фабрики. Зачем? «Ой, ты знаешь, там такие тетеньки забавные!» Это оправдание?
На каникулы Зосю отравили к родственникам в Псков. Лучше бы эти родственники сидели тихо и не проявлялись, потому что поездка к ним перевернула Зосину жизнь.
Шла Зося по набережной реки и любовалась видом на Троицкий монастырь, и гордо ловила на себе изучающие взгляды провинциальных барышень, которые прохаживались по трое, по четверо, по пятеро, и больше – целыми выводками. Прохаживались и парни. А иначе какой интерес? Ни тебе интриги, ни куражу. Гуляния в древних русских городах проходят массово и обстоятельно.
Присела Зося на скамеечку без всякой задней мысли на возможные подсаживания и ухаживания. Не надо нам этого. И потому она по сторонам не смотрела, изобразила неприступность на лице, а взгляд остановила на божьей коровке, которой приспичило перебраться с сумочки на платье. Вдруг она почувствовала, что на неё упала тень, даже прохладней стало. Пришлось поднять глаза. Почему так много тени от такого стройного тела? Но на этом вопросе мы останавливаться не будем и не будем останавливаться вообще, потому что дальше всё пошло со скоростью реактивной.
Алеша Никольский был выпускником Псковской духовной семинарии. Представили интеллектуальный уровень? И это в сочетании с Зосиным юмором и нестандартным мышлением. Им было о чем поговорить. И, несмотря на молодость и томление тел, это оказалось важнее всего. Оба они были скоры на решения и пожениться решили уже на третий день знакомства, причем незамедлительно. И, конечно, венчаться. Мечты бабушки Ядвиги осуществлялись через поколение.
Ой, что тут началось! Все были в оппозиции. Даже я. Я разорялась громче всех: «Что ты с собой делаешь! Окончи хотя бы школу! Подумай о последствиях! О своем таланте! Ты хочешь зарыть его в землю? А Валерка? Сестра попадья, а он на секретной работе. Его попрут ежемоментно». Кто там кого слушал…
Мы поссорились с Зосей впервые и надолго. Она уехала венчаться, а я заболела. И даже опоздала к началу учебного года. Когда пришла в школу, Зосю уже исключили отовсюду – из школы, из комсомола и даже из хора камвольной фабрики. А Зинка Шичкова назначила день экстренного собрания класса с целью анализа этого ЧП. А мне пригрозила, что если я не явлюсь, то она доложит в весомую организацию. Я, между прочим, и не собираюсь прятаться. Зося всё равно моя подруга на всю жизнь, что бы они ни говорили на своем собрании. И оправдываться там я не буду.
Собрание проходило в классе после уроков, все были равнодушные и уставшие, кроме Зинки, которая держала перед глазами листок с заготовленной речью, чтобы не сбиться: «Одинцова! Ты её лучшая подруга. Не может быть, чтобы ты раньше ничего не знала. Как комсомолка ты должна была сигнализировать директору школы с целью принятия превентивных мер. И может быть, тогда на наш класс не легло бы позорное пятно».
Я набрала побольше воздуха: «Слушай, Зинка! Ты бы порадовалась, что на тебя хоть что-то легло. Что ты всё время возле учительской отираешься? На медаль со своими куриными мозгами ты всё равно не наябедничаешь. А что касается Зоси, то она старше нас всех на целый год и поэтому по конституции имеет право выйти замуж. Ты имеешь что-то против советской конституции? Чтоб тебе пусто было! Или ты имеешь что-то против любви? Конечно, имеешь. Какие твои шансы с такой задницей и прыщами – четырнадцать штук, я на уроке математики специально считала». Не люблю переходить на физиологические подробности, но меня к этому вынудили. И пусть теперь Зинка жалуется Ираиде Илларионовне, а та сообщает моим родителям на производство.
Мама сходила в школу. Так совпало, что сынок Ираиды Илларионовны, разборчивостью в связях не отличавшийся, нуждался в медицинской помощи, деликатной и анонимной. Сподручней и надежней моей мамы в таких случаях не было никого. Дело спустили на тормозах.
8.
Осень выдалась затяжная, но не дождливая. Забросала двор листьями, задула горькими пахучими ветрами. Церберка умерла. Гаврилыч нашел её на пустыре за общежитием. Он её и похоронил под кривой акацией. Холмик из листьев насыпал, а потом сел рядом и затянул высокохудожественную песню о том, что сентябрь пришел, как желтый всадник, в студеный день погожий, а желтокрылые листья, как птицы, кружатся в ветреном пространстве. Мелодию, правда, он переврал ещё хуже, чем текст. Но как вам Гаврилыч? Даже соседи онемели.
