Опубликовано в журнале Волга, номер 11, 2015
Андрей Пермяков родился в 1972 году в городе Кунгуре Пермской области. Окончил Пермскую государственную медицинскую Академию. Жил в Перми и Подмосковье. В настоящее время проживает во Владимирской области, работает на фармацевтическом производстве. Стихи, проза и критические статьи публиковались в журналах и альманахах «Абзац», «АлконостЪ», «Арион», «Вещь», «Воздух», «Знамя», «Графит», «День и ночь», «Новая реальность», «Новый мир» и др. Автор книги «Сплошная облачность» (2013). С 2007 года постоянный автор журнала «Волга». Лауреат Григорьевской премии (2014).
Нагльфар следует поперёк Волги
В городе будто море, но в городе только река.
За это в реке – почти настоящие корабли.
Львы из плохого металла, из слабого известняка
Обороняют подъёмы мокрой и сизой земли.
Девочка ногтем чертит странный корабль на окошке.
Маршрутка пересекает Оку, идя через метромост.
В кораблике точно черти, но она утверждает – кошки.
«Видишь вот это ушки? Видишь, вот это хвост?»
Вижу вот эти рожки, вижу эти ботинки,
Похожие на ботинки из необычной кожи.
Вроде, под шапками, лица, но в отражениях – рожи.
Стёкла – они такие, стёкла – фотопластинки.
Особенно если зимою. И на закате тоже.
Девочка чертит чёрта, девочка чертит кошку,
В окна плывёт закатный, гномами взбитый мёд.
Девочка хнычет маме: Ну, помоги немножко.
И, говорит, кораблик. И, говорит, плывёт.
Мещёра
Эта, другая, которая после жизни,
вдруг прорастает в ягодах и больше всего в рябине:
ночью почти всё растает и только на маленькой льдине,
почти в середине большой металлической бочки
три красных кружочка. А свет на них брызнет,
так прямо брызнет, что …
А, нет, ничего. На печке проснулась дочка.
Тёмноволосая оборачивается в дверях, чуть ждёт.
Облако слишком прозрачно, это, наверное, бабке пора.
Давно собиралась.
…В бочке на дне рябина, жимолость, ещё разная малость.
Пёрышко сверху плавает, представление им играет.
То тень его – тигр полосатый, то домик для комара.
Такая игра.
Жуть ждёт.
Туман садится
Ветер с плохой луны
по заповедным ночам
носит плохие сны
детям и палачам.
В первой и жёлтой мгле
вдоль золотого стекла
ветер стекает к земле,
будто бы сам он мгла.
Тянется вникуда,
прячется глубоко
тоненький ветервода –
золотомолоко.
О началах
Уходили в плохое вечное маленькие детские армии.
Девочки на переменах сочиняли сказку о роботе.
В его несуразном топоте, в их торопливом шёпоте,
жили особые звуки, звуки ходили парами.
Это оттуда, из школьного, это оттуда, конечно.
Прочее будет дольше, прочее будет тише.
Дальше, конечно важно: запах скользкой черешни,
может, ещё важнее цвет облетевшей вишни.
Запах картонных вишен, мелочь латунных черешен,
звуки картонных шагов робота с именем, «двойка».
Самый такой ненужный, самый горький-прегорький
вкус фиолетовой пасты, если прокусишь стержень.
Словом, стихи оттуда, где мел перепачкал руки,
где громыхают медовые в серой коробке краски.
Падает мел на брюки, девочки пишут сказки.
Завуч глядит картонный, парами ходят звуки.
Про казанских
«К рюмке давали закуску, газету и папиросу»:
то есть, платили за рюмку, а остальное – бесплатно.
То есть совсем бесплатно, то есть вот просто даром.
Дворники – да, наблюдали. Трезвые такие татары.
Смотрели на пьяных косо, думали, не вызвать ли городового.
Потом говорили: «Да ладно, но ты зачем так снова?
То есть зачем так снова ты, русский, сегодня выпил?
Ты ведь опять выпьешь, ты потому что ты русский».
Отводили домой, это у дворника как бы нагрузка.
Жаловались конечно. Просили на чай.
Но хозяева кабаков не принимали жалоб.
Обидное говорили: «Не нравится дело – прощай»!
…
Всё прекратилось, точно кому-то мешало.
Святки
Выходишь у эстакады, смешно говоришь: «Зур Рахмет».
Марат отвечает: «Гуляй, самому тебе Зур Рахмет».
Так улыбается, будто тебя ругает.
От уходящей машины проистекает свет,
от ломкого фонаря проистекает свет,
а более ниоткуда свет не проистекает.
Влажная, колкая тьма сильно мешает дышать.
Ты слабый такой, точно тебе пять лет.
Думаешь: если волки, так ведь и не убежать.
А снег с фонаря летит рыжий такой, крупный.
Смотришь на этот снег, вдруг произносишь: «Свет».
Тут понимаешь про тот свет и этот свет.
Тут понимаешь, что снег это тоже свет. И волк это тоже свет.
И самая эта вот тьма это тоже свет.
Свет неприступный.
Свердловское
Versuscumauctorilate
Днём в два часа уснуть на два часа.
Непосвежев, проснуться ровно в полночь.
За штору убегают чудеса
и зеркало глядит как будто сволочь.
Всё – зеркало, всё – свет, всё – отраженье.
Всё темнота, и темноты так много.
