Опубликовано в журнале Волга, номер 3, 2013
Сергей ТРУНЕВ
О МЯТУЩИХСЯ ИДЕОЛОГАХ СРЕДНЕ(Й) РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Роман Сенчин. Чего вы хотите? // Дружба народов. – 2013. – № 3.
“Кажется, на наших глазах рождаются новые жанры – жанры “прямого действия””, – пишет редакция.
“Понятно желание художника поскорее выплеснуть то, что накипело – но не вредит ли это собственно художественным качествам произведений?” – пишет редакция.
“На наш взгляд, новая повесть Романа Сенчина – прекрасный повод обсудить эти проблемы на страницах “ДН””, – подводит черту редакция.
Как бы не ставя под сомнение сам факт того, что в данном случае есть о чем серьезно поговорить.
На счет первого, т.н. жанра “прямого действия”: если бы писательство не было процедурой, значительно протяженной во времени, это было бы прямое действие. В реальности же это действие отсроченное, т.е. запоздалое. И оттого не стоит нагнетать страсти: до
Pussy Riot не дотягивает, сколь-либо значительных репрессий не ждите.Относительно второго. Текст повести местами не просто хромает: он проваливается.
Во-первых, на уровне сюжета. Перед нами московская семья. Папа-писатель какой-то странный: он почти не работает, а целый день слушает апокалипсические новости по “Эхо Москвы”, перемежая их для разнообразия Егором Летовым. Тут возможны два варианта: либо папа имитирует писательскую работу, а реально занимается чем-то другим (например, продает школьникам купленный у таджиков-гастрарбайтеров план), либо он уникум и может вообще что-то делать под надрывный вокал солиста “ГрОб”. Еще он, кажется, пиарит Сергея Удальцова, трогательно переживая все нелегкие моменты его судьбы.
Мамина роль в повести, в основном, помогать папе трогательно переживать. Иногда мама пытается ненавязчиво откорректировать политическую позицию папы, отчего в доме возникают споры и ссоры, постепенно делающие старшую дочь невротиком (есть еще младшая – пока еще дитё, в перспективе также готовое превратиться в затюканное сверхполитизированными родителями нечто).
Старшая дочь странна не меньше папиного. Тем, что пытается понять… Видимо, это оттого, что родители заставляют ее играть на фаготе и временами отдавать ноутбук в пользование младшей сестренке. Старшая уже в восьмом классе, но еще ни разу не влюблялась, что также должно было бы насторожить родителей. И матом в школе у нее никто не ругается (мата вообще в повести нет, как будто повествование зависло в каком-то рафинированном пространстве среднестатистической литературы). Только о политике говорят… Может, непростая школа?
И проблемы, и герои какие-то неприлично чеховские: “Как-то раз Алеша всерьез напугал маму. Подарил ей айпед, когда айпеды еще даже не продавались в России, а через неделю заявил, что уходит в армию, потому что здесь жить невозможно, устал бороться за существование, чувствует себя в таком обществе лишним. Мама, конечно, стала уговаривать: всё наладится. Предложила помочь найти ему другую работу – у нее есть связи, знакомства; убеждала, что его в армию все равно не возьмут из-за здоровья”. Катастрофа, блин, да и только.
И в результате погружения в окружающую информационную атмосферу все как-то кукольно сходят с ума на политической почве…
Теперь пара слов об уровне воплощения. Просто несколько цитат: “Новый год встретили, как говорится, в кругу семьи”. Кем говорится? Автором? И к чему он здесь, автор? И зачем это графоманское уточнение? Потом вроде выравнивается. Но, спустя пару страниц, бряк: “Еда не доставила удовольствия – упала в желудок и там давила…” Ну, разумеется, она пока еще там давила. Времени-то от момента принятия пищи не так уж много прошло… Или вот, описание результата всеобщей подготовки к приему гостей: “Получилось четыре разных салата, тарелка с баклажанными рулетиками, яйца с красной икрой, пирожки. В кастрюле на пару – рис, в духовке – баранья нога”. Не знаю кого как, а меня более всего удивляет, что салаты получились разные.
“Так, может быть, автору стоило чуть-чуть “тормознуть”, не вываливать на читателя “злобу дня”, положиться на время, подождать, пока страсти остынут, что-то сделается четче, ясней – и в глазах героини (пока еще все-таки девочки), и в его собственных, писательских глазах?” – пишет редакция. Не надо, психика старшей сестры уже непоправимо испорчена воспитанием мятущейся русской интеллигенции, повесть издана, и взгляды ее героев когда-нибудь прояснит лишь ожидаемый свет в конце тоннеля. Впрочем, ситуация любопытна: заблуждаются все, но из них кто-то прав, а кто-то – нет.
А мне лично не понятно, что в действительности означает относящаяся к автору повести и его собратьям по политическим убеждениям фраза “братья-писатели более-менее “левой” ориентации”. Простите, дорогая редакция, но писатель, подстилающий свои произведения под какую-либо политическую ориентацию – это не писатель, это идеолог.
И обсуждать особо не стоит. Это относительно третьего.