Опубликовано в журнале Волга, номер 11, 2014
Владимир Орлов. Чудаков. Анатомия.
Физиология. Гигиена // Знамя. – 2014. – №10, 11.
Владимир
Орлов, чья издательская деятельность уже прочно вошла в культурное сознание
нынешнего времени[1],
выступает в качестве не редактора и издателя, но автора. С одной стороны, перед
нами – закономерное продолжение работы по исследованию «неподцензурной»,
условно говоря, поэзии, с другой – совершенно новый уровень этой работы:
уровень уже не представления, но серьезного осмысления и личности поэта, и
культурного контекста. Впрочем, в примечаниях автор скромно называет себя
«составителем», в текст прямым образом вмешивается
нечасто, лишь в случае необходимости маркировать даты, факты, состояния героя в
тот или иной момент – и тем самым не дать читателю рассеяться, потерять
сюжетную нить. Но перед нами именно авторская яркая работа, и совершенно
справедливо в «шапке» публикации Владимир Орлов обозначен как автор[2].
Около
сотни людей высказываются об одной из самых загадочных фигур в поэзии минувшего
века. Присутствуют и цитаты из опубликованных источников, и архивные материалы,
в обилии материалы новые (автор поясняет: интервью были взяты в период 2013–2014 годов,
большая часть – совместно с Д. Дубшиным). О Сергее Чудакове говорят и близкие к нему люди (Михаил Еремин, Олег
Михайлов[3], Лев
Прыгунов[4] и др.),
и просто многочисленные знакомые, среди которых преобладают фигуранты
литературного мира (Евгений Евтушенко, Анатолий Найман,
Сергей Бочаров, Игорь Волгин и мн. др.). Очень ощутимо в
тексте присутствие Бродского, несмотря на то, что прямых высказываний о Чудакове нет, есть косвенные описания взаимоотношений двух поэтов,
приводится стихотворение «На смерть друга», написанное по поводу смерти
Чудакова, оказавшейся мнимой, плюс цитаты из Бродского на актуальную в тот или
иной момент повествования тему, приводимые каждый раз очень своевременно и по
делу. Одна из самых страшных «молчаливых» фигур книги о Чудакове – безумная мать поэта.
Но
– описание работы Владимира Орлова заняло бы места едва ли меньше, чем сама
работа, – настолько все кажется важным и уместным. Книга Орлова дает
уверенность: Чудаков – что-то вроде центра Вселенной, он «везде», чуть ли не
вездесущ, никто и ничто не прошло мимо него, он «со всеми» – и всё равно один и
никому в полной мере не близок.
Принцип
работы автора восхищает: нам не просто предлагают ворох разрозненных и противоречивых
материалов, но нас «ведут», последовательно и неуклонно. Орлов сталкивает мифы
и мифы, мифы и документы, документы и поэтические высказывания, очарованных и
разочарованных, ненавидящих и обожающих. Продемонстрировать полярность – не
самоцель, вряд ли нас хотят удивить противоположностью оценок. В выборе автора
есть и жесткая логика, позволяющая не расплыться повествованию – четкий
временной вектор, хронологическая последовательность: жизнь Чудакова
прослеживается от рождения к смерти, но вместе с логикой есть предельная
включенность авторский интуиции. Действующие лица орловской книги выглядят как будто
на «круглом столе», причем все они сидят к этому столу спиной, не слыша и не видя друг друга – но всех видит и слышит автор, и
предлагает нам предельно индивидуальные, интимные, можно сказать, высказывания,
сделанные без расчета на собеседника, без оглядки на соседнее мнение. Абсолютный гений, – говорит один; вор, сутенер, мошенник, подлец,
– говорит другой; сумасшедший и
талантливый, – ищет золотую середину третий; пропаганда Чудакова, без попытки извлечь уроки,
оправдания не имеет,
– приговаривает четвертый, и так далее[5]. И всех их объединяет одно: в отношении к
Чудакову они в большинстве своем пристрастны, равнодушных нет.
Чудаков
превосходит все ожидания, Чудаков обманывает все ожидания; а перед нами книга о
гении и злодействе – сосуществующих в пределах одной личности.
Помимо
множества оригинальных материалов, Вл. Орлов приводит документальное
свидетельство подлинной смерти Сергея Чудакова. Даже смертью своей Чудаков нарушил
(как не раз нарушал) схему, норму, ожидания. Он не стал банальной жертвой
квартирных мошенников (что в сакральном смысле могло быть истолковано как
справедливое «возмездие» за прижизненную уголовщину),
но умер от сердечной недостаточности, прямо на улице.
Нельзя
не заметить, что труд Владимира Орлова чудесным образом вписывается в контекст
ноябрьского номера «Знамени», тема которого заявлена как «Судьба и слово».
[1] С 2004 года в рамках проекта «Культурный слой» Владимир
Орлов издал более десяти книг, среди которых «Колёр локаль»
(сост.
И. Ахметьев; подг. текста
И. Ахметьева, В. Орлова. – М.: Культурная Революция, 2008) – первое представительное
издание поэзии Сергея Чудакова.
[2] Отсутствие имени
– только фамилия – в заголовке дает интересный (запланированный?) эффект: слово
«Чудаков» вполне может быть воспринято как прилагательное.
[3] Чудаков – не
только объект воспоминаний, но и прототип персонажей прозы Олега Михайлова
(публиковавшейся, кстати, в «Волге»), их характеристики включены в публикацию
Владимира Орлова.
[4] Книга Льва Прыгунова (Сергей Иванович Чудаков и др. – М.: РУДН,
2011) – свидетельство чудаковской магии и
вездесущности: несмотря на то, что большая часть повествования касается
непосредственно героя-автора, Чудаков все-таки делается неизбежным центром: и
точкой отсчета, и точкой притяжения-отталкивания.
[5] По ходу чтения
возникает стойкое впечатление, что отношение к Чудакову – это такой тест:
персонажи «проговариваются», невольно сообщают нечто сокровенное – не о Чудакове, о себе.