Опубликовано в журнале Волга, номер 3, 2013
Владимир АЛЕЙНИКОВ
Родился в 1946 году в Перми. С 1964 года живёт в Москве. Окончил
отделение истории и теории искусства истфака МГУ. Участник и
летописец содружества СМОГ. Стихи в отечестве начали
печататься в период перестройки. Публиковался в журналах «Знамя»,
«Октябрь», «Новый мир», «Огонёк», «Волга», «Континент» и др. Автор множества
книг стихов и прозы. Член Союза писателей Москвы и Союза писателей XXI века. Член ПЕН-клуба. Лауреат премий Андрея
Белого, Международной отметины имени Давида Бурлюка.
Живет в Москве и в Коктебеле.
***
Грустно мне вечером быть одному –
Дождь ли прошёл или лист отшумел –
Что мне от счастия? сам не пойму –
День был обижен – обычай несмел.
Мне ль в переулке шаги не слыхать,
Брови поднять и окно распахнуть? –
Словно подробностей зыбкая гать,
Зябко дрожа, окружала мне путь.
Путь мой степной по июньской траве!
Стёжка в лесу и дорожка в саду!
Что умещалось тогда в голове,
Словно луна отражалась в пруду?
Если сейчас и
заслуги при мне,
И достоверная
выучка лет,
Что же в сухой
оставалось стерне,
Словно без лета и
выслуги нет?
Что же, как срез посреди стебелька
Или запрятанный вглубь корешок,
Не оставляя, томило слегка
И скособочилось наискосок?
Что же, как ветреный лени нарост,
В мире ночном обнимало стволы? –
И наугад поднимались до звёзд,
И выходили тогда мы из мглы.
Вечер ушёл и прохожий пройдёт,
Еле заметен за шторами свет, –
Так отыщи же ты – время не ждёт –
То, чему праведность смотрит вослед.
***
пребыванье декабря
где в изгнании невольном
приютят приободря
пряный вечера подарок
подогретое вино
чтобы горечи огарок
таял с речью заодно
может встрече не хотелось
поберечься для двоих
где явилось и воспелось
прозябанье рук твоих
и мерещилось крылато
над шатрами берегов
набежавшее предвзято
из обилия снегов
Эвридика улыбнулась
из чертогов забытья
и гвоздика оглянулась
на смятенье бытия
а метель сулила ясно
расставание навек –
но измучившись прекрасно
возвышался человек.
***
Или уровень попросту крут –
По Сокольникам свищут синицы,
Замирают зарниц вереницы,
Непредвиденной грусти озноб
Заливается смехом взахлёб,
И черёмух щадят вороха
Сочетанья стиха и греха.
Поученья настолько излишни,
Что мучение входит неслышно,
Оставляет пробор в волосах
Да нескладный раздор в голосах,
Да смутнее, чем выпитый чад,
Чудотворные сосны молчат –
И на козни Хайяма Омара
Не взирает царица Тамара.
Приголублены мы до поры –
И ещё далеко до жары,
До пожаров еще далеконько, –
Так скажи мне настолько тихонько,
Что услышу, как тело живёт,
Обрусевшее это: ну вот!
Ни воды у нас чистой в стакане,
Ни любви в непременном капкане.
Проигравшему крыть уже нечем –
Непристойностью птичьей отмечен,
Очевидцев отчитывал вечер,
Очаровывал полдня платок, –
И не здесь ли собака зарыта?
Сновиденья гуляют открыто,
Словно сведений звёздное сито
Не просеет пространства глоток.
Изумленье подобно разбою –
И когда образумятся двое,
Будет поздно справляться с собою
И кромешную кровь растравлять –
Ничего уж не вырвать когтями,
Уж за нами идут египтяне,
Иероглифы тянут путями,
Где минувшее легче понять.
А пока нам шутить с Близнецами,
А пока нам глядеть молодцами
Пред лицом, что узнаем мы сами
И поймём, что неистовый год
Забирает себе без остатка
И труды, и пруды, и порядки,
И твои ненаглядные прядки,
И не выдаст ни ласки, ни льгот.
И поэтому нам ли однажды
За двоих не понять это дважды,
На исходе предутренней жажды
Замирая цветами в руках? –
И черёмух былое цветенье
Превращается в хитросплетенье,
Где незыблемы всюду растенья,
Чтобы чудом остаться в веках.