Рассказ
Опубликовано в журнале Волга, номер 7, 2014
Ирина Косых родилась в 1976 году в c.
Александровка Знаменского р-на Тамбовской области. В 1999 году закончила МГУ
им. М.В. Ломоносова (факультет иностранных языков), в 2009-м – Высшие
литературные курсы при Литературном институте им. А.М. Горького. В «Волге»
публиковались рассказы (2011, 2012).
Живет в Тамбове.
Таньке стало щекотно в
носу, она чихнула и открыла глаза. На груди у ней
распластался Федот, спиной, так сказать, к даме. Хвост его усердно подметал
лицо хозяйки.
– Уйди, поганый… Не люб ты мне.
Она лениво сгребла
одной рукой Федота в сторону и, зевая, откинула одеяло. Глядя в покосившееся
трюмо, Танька сквозь мамкину сорочку в голубой горох взвесила на ладонях свои
титьки, потом с любовью огладила широкие волнистые бедра, провела пальцами по
изгибистым темным бровям – тихонько приговаривая при этом:
– И тут ты хороша… И здесь ладно… И на лицо – красёха…
Ах, ты хорошааавушка!.. Ай, краля!..
На полу валялись пивные
банки и водочные бутылки, окурки и пачки от сигарет, мятые глянцевые журналы,
пульт от телевизора, носки, трусы и фиолетовый гипюровый лифчик. Лучше бы Федот
подмел полы и вымыл посуду в кухне, потому что кухня была заставлена… Потому что кухня была засрана до последней степени
Танькиного пофигизма. Вот уже два месяца она заходила
туда только прикурить от газовой плиты и согреть чайник.
Скинув
сорочку на пол, где она останется лежать среди трусов, макарон и окурков до
следующей пятилетки, Танька надела черное «боди» со
специальным чашечками, приподнимающими и выдвигающими грудь.
Ну, «надела» – это сказано весьма поверхностно и условно. У Таньки был
выдающийся и очень упругий – что ценилось – живот, поэтому, чтобы его заправить
и застегнуть «боди» в нужном месте, ей приходилось
несколько раз подряд втягивать живот в себя, задерживать дыхание и выпучивать
глаза, а потом уж – сантиметр за сантиметром – тянуть «боди»
вниз, к паху.
Чистые, но выцветшие
оранжевые трусы Танька надела сверху. Так как носила она их вовсе не для того,
для чего носят дуры, а исключительно для тепла. Один дальнобоец как-то расхохотался, увидев ее нижнее белье, и,
икая от восторга, спросил:
– Эээ…
то че… Это чего такое?
Танька нахмурилась:
– Это мини…
– Мини?! Это мини?! Ааа… – у него на глазах показались слезы.
– Это мини-рейтузы, придурок! – Танька разозлилась и шваркнула
его кулаком по голове.
Далее следовали
утягивающие лосины черного цвета и кокетливые розовые носочки с оборками,
поверх которых Танька обула серые носки из грубой шерсти, связанные бабушкой
еще в прошлом веке, сносу которым, по всей видимости, было не предусмотрено.
Танька привычно ввинтилась
в кожаную юбку. Она сидела как влитая, а разрез сзади давал немного воли
крепким и сильным Танькиным ногам. Сверху полагалась джинсовая поношенная коттонка с длинными рукавами, иногда под нее пододевалась водолазка. Но сегодня было не холодно,
градусов десять, не больше.
На макияж много времени
не уходило: сине-зеленым по векам, алые румяна, пудра да губная помада.
Вообще-то краситься Танька не любила, потому что потом надо было все смывать,
да ей улучшений особо и не требовалось: девка она была
и так видная.
Серьги и кольца она от
греха подальше не носила лет с пятнадцати. Золотую цепочку с крестиком продала,
когда ее первый раз избили и ограбили.
Танька влезла в
растоптанные, потрескавшиеся на носах бордовые сапоги, накинула серую
болоньевую куртку с капюшоном и, прикрыв дверь дома, бодро пошагала по поселку.
На улице уже темнело, до заправки и автостоянки идти было четыре с половиной
километра. Она достала сигарету и похлопала себя по карманам:
– Траххермуттер!
Куды ж я зажигалку подевала…
Впереди шел мент Микитук, бывший Танькин одноклассник. Танька свистнула ему:
– Эй, милаша! Огонь
есть?
Микитук
притормозил и дал ей прикурить. Танька, с удовольствием выпустив струю дыма,
приподняла бровь и томным голосом спросила:
– А в чреслах?
– Нахальная
ты, Танька… – Микитук рассмеялся. – Прибавь ходу, на
работу опоздаешь.
– А я не пожарная, чтоб
по вызовам бегать. Кому надо – подождет.
Она поежилась,
запахнула куртку, сунула свободную руку в карман и гордо продолжила свое
энергичное шествие в направлении тускло мерцающих огней на горизонте.
Через некоторое время
до мента донесся хрипловатый, низкий, но мощный и веселый Танькин голос:
– Эх! Не берёт меня
глоток, не берёт другооой!
Не привидится цветок
сине-голубооой!
Пропадать, наверно,
здесь, под берёёёзами!
Одинокому,
как есть, и тверёёёзому…