Наталья Иванова. Феникс поёт перед солнцем; Сергей Чупринин. Критика – это критики. Версия 2.0.
Опубликовано в журнале Волга, номер 3, 2015
Наталья Иванова. Феникс поёт перед
солнцем. – М.: Время, 2015. – 704 с. – («Диалог»).
Сергей Чупринин. Критика – это критики. Версия
2.0. – М.: Время, 2015. – 608 с. – («Диалог»).
Передо мною две книги, подаренные мне в одном месте, в один день и час моими друзьями и коллегами.
Откликаюсь на подарки.
Обе книги столь объемны и содержательны, что я, без лукавой уклончивости, а вполне естественно, мог бы ограничиться их аннотированием. Как-то я уже отмечал, что информативная составляющая рецензий в наши дни едва ли не важнее оценки содержания. Ведь книга стала малодоступна, настолько низки тиражи, высоки цены, не заинтересованы или несведущи книгопродавцы и библиотеки, так ослаблена, особенно в провинции, связка: автор-издатель-читатель.
2015 год отмечен, видимо, окончательным решением литературного вопроса, в том числе дожатием «толстяков», которых библиотеки винят в малом спросе, почтовики в низкой подписке, а власти, словно революционные матросы, требуют очистить помещение…
Может быть, и есть в том сермяжная правда современной русской жизни, что нет в ней места литературным журналам? Много ли осталось нас, приученных к тому, что первым делом современная словесность во всех ее родах, видах и жанрах, приходит именно через толстые журналы? Или хоть подозревающих об их существовании?
«В Вольске прошло заседание депутатской комиссии, на котором обсуждались мероприятия в рамках Года литературы. Как сообщает вольск.ру, совещание отметилось скандалом благодаря безграмотности руководителя управления культуры Ольги Родионовой.
Чиновница стала докладывать депутатам о мероприятиях по “привлечению внимания общества к литературе и чтению”, перечислила мероприятия, которые, по ее словам, будут отличаться «наибольшей популярностью и масштабностью». "А у Чехова фамилия как? Чехов?"– поинтересовался у начальника управления культуры глава Вольского района Анатолий Краснов. "Пешков. Антон Пешков!" – нашлась Родионова.
"А как же литературная гостиная "Антоша Чехонте?” – продолжил расспрашивать ее Краснов. "Было и такое, Анатолий Иванович", — согласилась начальник управления культуры Ольга Родионова. Глава района признался, что на самом деле не силен в литературе. К диалогу тогда подключилась депутат из села Широкий Буерак Елена Метлина: "Образовываться надо всю жизнь. А Чехов разве был когда-то Пешковым? Вот это тоже вопрос! Я даже вообще не знала". Глава района Краснов призвал чиновников культивировать русский язык: "А не Чехонте, Иванте и так далее! Вы же культура". На что оскандалившаяся начальник управления культуры пояснила: "Анатолий Иванович, мы услышали ваше замечание"(ОМ, 25.02.15. 9.25).
Небольшая информация, а сколько в ней смысла! Ну, с начальницей районной культуры ясно – как живая встает перед глазами с пешками-чешками и чутким слухом на замечание начальника. Но он-то каков? Ведь зрит в самый корень: к чему бы это в год русской литературы в связи с то ли Чеховым, то ли Пешковым откуда-то взялся подозрительный Чехонте? А если к Чехонте добавится Иванте, и притом окажутся Чехонтер и Ивантер?
И где царит это мракобесие! в старинном Вольске, который «богат учебными заведениями, в нем существуют: реальное училище, при котором находится метеорологическая станция, Мариинская женская гимназия, мужская прогимназия, военное училище, учительская семинария, духовное училище и др. (РОССIЯ. Полное географическое описание нашего отчества. Настольная и дорожная книга для русских людей. СПб., 1901). То, чего не удалось советской власти за 70 лет, благополучно свершает нынешняя чиновничья мошкара, которая «Каштанку»-то не читала, а мы им про необходимость финансировать подписку библиотек на толстые литературные журналы…
Чупринин сообщает, что книга его писалась более 30 лет[1]. Иванова не говорит о сроках создания и не датирует текстов, но я – помня появление большинства из них в журналах, преимущественно в «Знамени», могу утверждать, что за «Фениксом…» годы труда.
Вот ведь интересная вещь. Создание многолетнего полотна издавна было традиционным уделом романиста. Человек писал-писал и написал-таки роман, потратив три-пять-десять, ну сколько там еще лет (к большинству современных прозаиков уже не относится), что само по себе вызывало пиетет к сотворенному. Создал полотно.
А критик изо дня в день писал, откликался, размышлял, то и дело печатал по разным местам, и вот собрал наш критический Пимен содеянное за многие годы, и что же вышло? Неужели лишь собрание ёжащихся под общей обложкой статей, обзоров, рецензий?
А что если столь любимое в когдатошней советской критике определение полотна сейчас куда более приложимо к итоговым критическим книгам, чем к сегодняшним романам, вперегонки несущимся навстречу премиям?
Сюда же: вдруг подумал, а почему ни Чупринин, ни Иванова не сделались авторами ЖЗЛ? Ведь, к примеру, Наталья Борисовна посвятила изучению жизни и творчестве Пастернака, думаю, уж никак не меньше трудов и дней[2], чем Дмитрий Быков, выпустивший в ЖЗЛ толстенный том? Может быть, потому, что они не умеют писать враз и объёмно, как, видимо, того требует молодогвардейская серия, словно бы на входе туда висит объявление: пиши быстрей и не менее тысячи страниц!
