Прощай, речь (реж. Жан-Люк Годар), Ида (реж. Павел Павликовский), Левиафан (реж. Андрей Звягинцев)
Опубликовано в журнале Волга, номер 1, 2015
Прощай, речь (реж. Жан-Люк Годар)
К Годару трудно привыкнуть, даже если посмотреть большинство его картин. Сюжет, визуальный ряд, звук, монтаж, ритм, актерская игра – всё, буквально всё может дразнить, раздражать или заинтриговывать.
Последняя лента (приз жюри Каннского фестиваля и приз «Cannes‘ PalmDogAward» для собаки Рокси) не стала исключением. Если Годар и захотел бы удивить зрителя, он снял бы что-то очень традиционное. «Прощай, речь» начинает мерцать значениями уже на уровне названия («Adieuaulangage»), на это обратил внимание сам мэтр в одном из интервью – то ли прощание, то ли приветствие, имеется в виду то ли язык, то ли коммуникация вообще.
Фильм снят в 3D-формате, и Годар не мог не использовать и эту технологию в плане ее возможной деконструкции.
Отметим, что визуальный ряд с его буйством и непредсказуемостью кажется резко противоположным звучащему тексту, который может представиться кучей глубокомысленных банальностей. Но дело в том, что это противопоставление по контрасту, во-первых. Французская литература и философия традиционно афористичны – во-вторых. И, в третьих, у нас, увы, не всегда на слуху оригинал высказывания, с которым играет Годар, – то издевательски каламбуря, то переосмысливая и комментируя (список цитат в титрах едва ли не длиннее перечисления всей киногруппы). Ну, например, если бы мы смотрели в 3D-очки, мигая глазами попеременно, картинка представляла бы собой перевернутое изображение человека, да еще без головы, а текст был бы приблизительно таков: «– Мой дядя самых честных правил… – А как насчёт тётушки?»
Ида (реж. Павел Павликовский)
Черно-белый фильм польского режиссера стал фестивальным фаворитом прошлого года. От поляков мы традиционно ожидаем католической темы или хотя бы подтекста, как в фильмах советского времени (Кшиштоф Занусси, например).
«Ида» рассказывает о послушнице, которая собирается стать монахиней, и перед этим ее отправляют на короткое время к родственникам. Оказывается, что Ида – еврейка, что живы люди, которые причастны к смерти ее родителей, что тетка, которая ее воспитывала, имеет прямое касательство к репрессиям сталинского периода. В общем – прошлое раскрывается как бездна, в которую только успевай вглядываться.
Да и соблазны современного мира – вот они, прямо перед тобой, попробуй на вкус. Ида пробует – и не отказывается от своего выбора.
Прощение – ключевое слово этого фильма. Несчастные пейзажи и потасканные декорации как бы взывают о милосердии. Мир не то чтобы во зле лежит, это даже не обсуждается, он печален и некрасив. Чтобы отказаться от мира, нужно его принять таким, как он есть, и именно это парадоксальным образом снимает все противоречия.
Визуальный минимализм Павликовского чудесным образом переносит нас не только во времена действия ленты – 1960-е, но и воспроизводит алфавит киноязыка тех лет. И получается, что мы превращается и в зрителей тех лет. Но опыт, накопленный за полвека, – и социальный, и метафизический, и опыт восприятия кинофильмов – превращается в своего рода будущую ренту, которую мы с удовольствием и с пользой тратим во время просмотра «Иды».
Левиафан (реж. Андрей Звягинцев)
Об этой картине столько написано, что можно лишь примыкать к тем или иным рецензентам. Отметим лишь, что Звягинцев уверенно двигается от притчи с условной социальностью («Возвращение», «Изгнание») к социальным сюжетным конструкциям, построенным на притчевом фундаменте («Елена», «Левиафан»).
Поражает количество отзывов на этот фильм – кажется, возвращаются времена, когда общество с упоением обсуждает художественные произведения. Пока – только фильм, но, может быть, скоро дело дойдет и до прозы с поэзией. С одной стороны, это хорошо, публика хоть смотри что-то стоящее, с другой – вызывает опаску. Уж очень памятны времена, когда текст становился оружием для одних и мишенью для других.
Обидно и досадно, что ключевое слово полемики – «Оскар». Мы уже писали о том, что эта кинопремия ничего особенного по гамбургскому счету не представляет. Ну, лучший фильм на иностранном языке, и что? В десятках стран есть свой фестиваль и такая премия. Это не более чем констатация значимости ленты для данной кинематографической территории. Международные кинофестивали (Канны, Берлин Венеция) – гораздо более показательны и почетны, нежели провинциальный «Оскар».
Так что получит «Левиафан» эту награду или нет – неважно. Фильм всё равно останется таким, каким он к нам пришел – торжественным в своем мрачном величии и дающим надежду именно благодаря абсолютной безнадежности.