Алексей Порвин

 

Родился в 1982 году. Стихи публиковались в журналах «Волга», «Нева», «Дружба народов», «Воздух», «Новая Юность» и др. Автор стихотворных книг «Темнота бела» (М.: Арго-Риск, 2009), «Стихотворения» (М.: Новое Литературное Обозрение, 2011), Live By Fire (New Zealand: Cold Hub Press, 2011). Лауреат премии «Дебют» в номинации «Поэзия» (2012).

 

 

В горах

 

Опоры железные возводят;

а в далёкой вспышке/восходе

тайным трудом начинаемся мы:

в детей молчим боязнью зимы.

 

Когда под шагами слишком гулко,

всякий построит мосты, прозорлив:

шелестит ребячья прогулка,

а рядом гаснет горный обрыв.

 

Пожухлой погодой – что увидим?

Сварка неспешно слепит голоса.

Всё по силам – огненным нитям,

а всё же – оторвётся гроза…

 

Приладку обереганий к детям –

утаим, в лучах засекретим;

душу к погоде крепить – не впервой,

листвой займёмся новой, живой.

 

 

***

 

Коснись запястья, чуть-чуть согрей

тело в смятении сентябрей;

у стены картинной галереи

растёт прохлада быстрее.

 

Политый сыростью низких стен,

холод разветвляется причиной

слова в дождавшейся длинноте,

растёт победой грачиной…

 

(Что в многоуровневой листве

выбрать, если шелест наивысший

выдохом скрючился в рукаве,

а не шагает над крышей?)

 

Походку тёмных крикливых стай

в кратком величии убеждай:

выдох, потеплевший рядом с пульсом,

ты – выше всех, не сутулься.

 

 

Пространству

 

Довольно воды и криков –

не для этого летний дождь пошёл:

блаженствуй, себя накликав,

вызвав с неба нужный произвол.

 

Тепло своевольно смотрит,

прикоснувшись к зазябшему двору:

глядишь, тишиной заморит

ноющую в чувстве мошкару…

 

Прогонишь хозяйский окрик,

а собаке в питьё – себя – добавь

(комарик в душе так горек,

что тоске – не до таких забав).

 

Усталой собачьей миской

накопи любознательный напев:

огнём с высоты холмистой

свесишься, предметы разглядев.

 

 

***

 

Лезвийным сверканием январским

понакидано шуршаний на тьму –

и на всей поверхности нарисован

облачный аноним.

 

Ветра разнородные кусочки

скреплены навек запутанным чем?

Сколько в парке выдано воскрешений –

линиям ледяным…

 

Лучше прямоту столбов молчащих

из высотных ожиданий изъять,

вправить в говоримое, но прохожий –

ясностью пренебрёг.

 

Геометрия следов коньковых

восстаёт из одномерности льда,

в логику метельную проникает,

в парковый говорок.

 

 

***

 

Ливень приветить тетрадью:

пусть дышит в почерк, пронявший нас насквозь;

тепло испаряется ради

всего, что поздним просветом завлеклось.

 

Слиплись травинки, как волны;

смирны под ступнёй пустозвоны –

поля не буйствуют в слове о душе,

о неделимом приречном камыше.

 

Слиплись листочки, как слоги –

каким дыханьем обмазаны луга?

Макаем поступки в истоки

лучей, которым погода дорога.

 

В жестах – подобьем зазора

маячит рассветное скоро

– туда последним сомненьем ускользни

от разговорчивой травной плескотни.

 

 

За горизонт

 

Буквы не кончатся в книге:

что пламя? Дрожащая белизна.

Если чудятся тёмные лики,

ими говоримый вечер – знай.

 

Будет пространство – соблазном:

птичий день расстояньем наглазным

продлился за линию красоты,

за предел рассказанной воды.

 

Птицы с надетым на зренье

простором, оставшимся до земли,

вновь плутают в зазябшем рефрене

взмахов про свечные фитили –

 

Только о пламени – биться

всё видавшим крылом светлолицым:

о гаснущем отсвете на словах –

людям говорит нетварный взмах.

 

 

***

 

Плотам – спасибо, если подобны

лоскутным, пришиваемым к ничему –

годам весёлой кручины сельской,

закатным огонькам предзимы.

 

Каким гвоздём разорвана зелень?

С изнанки лезет ватная белизна.

Ремонт одежды – еженеделен

(починка фразы – это весна).

 

Навек неполной мглой прикрываем

прорехи, не дающие говорить:

разбег реки, сквознячок полёта

и крохи безнадёжных минут.

 

Ложась на берега по субботам

заплатками, набрякшими суетой,

плоты подобны недотемнотам

на чувстве, на дыре золотой.