Зима пришла на следующий день после Церберкиных похорон. Я в окно глянула, а во двор уже белый всадник пришел. И навалил столько снега, как будто хотел накрыть с головой все заборы, дома и даже телевышку. Вот и хорошо, зальют каток, и каждое воскресенье я буду кататься на коньках. Зачем я занималась фигурным катанием? Совсем не для рекордов, а для того, чтобы быть примадонной на катке в городском парке. Чтобы девчонки зеленели от зависти, а мальчишки укладывались штабелями прямо на лед. Я этого добилась. Жестокая я. А в седьмом классе я пыталась подбить на это дело Зосю. Но она сказала, что две примадонны на одном катке не уживутся. Отшутилась. Но на самом деле купить фигурные коньки для её мамы было неподъемно. Зосенька, миленькая! Я скучаю по тебе!
Сейчас только понимаю, что у Зоси всё было хуже, чем у других. Летом – сандалии за три рубля и ни на копейку дороже, осенью – растоптанные ботинки, из которых вырос Валерка, а зимой – безразмерные валенки. А платья ей перешивали из того, что первым попадалось под руку. Но ей никогда не приходило в голову жаловаться или обвинять своих родителей в бедности и непутевости, а тем более кому-то завидовать. Зося жила вне этого, она умела приподняться над ситуацией и никогда ничего не просила и даже не любила, когда ей что-нибудь дарили. Подозревала в этом сострадание. Зато сама при всей своей нищете умудрялась делать мне небольшие подарки. Конечно, как каждой девочке, ей тоже хотелось иметь хорошие вещи, но только однажды она призналась мне, что всегда мечтала о красных туфельках.
Сегодня я не пошла на каток. Мама сказала, что хватит валять дурака, надо готовиться к выпускным экзаменам. Не успеешь оглянуться – и весна. И я оглянулась, и посмотрела в календарь – 10 апреля, Зосин день рождения. И в этот день от неё пришло письмо.
Они с Алешей живут в …овске, впереди можно подставлять что угодно, таких дыр в российской глубинке до фига. Так вот, в …овске Алеша получил приход. А Зося учится в вечерней школе, чтобы иметь аттестат о среднем образовании. Днем она занимается с детьми в местном клубе, ведет хор и танцы. И сама поет в церковном хоре. Но по секрету и только мне – в бога она не верит. Алеша ни в коем случае не должен об этом знать.
Писала она и о Валерке. Он швартуется где-то в северных морях, чуть ли не у берегов Гренландии, но это не точно, потому что он путает следы ввиду особой секретности своей работы. Вот так! А соседи прочили ему кончину под забором.
Зосино письмо я прижимала к себе и даже нюхала. Мне казалось, что оно пахнет сливочными ирисками. Именно так пахнут её золотые волосы.
9.
Что такое май? Это почти летняя жара. Это прохладная сирень, нежные пионы и школьные экзамены. Вы знаете, как пахнут пионы? Этот запах не могут повторить ни одни духи.
Я буду поступать в автодорожный институт. К чему мне автомобили и дороги, если я люблю вокзалы и поезда? Но в нашей семье логика всегда отсутствовала, и потому нечего нарушать традицию.
В институт я поступила. И перед началом семестра всех новеньких студентов отправили в подшефный колхоз в деревню с антисанитарным названием Грязнуха. Я внимательно и предвзято прошлась взглядом по нашей группе и констатировала, что лиц противоположного пола в ней большинство. И даже вполне ничего, хорошие жеребцы подобрались. Не в моем характере так себя позиционировать и такие мысли в голове держать, я девушка в этом смысле спокойная. Но меня вдруг обуяло любопытство и захотелось на практике опробовать прочтенное и законспектированное.
Сережа Д. понравился больше других, им я и занялась, и оказался он далеко не крепким орешком, а даже наоборот, совсем ручным, сдался без борьбы. Дело было в деревне, и стог сена подвернулся к месту и ко времени. Ну что могу сказать. Чтобы из-за этого разгорались войны и происходили дворцовые перевороты – этого я не понимаю. Сережа поглядывал на меня убитым взглядом, бедолага. Может, он решил, что должен теперь на мне жениться? Боже упаси! Мне такое даже в страшном сне бы не приснилось. Так я ему и сказала, когда он попытался повторить практический урок и таким образом укрепить свои позиции.
С Сережей Д. мы остались в хороших отношениях.
В календарь посмотреть? Или и так понятно, какое время года? Институт давно окончен. Замужем побывала дважды, причем оба раза удачно. Родила двоих прекрасных пацанов. Звать Жора и Гера – шкодные и смешные. Такие рожи, что хоть в кино их снимай. Работаю и неплохо зарабатываю. Есть поклонники с манерами и тугими кошельками. Чем не везение?
От Зоси давно не было вестей, знаю только, что они с Алешей много раз переезжали из одного …овска в другой. И вот однажды она ко мне заявилась, на ночь глядя. Лицо обветренное, в руках ведерко клюквы и корзинка лесных орехов. Адюша! Зосенька! Я оставила её ночевать. Столько разговоров накопилось, что всё равно не спали. Зося теперь надолго. От Алеши она ушла. «Ушла и всё! И не спрашивай меня ни о чем! Скажу одно, в прошлом году родила мертвого ребенка, девочку, и поняла – это знак! Всё! Закрыли тему!»
