Рассказ
Опубликовано в журнале Волга, номер 3, 2014
Михаил ПЕГОВ. Родился в г. Горьком в 1968 году. Окончил истфак Нижегородского государственного университета и Всероссийский заочный финансово-экономический институт. Публиковался в альманахе «Фелис», журналах «Дружба Народов», «Странник» (Саранск) и др. В «Волге» печатался рассказ «Вы не врач?» (2013, №11-12). Живет в Нижнем Новгороде.
Мир перевернулся в среду, тринадцатого.
– Пап, у тебя есть «Калевала»?..
Костик позвонил незадолго до обеда, должно быть, еще из школы.
– «Калевала» и… как его? – он замялся и у кого-то, кого я видеть не мог, недовольно переспросил: – «О-лон-хо»?
– Что? – такого от сына я совершенно не ожидал услышать. Ну, «Калевала»… Допустим, куда ни шло. Но чтобы – «Олонхо»!
– Нужен… нужна… Мать, я не знаю, какого рода эта штука! Он? Она? Оно? – Костик не переставал с кем-то раздраженно консультироваться, даже переругиваться, а посчитав, что я недостаточно хорошо его слышу, повысил голос и принялся кричать. То в трубку, то в сторону:
– Нужно «Олонхо»! Якутский эпос…. Да, да, я всё понял, богатырский и героический… Пап, все точно – «Олонхо», ёлка якутская!.. Чего?! Нюргун Боотур?!
Я отчетливо услышал, как последнее и самое трудное для неподготовленного юноши сочетание букв вместе с басовитым Костиным произнес тонкий, или детский, или девичий голос. Очень мягко, напевно: «Нюргу-у-ун Бо-о-отур».
В итоге сын обещал скоро быть, я же – в свою очередь – отыскать книги согласно требованию. «Интересно. Очень интересно», – думал я, вернее, не знал, что и думать.
Найденная «Калевала» была сравнительно позднего «Лениздата» – не жалко, а вот «Образцы народной литературы якутов» Ястремского, публикацию 29-го года прошлого века, отдавать в чужие руки не хотелось. Однако об этом просил сын, а отношениями с ним я в последнее время дорожил весьма. Мальчику едва исполнилось шестнадцать, и никакие его интересы с моими, отцовскими, не совпадали. Самым страстным увлечением Костика был спорт. При этом играл он в то, во что мне играть никогда не хотелось и не приходилось – в баскетбол. А учился, опять же в отличие от меня шестнадцатилетнего, кое-как, лениво, вполсилы – диапазон школьных оценок был максимально широк, причем лучше всего сыну давались точные дисциплины, в которых я – закоренелый гуманитарий – ни черта не смыслил.
Тем более интриговало, что же такое сегодня случилось, и кому из Костиных знакомых понадобились столь непопулярные в молодежной среде карело-финский и якутский эпосы?
– Пап, привет! Ее зовут Руфь. Круто, правда? Именно этой гражданке нужны ваши с ней любимые сказки народов Севера. Просто почитать, представляешь?!
Костик вошел в квартиру первым, а за ним появилась невысокая худенькая девушка. Девочка. С темно-рыжими волосами. Настоящими! Живыми! Красно-рыжими коротко остриженными волосами. А еще у нее были такие же рыжие ресницы и ярко-зеленые смеющиеся глаза.
«Хризолитовые! Золотисто-зеленые смеющиеся глаза», – сказал кто-то внутри меня.
– Добрый день, – прошептала гостья, и моя голова закружилась. Кажется, я чересчур глубоко вдохнул аромат духов, ворвавшийся в дом вместе с этой чудной барышней.
– Руфь? – неумно уточнил я, а вместо того чтобы поздороваться, совершенно неловко поклонился.
– Ага, – радостно согласилась зеленоглазка. И улыбнулась.
Бог мой, как она улыбнулась!
– Мы ненадолго, нам только книжки взять, богатырско-героические, – прервал наши политесы Костик. – Пап, плюсом ей нужна одна твоя энциклопия шестьдесят, забыл какого, года.
Он скинул кроссовки и прошлепал в самую дальнюю комнату, бывшую детскую, ныне книгохранилище и мой кабинет.