На кухню за какао и печеньем.
Там зеркало опять и два порога.
(А путь и далек и долог
и повернуть назад вполне себе можно.
Время хороший лекарь, очень плохой стоматолог,
совсем никакой специалист по омоложению кожи).
Ещё уснуть и продолжать игру
за уходящей в горизонт доскою.
Пускай, как человек я не умру,
но дальше всё такое, всё такое
Закулисное
Звуки дождя неотличимы от звука аплодисментов.
Режиссёр-постановщик был хитрый, вот и придумал такие звуки.
В саду перед домом Сорина – Маша и Медведенко.
Молчат, улыбаются, тянут куда-то руки.
В самом финале, на «Константин застрелился» упал кофейник.
Занавес тоже упал под аплодисменты зала.
Надпись на оном: «При постановке ни одна чайка не пострадала» –
действительно, режиссёр оказался большой затейник.
На улице чайки страдают от слишком раннего снега.
Актёры были плохие, оттого захотелось чаю.
(Вино это для веселья, а чай – настроенье поправить).
Пишешь в большой телефон: «Приходи, я в трактире Телега.
Столько не виделись, очень люблю, скучаю».
Потом выбираешь долгую полуминуту: кому отправить.
Пока не получен ответ, вспоминаешь худшего всё же актёра:
Он сам по себе плохой, а ещё у него порвалась сорочка.
Ему из партера про это какие-то дети кричали.
И тут вот приходит не первая, но важная строчка…
Да: чаще всего они растут из такого примерно сора.
Из такого плохого Сорина, из такого остывшего чая.
Методы вычитания
I
Строчка Василия Бородина
«Я люблю тебя так, что вода начинает сиять»
была исполнена сегодня дуэтом
в электричке «Москва – Петушки».
Состав дуэта: Он (далее «М»);
Лена (далее, чтобы не усложнять «Д»).
Аккомпанемент: обычное железнодорожное,
кое, впрочем, как раз прекратилось
в связи с остановкой «87-й километр»;
позвякивание бутылок, поставленных рядом.
Персонажи нетрезвы, М чуть более.
М: «Я люблю тебя».
Д: «Так… что?»
М: «Вот, да».
Д начинает сиять.
Если совсем уж честно, первая реплика
звучала как «Я же люблю тебя».
Но с точки зрения художественных практик,
вселенских гармоний, оживающих к марту трав,
и тем более электрички ЭД4-М,
сие весьма маловажно.
II
Строчка Василия Бородина
«Я люблю тебя так, что вода начинает сиять»
была исполнена сегодня дуэтом
М: «Я люблю тебя».
Д: «Так… что?»
М: «Вот, да».
Д начинает сиять.
Петербург в наушниках
Дважды вывернутая наоборот строка:
Не выговорить такую строку, а постараться, так можно:
Ьчон ацилу ьраноф акетпа.
Дальше опять живёшь, только уже осторожно.
Звуков не слышно, но белые с розовым вспышки.
Нет, не гроза, а салют, поскольку обильная гарь.
Песня кончается, как закрывается книжка.
Белым глаголом ночулится белый фонарь.
***
Ангел издалека немножко похож на ангела,
на аккуратного ангела маленького осеннего дня.
Справа от ангела буквы «Посёлок Новая Англия» –
белые домики тех, кому хорошо без меня.
Лес в октябре это капли нестрашной крови.
Можно тихонько смотреть и по-стариковски мечтать.
Я хотел бы жить и умереть, допустим, в Тамбове,
но если честно – совсем не хочу умирать.
Впрочем, жить в одном месте тоже противно,
получается такая смешная, неправильная игра:
будто в хохляцком такси меняешь рубли на гривны,
а рядом лежат монеты из белого серебра.
Вот поэтому говорю не церковному недотроге,
но тебе, светлый ангел рекламного цветного щита:
То, что со мной случится, пускай случится в дороге
а дальше – невидимая дорога и прочая красота.
Сбывается
«Нарисованным на шёлке лягушкам
Снятся цапли, нарисованные на шёлке» –
Потому что дождь через сетку прыгает в кружку,
Потому что дождь этой ночью необыкновенно колкий,
Потому что сейчас не уснёшь – так уже до утра,
Потому что кровать коротка, а бельё на ней очень большое,
Потому что сыро снаружи, а в палате жара и жара.
А ещё на чужом обязательно снится чужое:
Чужие какие-то цапли, совсем чужие лягушки.
А у соседа нечеловечьи повёрнута голова.
А у соседа не так голова лежит на подушке.
Давишь квадратную кнопку. Лампочка будто игрушка,
Яркая очень игрушка, красная слишком игрушка.
И сирена как будто игрушка, громкая очень игрушка:
КВА – КВА – КВА.
Сотворение
Происходила почти какая-то ерунда.
Маленькие совсем люди в маленьком доме.
Что-то витало такое, как термин «беда».
Что-то не самое нужное, точно кубики льда.
Хотя ничего не происходило кроме
обычного, чего происходило всегда.
Вспомнили даже про «бесноваться под бременем».
Ребята были литературные, Хлебникова любили.
Отвлеклись в окно: «А это что за планета?»
«А эти звёзды там правда есть?» – «Правда были».
И они целовались, и тьма летала над бездною.
Знали уже полгода: интересна только борьба со временем –
видимо оттого, что она самая бесполезная.