Рассказывала она и про Валерку. Он вышел на гражданскую службу и женился на ярко выраженной блондинке с водевильными манерами. Теперь они наживают совместное имущество. Водевильщица продыху Валерке не дает. Только он на балкон покурить выйдет, а она шасть за ним и тянет назад, делом заниматься, имущество наживать.
«Ну а ты как? Как было в Индии?»
О своих мужьях я так небрежно и вскользь упомянула, а ведь это несправедливо, они все-таки отцы моих сыновей и вполне заслуживают большего к себе внимания. Первый брак был эпизодичным и скорым на логический конец. Мой первый муж Влад задавал дурацкие вопросы и вечно искал свои штаны. Дошло до того, что на вопрос – где мои штаны? – я начинала вздрагивать. Когда он в очередной раз меня об этом спросил, я собрала все его штаны и выставила за дверь вместе с этими штанами.
Мой второй муж Алик вопросов никогда не задавал, он сам всё знал и сам всё решал. Я даже имя нашему общему сыну не могла дать по своему вкусу и усмотрению. Диктаторские замашки были не единственным его недостатком. С ним мы три года прожили в Индии. Он там что-то строил, а я с детьми томилась взаперти. Представьте загороженную территорию, не тюрьма, конечно, но одной выходить не рекомендовалось. Это со стороны кажется – заграница, а одних прививок пришлось сделать такое количество, что все мы потом плохо себя чувствовали. Придешь из города – вещи с себя сбрасывай прямо на пороге – и сразу в стирку. Однажды снимаю блузку, а на рукаве сидит не то ящерица, не то стрекоза. А дети! За ними глаз да глаз, не дай бог, возьмут в рот какую-нибудь дрянь. Все три года в напряжении и бдении, как на вахте. Да ещё и словом не с кем было обмолвиться. Муж с утра до вечера на работе, а между женами наших специалистов происходили дрязги, они делились на группировки и сживали друг друга со свету. Я держала нейтралитет. Плохо, что об Индии только такие воспоминания. Все-таки страна чудес.
Вернулись, навезли барахла, денег заработали, и нас стали приглашать в модные дома, для фактуры, потому что мы нестандартно выглядели и имели интересное прошлое. Мы выполняли роль свадебного генерала. А раньше нас никто не приглашал. И потому цену новым друзьям я хорошо знаю. Другое дело Зося. «Чем собираешься заниматься, подруга?»
Я не рассчитывала получить серьезный ответ. И Зося обозначила план действий: «Надену юбку покороче и сапоги повыше и стану классной дамой! А что ты думала? Что я в оперу петь пойду?»
10.
Жора и Гера уже ходят в школу. У них начался новый учебный год. Да, да, опять сентябрь в календаре. И на город обрушились особенные дожди – с надрывом. Закосили так надолго, что того гляди, размоют весь архитектурный облик, а городской транспорт сольют в водоемы.
Подхожу к зеркалу и вижу у себя седой волос. Но разве это сенсация по сравнению с тем, что рухнула советская власть. Кто мог в это поверить? Кроме Гаврилыча, никто. Кстати, он до сих пор жив.
В стране начался страшный бардак. Улицы утюжат бритые под ноль братки во всем черном и с одинаковыми неподвижными мордами. Их невозможно друг от друга отличить. Они так вырядились в маскировочных целях, чтобы правоохранительные органы не могли их идентифицировать. На них бы наручники надеть, а они взяли и переоделись в малиновые пиджаки, потому что совсем перестали бояться. И тогда совсем худо стало. Жрать стало нечего. То есть купить не на что. Иженеришки, вроде меня, разбежались врассыпную кто куда, кто на базар, кто в эмиграцию, кто на панель. А мне куда? Торговать не умею, для эмиграции авантюризма маловато, для панели стара. Но детей кормить и одевать как-то надо. Благо алименты от бывших ещё получаю, но они уже стонут.
Мама смотрит телевизор и не понимает, что происходит. Не понимает, почему пенсии хватает только на неделю, а все её сбережения превратились в три трамвайных билета. Ведь она копила на похороны. Не понимает, как это коммунисты-номенклатурщики ухитрились так быстро прекраситься в капиталистов, и как раньше не бедствовали, так и теперь как ни в чем не бывало сидят на своих же местах. Мама предполагала справедливую рокировку – места коммунистов должны занять потомки тех, кто бежал из страны после октябрьского переворота. Но окончательно её добили представители творческой интеллигенции типа кобзонов-михалковых и та поспешность, с которой они сменили ориентиры. И потому мама совсем растерялась и даже на улицу перестала выходить.