– А вас по отчеству…– нерешительно поинтересовалась Руфь.
– Евгений… – нервно сглотнув начал я.
– Евгеньевич! – закончил за меня сын, рявкнул из глубины квартиры.
Вот так. А как мне хотелось сказать, что «можно просто Женя» и что она красивая!
– Ру, какой том?! – продолжил надрываться Костик. – На какую букву?
– На «О». Октябрьское вооруженное восстание.
Я вздрогнул:
– Руфь, зачем вам Октябрьское вооруженное восстание?
– Я пишу реферат об этих событиях, а из Советской исторической энциклопедии… Костя сказал, что она у вас есть. Правда?… Из нее можно взять официальные формулировки и трактовку событий с точки зрения коммунистической историографии.
Я был ошеломлен. Окончательно остолбенел, вцепившись рукой в подбородок, поскольку с момента, как увидел Руфь, непроизвольно проверял и всё никак не мог проверить, брился я сегодня или нет.
Наконец в прихожую вернулся сын с солидным фолиантом в темно-вишнёвом переплете.
– Врет она всё, – доложил он. – Умной казаться хочет. Не знает, как выпендриться. Ребенок! На, держи, ученая обезьяна. Том десятый «Нахимсон» – «Пергам». Где-то между ними твое Октябрьское восстание. Тебе, между прочим, по цвету подходит.
Небрежным взглядом он указал сначала на книгу, потом на волосы девушки.
– Подождите, – опомнился я. – Раздевайтесь! В смысле – проходите, я напою вас кофе. Или чай?
Мой вопрос был адресован в первую очередь гостье, но первым на приглашение среагировал сын:
– Пап, я тороплюсь. У меня важная игра.
– Не опоздаешь. Без тебя не начнут. Руфь, вы согласны погреться у нас дома еще пять минут?
Костик демонстративно засопел, однако не стал артачиться и, безнадежно махнув рукой, подался в кухню, а его зеленоглазая спутница наклонилась, что бы снять туфли.
–Что вы, не разувайтесь! – воскликнул я и неконтролируемо замотал руками, желая схватить что-то близлежащие-близстоящее, возможно, саму девушку все равно за какие части ее хрупкого тела. – Проходите так.
– Нет, нет, – ответила она и, отвернувшись от меня, нагнулась. Завозилась с ремешком туфельки, а я… а я, словно завороженный, бессовестно смотрел на ее случайно оголившуюся спину с россыпью мелких веснушек.
–Где можно взять тапочки? – Руфь неожиданно повернула голову. Черт! Конечно, она заметила, куда только что смотрели мои глаза!
Мы вошли в кухню, где Костик уже налил – правда, только себе – чай и размачивал в огромной литровой кружке овсяное печенье.
– Вы в одном классе учитесь? – поинтересовался я, несколько церемонно усадив гостью во главе стола.
– Угу, – ответил сын набитым ртом.
– А почему ты не пишешь реферат?
– Не хочу. Я спортсмен.
– Хорошее объяснение.
– Всем писать не надо, – вступилась за этого оболтуса Руфь. – По желанию. Кому нужна пятерка в четверти, тот пишет.
– Мне все равно не светит, – «успокоил» меня Костик.
– Нда, это точно, а жаль. Кстати, Руфь, – произнося ее имя, я непроизвольно распрямлял спину и выгибал грудь, – всё же можно отыскать в Интернете. Там – любого материала выше крыши и версии самые разные.
– У меня дома нет компьютера, соответственно, нет Интернета. А в библиотеках и сомнительных заведениях я сидеть не люблю.
Мне вдруг стало неудобно перед ней, захотелось даже извиниться за собственное благополучие – у нас-то этих компов завались. И «рабочих машин», и их допотопных предшественников. «Кстати, может чего из утиля предложить? Впрочем, нет! Не стоит, зазорно. Таким… нужно дарить исключительно лучшее».
Мне трудно было не смотреть на Руфь. Больно.
