стихи
Опубликовано в журнале Волга, номер 5, 2013
Михаил Дынкин
Родился в 1966 году в Ленинграде. Картограф.
Публиковался в журналах «Знамя», «День и ночь», «Зарубежные Записки», «Арион», «Интерпоэзия», «Новый
берег».
***
Скажи: «весна».
Добавь: «в зелёный пух…»
Кругом центоны бегают на двух
опухших
ножках. В цинковых цитатах
лежат
поэты. Плавники Садко
пахтают
воздух в Катькином садке.
На
подбородке – сахарная вата.
Вполнеба накладная борода.
Прохожие
играют в города:
как ни
крути, выигрывает Питер.
Атланты,
проклиная небеса,
на перекур
желают, да коса
Курносой
запрокинута в зените.
Двуликий
Янус посреди болот;
едва
улягусь – он подмётки рвёт,
а то клыки
в яремную вонзает.
Бери
шинель, Акакий или кто,
катись на
дачу в стареньком авто,
покуда не
заклинило в Сезаме
на
горизонте потайную дверь.
Уже ростки
пускает киноварь
на западе.
И движется с востока
вся в чешуе
сверкающей гроза,
нацеливая
молнии в глаза
сползающимся
трубам водостока.
***
я ощупывал нос
оказалось,
что это был сон
а где я бы
ни сел, вырастал
умозрительный лес
и над
каждым таким шёл по облаку ангел босой
и махал ему
вслед молодой мелкотравчатый бес
это было
вчера или не было этого, друг
пасторальные
сны
а затем
капитальный ремонт
это
внутренний шлак или, может, смертельный недуг…
в карты с
бесом сыграл и остался ни с чем, обормот
скачет
ветер, ретив, по верхушкам дерев
и дерёт
синеву
у него – в
пальцах шляпа с полями под рис
осень,
пятясь назад, знает все мои дни наперёд
у реки в
две руки
наберёт в
рот воды кипарис
***
и вдруг
понимаешь, что дальше всё то же кино и
всё те же артисты
и реплики – без вариантов
всё тот же кретин, возомнивший себя режиссёром
берёт
сигарету и требует нового дубля
вот крупные
планы – ольха на захламленном фоне
голодное
солнце лучи запускает в тарелку
плывут
облаков клочковатые титры
блондинка
(возможно,
брюнетка)
раздвинула
ноги, ты входишь
внимательно
смотришь: унылая, в общем, шатенка
внимательно
смотришь, становишься клерком, подранком
мелькаешь
за кадром, за спинами сонных статистов
а что ещё
делать? такое смешное кино, блин
разводишь
руками, хороший получится дубль
Кино-2
В соседнем доме – вижу, что не жолты
– скорее сини, если не черны. Щебечут птицы, воздух будто шёлков. По улице
скелет идет с кошёлкой, другой скелет досматривает сны в соседнем доме (мы о
нём сказали). Купить портвейна, запастись травой и в нумера…
когда б не повязали; жизнь провалила явки, а экзамен провален ей задолго до
того.
Спокойно, Плейшнер – это не
гестапо, а пьяный мусор с помповым ружьем, в чужой фуражке и домашних тапках,
что означает: лучше по этапу, чем на рожон… Простимся, милый. Рвётся
киноплёнка, летит болванка, падает скелет, прижав к груди тряпичного ребёнка.
Другой скелет стоит среди обломков. Мы выдуманы. Нас на свете нет.
Кино-3
забегал Тарантино, спрашивал, был ли Дорвард
оба Квентины, отсюда и непорядок
от тюрьмы
до могилы путь, говорят, недолог
но
бульварного чтива хватит на сто тетрадок
это я к
чему? да, собственно, ни к чему я
скоро сам
поймёшь, погружая весло с дивана
в чёрную
воду Господнего поцелуя
или, скажем
так, последнего идеала
все уже
стоят – по смыслу и по ранжиру
разевают
пасти, в которых сверкают фиксы
провожая в
путь почётного пассажира
уносимого
Летою или Стиксом
вниз по
теченью, туда, где чужое время
размывает
берег родной эпохи
прямо по
курсу – Северная Корея
посмотри
как желтеет профиль
твоего ЖЖ,
пугая взаимных френдов
и бойцы в
летательных аппаратах
ледяное
небо берут в аренду
над пивными
точками невозврата
озаряясь
вспышками хэппи-энда
***
в бочке с
порохом растут саламандры
череп Ирода
несёт Саломея
в лётном
небе космонавт без скафандра
смотрит в
зеркало и бороду бреет
чёрный
ворон в воронке раскричался
в руль
вцепился, а машина ни с места
разобрав
родную речь на запчасти
стихотворцы
ожидают ареста
в зомбоящике времён мезозоя
топят
зайчики бухого Мазая
пляшут
ящеры в расшитых камзолах
польку-бабочку
на стогнах Рязани
выйдешь из
дому босой и в пижаме –
может,
вспомнишь на скамье подсудимых
как чужая
тебя мать провожала
и куда она тебя
проводила
***
и я там был, в кругу всё тех же лиц
мёд-пиво пил, в веселие впадая
выглядывал жених из-за кулис
и обнажала зубы молодая
над шуткою скабрезной хохоча
звенели гости вилками, ножами
и мощный подбородок скрипача
плыл над эстрадой пьяным дирижаблем
и я там был, но что я там забыл
каналия среди других каналий
мундиром щеголяя голубым
на свадьбе или, может, биеннале
в косоворотке, кепка набекрень –
в иное время, а случалось даже
и в смокинге, который как на клей
на телеса немытые посажен
всклокоченный, гогочущий до слёз
детина, превратившийся в скотину
а приглядишься – сумрачен, тверёз
и антагонистичен коллективу
диван предпочитая вообще
любой гипотетической пирушке
с мослами лиц в сомнительном борще
петлёй на шее и рукой на пушке
бывало, удалишься на покой
и крышку гроба за собой задраишь –
мёд-пиво разливается рекой
кругом скелеты: «не хандри, товарищ!»