Звонил Сережа Д., он стал большим бизнесменом и интересовался, не нуждаюсь ли я в чем? Благородно. Может, я в нем чего-то не разглядела? «Ну что ты, Сережа! За заботу спасибо, но я в полном порядке, и дела мои идут как нельзя лучше, я ещё и тебе помочь могу»,– наврала и пожалела. Проклятая гордость.
А что Зося? Сначала устроилась в ночной ларек продавать спиртное, её предупреждали – опасно. И опасения подтвердились, после налета чудом жива осталась. Стоимость похищенного товара вычли из её зарплаты. Потом она перебралась в другой ларек – по обмену валюты. Подсунули фальшивые доллары. Ущерб вычли из зарплаты. Зося в ларьках разочаровалась и подалась в менеджеры по продаже немецких кастрюль. Однажды партия кастрюль куда-то делась, и клиенты предьявили рекламации. Убытки вычли из Зосиной зарплаты, хотя она была здесь совершенно не при чем. Кончилось тем, что Зося пошла к нашей соседке Неле продавать билеты на аттракционы.
Вы про Нелю не забыли? Вот и правильно. Она тоже пребывала в поисках бизнеса и прошлась по местам боевой славы в Парке культуры и отдыха. И приватизировала все качели-карусели, танцплощадку и даже колесо обозрения. А сторожем к этому хозяйству приставила Гаврилыча. Ей сторож не нужен, у неё всё на сигнализации, ей просто жаль старика.
Приезжал Алеша, как с креста снятый. Он живет в очередном …овске, где будет строиться новая церковь за спонсорские деньги. Иллюзий у него никаких, он понимает, что деньги отмываются. Но что делать… Просил Зосю вернуться. А она ни в какую.
Позвонил Влад. Нарвался на маму, а она возьми и спроси, кто ему теперь ищет его штаны? Влад обиделся и бросил трубку.
Жора и Гера, мои любимые сыночки, так хорошо всё понимают. Ничего не просят, даже мороженого. Я у них спрашиваю, куда бы нам пойти, чтобы не нужно было деньги тратить? А они отвечают: «В библиотеку». Обожаю их!
Влад все-таки до меня дозвонился. Чеканил слова, как молотком, и каждый удар пробивал мне сердце. Он сейчас занимается недвижимостью за границей и себе тоже квартиру в Лондоне прикупил. Вот это да! А почему не на Луне? И когда это он успел? В нем я, наверное, тоже чего-то не разглядела. Хочет забрать к себе Жору. Я затаила дыхание. А Влад продолжал ударять: «Ты не желаешь нашему сыну добра? Ты не хочешь, чтобы он учился в Кембридже? Ты понимаешь, какие перспективы могут для него открыться? Или ты хочешь, чтобы он прозябал в этой проклятой стране? В этом нищенстве и убожестве». Что это на него нашло? Ведь больше двадцати слов подряд он никогда не мог произнести.
«Влад! Хватит напрягать лексику! Ты не силен в разговорном жанре. Я подумаю, то есть Жора подумает, ему уже пятнадцать лет». И Жора подумал и сказал, что такого Лондона, чтобы без нас, ему не надо: «И это мое последнее слово! Мне уже пятнадцать лет! Я скоро стану взрослым и прокормлю вас всех». Я села и разревелась. Антракт.
11.
Какое у нас сейчас действие? И какая погода за окном? Сколько прошло зим, весен, лет и осеней? Или «осеней» не говорят?
Календарь висит на кухне. Отрывной. Между прочим, большой дефицит по теперешним временам. Все уже давно забыли, что это такое. Подходи каждое утро и отрывай по листочку. А чем ещё заниматься женщине с подорванной психикой? Можно телевизор смотреть, что я и делаю. То мексиканский сериал, то Кашпировский втирает населению коллективный гипноз. А мне лень дотянуться до пульта и переключить. Да и зачем?
Звонила Зося, она сейчас придет. Голос мне её не понравился, какой-то инкубаторский, но мне надоело всё время предвидеть плохое. Зося пришла в черном платке. Алешу убили… Он нес деньги, наличными, чтобы расплатиться со строителями. И кто-то, кого никогда не найдут, об этом, вероятно, знал. Нож всадили в спину. Алеша еще недолго жил. Рассказывали, что звал Зосю. Она поедет в …овск на похороны. И, наверное, задержится там какое-то время. Она должна убедиться, что церковь построена, раз Алеша этого хотел. И уехала. А я осталась. Я опять осталась без Зоси.
Два года она жила в …овске. За это время я похоронила маму, попала под машину, месяц валялась в больнице, чуть не вышла замуж за Сережу Д., но вовремя опомнилась. Боюсь перемен. Мне даже странно, что на меня еще есть спрос. Но тут другое – Сережа ностальгирует по несбывшемуся. В итоге он построил себе дом в деревне Грязнуха и бродит там по пустым комнатам, находя это занятие вполне романтичным.