А ведь обе книги куда как обширны, но разница с пугающим нашествием жэзээловских кирпичей в том, что обе – результат многолетней целенаправленной работы по осмыслению и собиранию русской литературы. Недаром и за Чуприниным и за Ивановой – годы журнальной работы.
Книга Ивановой по определению мне ближе, чем книга Чупринина. Настолько же ближе, насколько важнее и интереснее мне Ахматова, Булгаков, Пастернак, Мандельштам, Зощенко, Катаев, Трифонов, Тендряков, Шаламов, Искандер, чем Аннинский, Бочаров, Камянов, Кожинов, Рассадин, Турбин, не говоря уж о Золотусском, Ал. Михайлове, Гусеве, Бондаренко или Курицыне.
Ни при какой погоде…
Ну, читать-то, положим, читал, но чтобы еще и думать о них, а уж писать…
С другой стороны, разговор о критиках в той или иной степени приводит и к тем, о ком писали эти критики.
Для меня главная привлекательность этюдов Чупринина о более чем тридцати коллегах в его почти афористических формулировках их критического своеобразия.
Кто бы еще сумел так тактично определить публичную стезю Игоря Золотусского, приведшую последнего на старости лет в телекомментаторы: «Золотусский выбирает исключительно крупные цели <…> Чуть-чуть смущает, правда, то обстоятельство, что Золотусский кажется выбирает только то, что уже и задолго до него было выбрано общественным мнением, на чем давно стоит тавро духовно-художественной состоятельности».
А вот об Андрее Туркове: «…если в прямом отрицании, в отбраковке всего, что враждебно жизни, литературе, ее гуманистическому завету, с Турковым найдется кому посоперничать, то по части иронического недоумения – когда усмешливого, а когда насмешливого – он в нашей критике не имеет себе равных».
Или – перенесёмся в иные время, сопоставление Вячеслава Курицына и Павла Басинского: «Гораздо важнее их интуитивное точное расхождение по вакантным в то время литературным амплуа: провинциального шалуна, стремящегося быть еще более столичной штучкой, чем те, кто издал свое первый крик в роддоме имени Грауэрмана, и провинциального тяжелодума, с вызовом тетешкающего свою добропорядочность и свое народолюбие».
Не спеша распутывает критик Чупринин судьбы и страницы коллег. Неторопливость, раздумчивость – вот ключевые слова при чтении книги «Критика это критики. 2.0». И сугубая строгость.
Строга и Иванова, но резко, быстро, эмоционально.
Вот статья второго, «злободневного», раздела её книги – «Спецназ и аристократы. Литературные группировки новейшего времени». Я, как каждый, кто находится внутри литературного, скажем так, потока, не могу не подметить крепнущие и прирастающие друг другом и усилиями СМИ сверхактивные группировки относительно молодых литераторов. Но как виртуозно выявляет их в самом зародыше и движении Наталья Борисовна!
Оттолкнувшись посылом: постсоветского человека нет, а постсоветский персонаж в литературе, на сцене – тут как тут, она развеивает туман вокруг тех, кто не столько раскрывает реальность, сколько формирует потребную им модель человека, демонстрируя их приемы на примере странных на первый взгляд мезальянсов вроде союза режиссера Кирилла Серебренникова и писателя Захара Прилепина. А последний успевает живописать не только ужасы ГУЛАГа и петь акафисты их вдохновителю, но мимоходом собирать вокруг себя «своих», издать антологию под названием «Десятка», обозначив список авторов «списком десятилетия, а тексты – достижениями десятилетия. И это очень ловкий маркетинговый ход…»
Спокойно, все свои! – провозглашал персонаж советского кино.
А ведь там, где свои, там жди и наших…
Вот еще из той же категории «наш пострел везде поспел» – звезда всех
телешоу Сергей Шаргунов «объявляет книги свои и своих
товарищей по литературному делу “черным хлебом” современной русской словесности
(“Новая газета”). Меж тем не совсем еще старики и даже далеко не пожилые люди
прекрасно помнят так называемую чернуху и приписанных к ней авторов: Сергея Каледина (“Смиренное кладбище”, “Стройбат”),
А статья «Высокое чтиво: стратегия литературного выживания» о тех литераторах, кто умеет и рыбку съесть, и раскупаемым быть: Дмитрий Быков, Людмила Улицкая, Александр Терехов, Майя Кучерская. Ах, молодцы, ах, умельцы!..
Словом, по части социально-политических многоуровневых разрезов современной литературной действительности Наталье Ивановой нет равных.
Надо пояснить и название книги Натальи Ивановой. Я полагал, что неплохо знаю тексты Валентина Катаева, а вот эти строки (1957) были мне незнакомы: «Однажды, гуляя по Шанхаю, я случайно зашел на рынок, где находится так называемый “Храм мэра города”. Там продают для верующих свечки. За столиком стоит старая китаянка, она достает из двух ваз странные палочки. Вы платите десять юаней, женщина разрешает вытащить одну палочку с иероглифами. Потом справляется в книге, спрашивая, какая у вас на палочке помечена страница. И вот эту страницу она вырывает и отдает вам. На моем листике было написано: «Феникс поет перед солнцем. Императрица не обращает внимания. Трудно изменить волю императрицы, но имя ваше останется в веках».