– Руфь… – Боже! я тысячу лет не разговаривал с юными девушками! О чем спросить? О родителях? О, нет. В данном случае это худшая из тем. – А вы с ним, – я показал на сына, – давно вместе учитесь? Я вас раньше не видел.
– Пап, ты в школу последний раз заходил, когда я был в третьем классе, – ухмыльнулся Костик.
– Мы всего три месяца как здесь живем, – заметила Руфь. – Мы с мамой. Вы ее, может быть, даже знаете. Она рядом с вашим домом, в магазине «Удача» работает.
«Точно! – подумал я. – Есть там такая же рыжая продавщица. Фигуристая женщина. Талия, бедра, грудь, дай бог каждой…»
Мой взгляд скользнул по тому месту на теле гостьи, где у женщин обычно находится бюст, и… Руфь снова перехватила движение моих глаз! Карамба!
– С мамой? – полез я не в свои дела.
– Папа у меня капитан дальнего плавания, и он от нас уплыл. Далеко-далеко.
Я бессмысленно пожал плечом – не знаю, что следует говорить в подобных случаях. Но Руфь, похоже, давно смирилась с папиным бегством, поэтому как ни в чем не бывало продолжила весело рассказывать о своей семье:
– Сейчас у мамы иностранный бойфренд. Николя. У него есть поместье в Халахора-де-Сус!
– О! – я уважительно округлил глаза, на что Руфь с Костиком, переглянувшись, дружно рассмеялись.
– Пап, эта Халахора – село в Молдавии!
– А Николай работает на стройке. Евгений Евгеньевич, знаете, здесь неподалеку очередную высотку строят?
– Представляю, – хмуро ответил я, невольно обидевшись на их розыгрыш и на «Евгения Евгеньевича».
– Евгений Евгеньевич, а почему вы Костика не назвали Евгением? – меж тем поинтересовалась Руфь. – У вас в семье, наверное, была такая традиция – называть сына в честь отца?
– В общем, да, традиция существовала. Но мне, честно, как-то надоело – у меня дедушка Евгений Евгеньевич, папа Евгений Евгеньевич, я Евгений Евгеньевич…
– Правильно, – вставил Костик, – вот здесь я родителей поддерживаю. Хорошо, что я – исключение, раритет, а то ведь есть еще и тетка Евгения, представляешь! – запрокинув голову, он одним глотком допил чай и вскочил. – Ну да ладно, ребенок, говори «Спасибо» и пошли. Тебе уроки надо делать. И умные книжки читать. Пап, до какого срока мы ей книжки дали?
– Не до какого! Руфь, если что, обращайтесь!
– Спасибо огромное. Мне, право, постоянно из книг что-то надо.
– У нас приличная библиотека, что касается истории, филологии и классической литературы… – я сорвался, я жадно ловил последние моменты столь короткой встречи с этой необычной девушкой. – Можете прямо сейчас посмотреть! Руфь, знаете, у меня есть записи шаманских песнопений инуитов, то есть эскимосов, возьмите послушать. Это очень интересно – читать Олонхо под их горловое пение. Потому что олонхосуты, якутские сказители, речи персонажей именно поют…
– Папа! – взмолился Костик. – В следующий раз. Я ей по дороге твоих хосутов напою: «Ынгыыын Ынырдыыын…» Всё, мы побежали, пока!
– Я еще приду! – улыбнулась Руфь, – До свидания!
Закрыв за ними дверь, я сиганул в кухню и прижался лбом к оконному стеклу. Через минуту из подъезда вышел сын со спортивной сумкой через плечо и с книгами в руке. За ним выпорхнула маленькая Руфь со своим крошечным рюкзачком. Она что-то спросила у Костика, обернулась и подняла глаза. Я резко отпрянул от окна.
Потом, пару минут бессмысленно пошатавшись по квартире, побрел в ванную. Только горячая ванна могла снять с моих чресл неуместное, бесперспективное напряжение. Погрузившись в воду, схватил с полки первый подвернувшийся флакон и заставил себя внимательно прочитать его этикетку, особенно вдумчиво – аннотацию на казахском: «Кайызгак бар шаштарга арналган…»
Прочитал и понял две ужасающие вещи: какой я старый, и что, кажется, снова влюбился.