Зося приехала неожиданно и удивила меня переменой к лучшему. Она никогда не была красавицей, но за последние два года проявилась какой-то запоздалой красотой, которая, как правило, бывает очень броской. И если раньше к ней надо было присматриваться, то теперь интерес возникал с первой секунды. Единственное, что осталось от прежней Зоси, это бледные веснушки под глазами.
Зося выпалила: «Всё!» И из одного этого слова я поняла, что мы с ней опять расстаемся. Может быть, навсегда. Она в этой стране не останется ни одного дня! «Знала бы ты, что мне пришлось пережить в …овске?! Уезжаю. И знаешь куда? В Люксембург! Подписала договор с одной фирмой (проходимцы, конечно) по вербовке дешевой рабочей силы. Представляешь, чем заниматься буду? Драить чужой дом. И, думаю, что этим не ограничится. Но мне уже всё равно, лишь бы отсюда подальше. Валерка вернулся на флот. Угадай, с какой такой радости? Открылась возможность продавать корабли. Продают целыми эскадрами. Это можно выдержать?! И где предел?»
Зосю я провожала рано утром. В аэропорту в зале ожидания я увидела большую семью и сразу поняла, что они уезжают в эмиграцию. Семья разновозрастная от старенького дедушки до грудного младенца. Не то евреи, не то армяне. А может быть, и русские. Нас с Зосей так воспитали, что мы в этом не разбираемся. И такое воспитание я считаю единственно правильным. Мне было интересно наблюдать за этими людьми. Не скажу, чтобы их лица сияли счастьем, но я им позавидовала. И не потому, что они уезжают. А потому, что одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что это семья, в которой любят друг друга. И никто из них не будет одинок.
А Зосю, кроме меня, проводить было некому. Весь её багаж состоял из двух небольших чемоданов, и все формальности она прошла очень быстро. Мы смотрели друг на друга даже тогда, когда Зося перешла таможенную черту и уже находилась в недосягаемой зоне. Пиши мне!
12.
У меня нет календаря. То есть он есть, но в мобильном телефоне, который мне купил Жора на свою первую зарплату, чтобы я выглядела современной женщиной. Теперь все только и делают, что безотрывно смотрят в свои мобильники. Вперились в них точечным взглядом, не иначе как получают шифровки из космоса. А письма теперь посылают по электронной почте. И почерк стал у всех одинаковый, то есть он просто отсутствует, необходимость в нем отпала.
За семь лет в Люксембурге Зося тоже освоила компьютер. И даже вышла замуж за Раймонда, которому сначала убирала дом, мыла посуду, стирала бельё, готовила еду. Здесь остановимся. Когда Зося сварила своему люксембуржцу обыкновенный борщ, он понял, что жизнь прошла зря. Люди в Люксембурге темные, они понятия не имеют, что такое борщ, винегрет, сырники и так далее. Раймонд ел устрицы и черепаховый суп и всегда думал, что это и есть показатель высшего жизненного стандарта. Но когда он вдобавок ко всему узнал о себестоимости борща и подсчитал, сколько он в своей жизни потратил на рестораны, с ним случился легкий шок, перешедший в тяжелый. Ему даже хотелось застрелиться. А потому что никогда не надо сравнивать, как моя бабушка, которая вечно пересчитывала на старые деньги. Это же бесперспективно.
Раймонд погрузился в мрачные раздумья и слегка приболел. Уточнил, когда у Зоси заканчивается контракт, и совсем пригорюнился. Зося сама натолкнула его на мысль о женитьбе, и он за неё ухватился. Зося держала меня в курсе своих дел, и даже выслала фотографию Раймонда. Из фотографии не было понятно, сыплется из него песок или нет, но выглядел старичок вполне куртуазно – смокинг, бабочка, трубку курит. У Раймонда есть двое детей – сын Ксавье, трудный ребенок сорока лет, имеющий нетрадиционную сексуальную ориентацию, по-нашему голубой, и дочь Катрин, трудный ребенок без возраста, имеющая нормальную сексуальную ориентацию, и даже чересчур. Большую часть жизни она проводит на Сайшелах, где развлекается с любовниками всех цветов и оттенков.
Ксавье навещает отца по субботам вместе со своим мужем (или женой) Антуаном. Они пьют кофе и ведут нудные разговоры о политике. Чашки, из которых пьет эта парочка, Зося не доверяет ни прислуге, ни посудомоечной машине. Она моет их сама в нескольких водах, а потом кипятит. Если бы она могла обдать их хлоркой, она бы это сделала. Но в Люксембурге нет хлорки. Скучно у них.
Появление Зоси, нарушившее привычный ход респектабельной жизни, доставило Ксавье и Катрин вполне объяснимое беспокойство. Но когда они её увидели, то поняли, что силы несопоставимы и катастрофа неизбежна – Раймонд перепишет завещание. Конечно, перепишет. Вы умеете варить борщ? Нет? Разговор окончен!
