Опубликовано в журнале Волга, номер 7, 2014
Лидия Чуковская. «”Софья Петровна” – лучшая моя книга».
Из дневника: Попытки напечатать повесть. Публикация, подготовка текста,
предисловие и примечания Елены Чуковской // Новый мир. – 2014. – № 6.
Судьба многих
отечественных книг, да еще таких, как «Софья Петровна», это всегда огромный и
мутный водоворот авторских намерений, издательских игр и административных препонов. Плюс личный фактор, активно пульсирующий у всех
участников советского литературного процесса. Это выражение кажется то макабрическим оксюмороном, то сложной формой инопланетной
жизни.
Впечатление от
дневников Лидии Чуковской – записей, посвященных «Софье Петровне» – создается
именно такое.
«Теперь так не
пишут», – это мы уже проходили и прошли мимо. «Теперь так не читают», – вот что
актуально. Это отнюдь не ностальгия по пристальному вниманию заинтересованных
структур к творчеству писателя (тем более что эти структуры имели к литературе
отношение опосредованное). Это, скорее, нуминозное
почти восхищение грандиозным значением, которое имел в старые недобрые времена
текст и его создатель.
Вот,
навскидку, две цитаты: «Я хотела написать книгу об обществе, поврежденном в
уме; несчастная, рехнувшаяся Софья Петровна отнюдь не лирическая героиня; для
меня это обобщенный образ тех, кто всерьез верил в разумность и справедливость
происходившего».
Что-что-что?
Разумность и справедливость, почти по Гегелю? Для тех времен – понятно, народ
верил в то, что общество строится на новых началах. А как быть нам, тем, для
которых понятия разумности и справедливости происходящего вообще не
рассматриваются как данность? Для тех, кто быстро привыкли к неразумности и
несправедливости окружающего нас мира?
Еще, из
письма Солженицыну: «В 39–40 г. я написала “Софью”. Прочли 9 человек.
Пятеро сказали: “Зачем ты это делаешь? Ни до кого никогда не дойдет”. В 61 г.
Твардовский во внутренней рецензии отозвался так: “Повесть написана опытным
критиком и редактором, который взялся не за свое дело. Повесть схематична, в
ней никого не жаль, ни героиню, ни сына героини” и т. д. На Западе ее приняли
хорошо, но по причинам политическим. Не поняли, про что она: она про кретинизм нашего
общества, а они прочли – про бедную маму». Господи, они тогда еще
внимательно читали книги!
Дневники Лидии
Чуковской служат хорошим, подробным и вполне кафкианским дополнением к ее
«Процессу исключения» (с мрачным саркастическим подзаголовком «Очерк
литературных нравов»). Конкретика быта, в который вплетается литературная
жизнь, прости господи, начала 1960-х, действуют мощнее любого пафоса.
«Сегодня отдам ее А.С. Берзер для
“Нового мира”. Шансов, если рассуждать здраво, никаких». «Она даст Марьямову и Герасимову. Поглядим. Не верю». «В “Советском Писателе” Карпова и Лесючевский ни
за что не допустят». «”Софью” прочел Кондратович. Ему понравилось, и он
считает, что печатать надо. Теперь они дадут только Герасимову – и потом, минуя хитрюгу Дементьева и труса Закса – прямо
Твардовскому». «Кондратович, – по словам Берзер,
– думает, что дело можно спасти каким-нибудь моим вступлением или
послесловием». «Берзер передала мне через
Сарру, что один раз передать Твардовскому “Софью” помешали Дементьев и Закс». «Только
что позвонила Берзер. “Софью” сегодня передали Твардовскому». О Казакевиче: «он сам, сам
берется поговорить с Черноуцаном,
а потом, заручившись его защитой, с любой редакцией, если я “зажгу в повести
свет”».
И так, в таком же ключе – сотни записей. Маятник качается по одной и
той же схеме: а вот давайте еще и так попробуем. Появилась надежда. Нет, не
получается.
Эта триада набухает «интегральными ходами»
личных взаимоотношений, интригами и «оттепельными» просветами, которые,
призывно распахнувшись, быстро зарастают льдом. Телята бодаются с дубами, лбы кровавятся о
стены. Эти страницы сегодня кажутся настолько абсурдными, столь далекими от
нас, что читаются как античная трагедия.
Невероятным – уже по другой причине – кажется и всплеск (такой же
короткий, как и у реальной волны) повышенного интереса к тексту в перестроечные
времена. Это гипервнимание, подобное быстро
наведенному лучу прожектора и столь же быстро погасшее (уже началась эпоха
рынка, который кажется сегодня единственной реальностью).
«Братья писатели дали мне диплом за гражданское мужество писателя.
Гм».
И – мне интересно – какие книги современности будут завтра так же
обсуждаться? Серия «Литературные памятники», каталог 2041 года…