И все бы ничего, но вот незадача – у Зоси начались видения. И поэтому она часто и нервно мне звонит в неподходящее время. Вчера опять позвонила в пять утра, но это даже хорошо, потому что сплю я, как в дурдоме. Снится, что Церберка и соседская такса это одна та же собака, а Гаврилыч и Авдеев – один и тот же человек, а птичка сорвалась со дна тарелки и улетела в теплые края. Так что у меня тоже видения.
Ну, я и решила – раз Зося меня разбудила, то пойду пройдусь. В пять утра. Улицы пустые, гулкие, и кстати, ни одного выпущенного из вытрезвителя алкаша я не встретила. Может быть, вытрезвители приказали долго жить, как и всё остальное. У меня был сотрудник, грузин Резо, так он когда-то спросил: «Знаешь, почему в Грузии нет вытрезвителей? Потому что грузин грузина в вытрезвитель не потащит никогда!» Я даже немного оскорбилась. Значит, русский русского потащит? На этом патриотическом вопросе я столкнулась с Валеркой.
«Вот тебе на! А я как раз подумала о судьбе военно-морского флота. Ну, со мной понятно, меня твоя сестра разбудила, вот и шляюсь тут без дела. А ты чего? Да еще в такое время. И почему ты в городе? Как идет продажа кораблей? Летучего голландца ещё никому не спихнули?» Подул сильный ветер, и Валерка никак не мог прикурить. И что я такого сказала, чтобы он прослезился?
13.
Я собираюсь к Зосе. Мне надо во многом разобраться, а главное, в её видениях.
В Люксембурге Зося гуляет вдоль Карниза Европы. Есть такое место. Туда всех туристов водят. Смотришь сверху, в эту пропасть, а там внизу сизая речка протекает, и мостик через неё переброшен, и домики тесно жмутся друг к другу, черными крышами сомкнувшись. Монастырский дворик чистенький, квадратиками вымощен, хоть шахматные фигурки на него ставь, и сам монастырь, как из детского конструктора, и всё кажется макетом к сказочному кино. Хочу живьем посмотреть, потому что Зосины видения происходят именно там.
Она встретила меня в аэропорту. Короткая стрижка, мягкая сумка через плечо и… красные туфельки. Её ответ Чемберлену. Зосенька! Адюша!
Ехали в белой машине. В марках я не разбираюсь, но что-то среднее между вездеходом и ракетой. Гобеленовые пейзажи за окном поражали резными контурами и густотой красок. Я попала в непривычную географию с разновысотным рельефом и глубокими долинами, по которым разбросаны особняки, церквушки, садики и виноградники. С такой высоты все это кажется игрушечным, но отлично видно, как дорого и опрятно там живется.
На антураже Зосиного дома рассиживаться не буду. Стиль барокко меня угнетает, а в огромных помещениях я теряю ориентацию и начинаю двигаться возвратно-поступательно, как по минному полю. В гостиной на бархатных подушках лежали два мопса, как булыжники. Меня проигнорировали напрочь, даже не пошевелились. Раймонд моему приезду обрадовался или сделал вид – бонжур мадам, бонжур месье. Вот и всё. А что ещё мы можем друг другу сказать?
По-быстрому поели и гулять пошли. Сначала мы долго бродили по улицам, Зося всё норовила купить мне что-нибудь по запредельной цене, а я отбивалась. Наконец подошли к долгожданному месту. И я ахнула. Ну конечно, на фотографиях всё смотрится плоско. Здесь ощущаешь себя, наверное, так, как кошка на карнизе дома, которая наблюдает за жизнью сверху.
Зосин взгляд все время на чем-то останавливался, и я не узнавала этот взгляд. И, наконец, она заговорила: «Только не перебивай! Вчера была здесь и вижу – Эдик-Отмычка с натянутым на физиономию чулком пытается открыть дверь вон того дома, того крайнего. Не сойти мне с этого места! И не говори, что мне нужен психиатр. А как-то смотрю – из кустов, вон тех, что вдоль речки, Церберка выбегает, села почесаться, а потом снова побежала по своим собачьим делам и прихрамывала. Помнишь, она когда-то на гвоздь наступила? А зимой возле монастыря парочка прогуливалась, друг за друга держатся, как молодожены. Подходят ближе – мать честная! Папаша со своей Гертрудой! Мне даже плюнуть вниз захотелось. И не говори, что я обозналась. Папаша это был! Кто здесь зимой ходит в ушанке и в совковом пальто из вторсырья? А по той улице на днях Неля дефилировала в белом плащике и беретике, и коляску синюю перед собой катила, и всё время оглядывалась, какое она производит впечатление. Чего оглядываться, если улица пустая? Ты не сомневайся и не смотри на меня, как на идиотку. Ты мне просто поверь! Алеша говорил, что верить надо беспрекословно».
Я пыталась поставить под сомнение Зосины наблюдения. Откуда она знает, что это Эдик был, если у него чулок на физиономии? Да и высоко здесь, чтобы отсюда кого-нибудь узнать. И собаки тоже похожие бывают. Но я задумалась о другом, откуда Зося знает, что у Нели была синяя коляска? Ведь к тому моменту, когда Нэля родила, Зося уже переехала на новую квартиру.
«А сейчас ты что-нибудь видишь? Смотри на площадку перед монастырем. Смотри внимательно – классики на ней мелом расчерчены, точно такие, как мы во дворе чертили. И даже цифры кривые. Я всегда так писала. Видишь? А скамейку видишь? На ней позавчера Гаврилыч сидел немного поддатый и орал. Наверное, про советскую власть. Отсюда не слышно. Мне здесь так интересно, как в театре! А тебе? А если бы ты знала, как здесь вечером красиво! И звезды так светят, и так их много. Однажды звезда упала прямо на мостик, и на нем совсем светло стало. И я увидела, что там женщина стоит в белом платье и с ажурным зонтиком. Это бабушка Ядвига. На ней то платье было, в котором она гуляла с выпускником кадетского корпуса под звуки духового оркестра». Зося прижала руки к груди и нащупала свой медальон: «Адюша, это была бабушка! Давай спрыгнем!» «Давай!» – это я для красного словца поддакнула и чтобы соответствовать спектаклю. А сама Зосю за руку схватила и от карниза оттащила. Хватит! Сюрреализма мне и дома хватает. Вот был бы номер, если бы мы вниз сиганули! У нас бы пропали билеты в оперу. А местным газетам было бы, наконец, о чем писать. Сенсация! Два женских трупа в пропасти! И опять эти русские, без них теперь ничего не обходится!
«Этого ты хотела? Нет, нет, ты меня не останавливай! Я совершенно спокойна! Но мне надо уточнить, какого хрена тебе вздумалось кидаться с обрыва?! Тебе в цивилизованной стране надоело? Или ты классической литературы начиталась? Так нам это вредно. В конце концов, у нас есть сила воли и бутылка водки, если уж так невмоготу. Но только учти, я должна быть уверена, что в мое отсутствие ты здесь ничего не устругнешь. Нет, ты мне пообещай! А то я здесь останусь. И вообще я за себя не ручаюсь! А что сегодня? Ты не забыла, что мы в оперу идем?»
Зося смотрела на меня выжидающе. Я действительно слишком длинно раскудахталась. «Ладно, Адюша, ты много всего наговорила, и я всё поняла. Сейчас в ресторан пойдем черепаховый суп есть, а вечером – в оперу».
Мне надо убедиться, что в культурной Европе поиск новых сценических форм приобрел исключительно наглый характер. Так было написано в одной статье. Ломают стереотипы, издеваются над первоисточниками и дурку валяют. Кощунствуют.
В местном театре давали «Пиковую даму». Декораций минимум, но лучше бы их не было совсем. Роль старой графини исполняла негритянка, и кружевной чепчик у неё на голове стоял колом. Но самое неожиданное произошло в конце. Режиссер не рискнул изменить либретто, и потому Лизе предстояло где-то утопиться. В качестве Зимней канавки приспособили огромное корыто, наполненное до краев. Когда действие достигло кульминации, подмостки возле корыта разошлись, и Лиза провалилась под сцену, слегка зацепившись кринолином за табуретку, на которой в течение всего действия лежали три карты. Когда дали занавес, утопленница вышла на поклоны в махровом халате. Я давно так не смеялась.
14.
Время потеряло систематичность. Его надо контролировать и себя в нем тоже. Потому что иногда уже не понимаешь, когда живешь? Тогда или сейчас? У меня в квартире три календаря. Их количеством я компенсирую мою потерянность во времени. Надо посмотреть, совпадает ли на них месяц? Я изнуряю себя этими сверками, потому что все мои несчастья в последнее время связаны с провалами в памяти. Может, мне ещё и глобус завести? Чтобы сверяться не только со временем, но и с пространством. Или это уже слишком? Спокойно! Я в своей квартире, и июнь сейчас. А весь май я зачеркивала дни во всех трех календарях. Как в тюрьме. Зосю ждала. Она вернулась навсегда! Не может жить в стране, где нет даже приличной оперы. Купила квартиру в хрущевке и теперь снова счастлива. Говорит, что кукурузнику за его вклад в экономичность строительства Нобелевскую премию надо было дать, а его на пенсию спровадили.
Зося так довольна своим новым жильем! Не успеешь входную дверь открыть, уже почти в спальне. Лежишь на диване, и всё рядом, только руку протяни – выключатель, телевизор, расческа, таблетки от давления и, самое главное, стакан воды, потому что подать его некому. Не вставая с дивана, можно посмотреть на себя в зеркало. Хотя на что там уже смотреть? И до двери на кухню можно дотянуться, если чуть-чуть привстать. Ни одного лишнего движения. Чем не комфорт для человека, страдающего артрозом?
Когда у нас с Зосей плохое настроение, мы детство вспоминаем. В нашем возрасте плохо помнится, что было вчера, и даже календари не помогают, хоть обложись ими со всех сторон. Зато хорошо помнится, что было лет пятьдесят тому назад. Особенно нам нравится вырывать слова из контекста эпохи, которая пришлась на нашу молодость. Например: вам с сиропом или без? очередь не занимать! по килограмму в одни руки! передайте на билет! вы здесь не стояли! пропустите женщину с ребенком! в универмаге бюстгальтеры выбросили! Зося, ты помнишь наши бюстгальтеры? А всё остальное? Это же было не бельё, а орудие пыток – давило, натирало, оставляло рубцы и вгоняло в краску.
В середине пятидесятых кому-то из французских шутников пришло в голову устроить выставку советского белья, и не где-нибудь, а в театре «Комеди Франсез». Способ и место для посмешища были выбраны идеально. Французы – люди без комплексов, им и невдомек, что такое оскорбляет и не забывается. Потому что унижение не забывается никогда. Над нами смеялся весь Париж. Ну и черт с ними! Зато какое счастье мы испытали, когда появились колготки! После долгих лет мучений стало вдруг возможным, ни о чем не думая, забросить ногу на ногу. При любой длине юбки! Люди старшего поколения от такого разврата не знали, куда глаза деть.
О чем ещё вспомнить? О нашем дворе. Пустырь за общежитием был вечно завален консервными банками от бычков в томате, помятыми коробками от папирос «Беломор» и предметами интимного характера. Я не понимаю, как «этим» можно было заниматься на пустыре? И куда делись бычки в томате?
Из cтарых соседей уже почти никого не осталось. Меня на днях Неля в гости зазвала. Её сын давно живет за границей, а она ведь уже совсем старушка и болеет от одиночества. И чтобы заполнить пустоту, завела себе большого красно-зеленого попугая. Тысячу долларов за него отдала! И с ходу заголосила: «Что ты, что ты, это недорого! Он ведь говорящий!»
Да за такие деньги я сама к ней каждое утро могу приходить и что-нибудь говорить. Зося, ты со мной согласна? Зося соглашалась. Тем более вчера, когда лежала с высокой температурой и головной болью, а я её развлекала.
Когда я в детстве болела, мама давала мне для утешения рижские журналы мод. Это были журналы с другой планеты. Инопланетянки в немыслимых нарядах и шляпах являли собой издевательство над замученной советской женщиной. Интересно, какое у них было бельё? В студенческие годы за хорошее бельё я переплачивала спекулянткам. В этой связи в памяти нарисовался Сережа Д. Он на днях звонил и приглашал в Грязнуху посмотреть на дом и сад. Я сказала, что приеду непременно, но только в том случае, если в его саду зацветет флердоранж. Сережа взорвался, обозвал меня ведьмой и заявил, что я сломала ему жизнь, а заодно и себе. Он прав. А я обрадовалась – оказывается, я еще могу разозлить мужика. Это так обнадеживает! Паршивый у меня характер, но с Сережей Д. мы все равно остались в хороших отношениях.
Сейчас у меня включен телевизор. Показывают открытие кинофестиваля. Главный режиссер страны нахлобучил на себя фуражку морского офицера. Или милиционера, что ближе к истине. Развеселили меня и актеры – выламываются перед объективами в эффектных позах. Но всё мимо кассы, так как голливудская раскованность у них всегда со знаком минус. И сколько под них красную дорожку не стели, дальше Житомира их все равно никто не знает. И не надо! Плевать на их Запад! Вон Зося оттуда сбежала. В хрущевку.
Переключила на другую программу. Там дела посерьезней. Президент излагает свою позицию по поводу семейной политики и прироста населения. А должностные лица в глаза ему преданно заглядывают и головами угодливо кивают. И перепуганные вусмерть, мне их даже жалко стало. Неужели крепостное право изуродовало нам генетический код на столетия вперед? И зачем тогда нужен прирост такого населения?
Голова забита ерундой, а дело стоит. У меня по календарю сегодня уборка в шкафу. Я нашла ремешок, которым мне в детстве шубу подпоясывали. Его моя бабушка ещё до войны носила. Стройная она была. И как он только сохранился? Ни за что его не выброшу и Зосе покажу. Я к ней сегодня опять собираюсь. У неё не падает температура. Отнесу ей мед, бульон и яблочный пирог. И ещё я купила ей пионы, они уже отцветают – это последние, и потому пахнут особенно изысканно. Зося помнила о моей мечте и привезла мне духи с запахом пионов. Зося всегда помнит о главном.
Когда я вышла из подъезда, то услышала сверху странный шум и подняла голову. На карнизе над третьим этажом сидел рыжий кот. Он смотрел на меня бесцеремонно. Я ему подмигнула.