Опубликовано в журнале Волга, номер 11, 2013
Алла Горбунова. Мытарства Ивана Петровича / Рассказы про Ивана Петровича и стихи. – Новый Мир. – 2013. – №8. – C. 112-126.
Нам вот всё представляется вечность как идея, которую понять нельзя, что-то огромное, огромное! Да почему же непременно огромное? И вдруг, вместо всего этого, представьте себе, будет там одна комнатка, эдак вроде деревенской бани, закоптелая, а по всем углам пауки, и вот и вся вечность.
Ф.М. Достоевский, «Преступление и наказание»
Проза Аллы Горбуновой представляет собой редкую и необходимую в литературе ситуацию, когда индивидуальное сознание автора становится проводником и преобразователем существовавшей до него литературной традиции. В этой ситуации множество претекстов (спектр которых в творчестве Горбуновой необыкновенно широк как в сюжетном, так и в стилистическом плане), с одной стороны, актуализируется, с другой же, напротив, растворяется в тексте, утрачивает самостоятельность и обращается в некую внеконтекстную, внеличностную и вневременную текстопорождающую материю, которую автор использует по своему усмотрению так же свободно, как обычные слова и знаки препинания, встраивая в новые контексты, не воскрешая, но заставляя претексты переродиться в современности[1]. Таким образом, текст становится областью пересечения настоящего с прошлым, в которой происходит своеобразная иерофания: прорыв мифологизированного прошлого в «мирское» настоящее.
Подобно Гоголю, Алла Горбунова обладает врождённой инферноскопичностью зрения[2], способностью выявлять разнообразные проявления потустороннего и демонического в повседневной обыденности. Однако если действие в произведениях классика происходит всё-таки на Земле, пусть и населённой всевозможной нечистью, то Горбунова погружает своего персонажа в самый настоящий ад, где действует кафкианская логика ночного кошмара. В этом сновидческом аду есть практически всё, что есть в настоящем мире, только всё это вывернуто наизнанку, странным образом перекручено, перевёрнуто, всё демонстрирует свои враждебные, пугающие свойства, в норме той или иной вещи как будто вовсе не присущие. Можно сказать, что предметы в созданном писателем зыбком мире ненадёжны, подозрительны, они всякий раз обманывают персонажа, а вместе с персонажем – читателя. Электричка метро вдруг отвозит Ивана Петровича на далёкий полустанок «в бешеной зелени», кафедра истории русской литературы помещается то в здании заброшенного завода, а то и вовсе в морге, а приёмная комиссия филологического факультета МГУ – «в подземном вестибюле метро кузьминки», то есть в буквальном смысле в подземелье, где вместо неба – каменный свод.
«Мытарства Ивана Петровича», подобно «Мытарствам блаженной Феодоры»[3], разделены на двадцать отдельных историй-глав со своими заголовками, которые, как можно предположить, скрывают мгновения пробуждений, если допустить, что персонажу всё-таки только снится его путешествие по преисподней, либо же маркируют моменты перехода из одного отделения ада в другое. К какому выводу придёт в данном случае интерпретатор, не принципиально, поскольку сон и смерть в тексте абсолютно синонимичны, как и понятия кажимости и явленности. Более того, именно те чудовищные и одновременно иронические метаморфозы, которые претерпевают предметы и явления, как будто и есть действительность подлинная, в отличие от действительности привычной и потому ожидаемой.
Разделение на главы как по их числу, так и по смысловому (но не сюжетному) содержанию также соответствует двадцати частям «Мытарств блаженной Феодоры». Если подходить к интерпретации текста формально и исходить исключительно из его основного первоисточника, то альтернатива смерть / сон, по всей видимости, должна быть однозначно решена в пользу смерти и посмертных странствий души, страдающей за свои грехи: мытарство 1-е, «на котором испытываются грехи празднословия» (1. иван петрович и пономарь); 2-е, «называемое мытарством лжи» (2. иван петрович, обманщик); […] 5-е, «называемое мытарством лености, на котором человек даёт ответ за все дни и часы, проведенные в праздности» (5. иван петрович и поезд-которого-ждали); […] 9-е, «называемое мытарством неправды, где истязуются все неправедные судьи, которые свой суд ведут за деньги, оправдывают виновных, осуждают невинных» (9. иван петрович в приёмной комиссии); 10-е, «называемое мытарством зависти» (10. иван петрович на похоронах лёлика), и т.д. Повинный во всех перечисленных грехах, Иван Петрович встречает в своих мытарствах ответственных за каждый из своих грехов «бесов».
Из «Мытарств блаженной Феодоры» взят и эпиграф к тексту: «Видела я лица, которых никогда не видела, и слышала слова, которых никогда не слыхала. Что я могу сказать тебе? Страшное и ужасное пришлось видеть и слышать за мои дела…» (в оригинале «…Страшное и ужасное пришлось видеть и слышать за мои дела, но <…> мне всё было легко»), однако Ивану Петровичу его испытания не приносят очищения и освобождения, и он, в отличие от Феодоры, не входит во врата небесные, но оказывается в конце своего путешествия на самом дне ада, в «бане с пауками по углам», в «какой-то пустой тёмной комнате в деревянном доме», где нет ничего, только «скрипучие половицы и ведро опилок на полу».
Описывая жуткие и одновременно забавные картины, демонстрируемые грешнику адом / грезящиеся грешнику в кошмарном сне (который, по сути, есть преддверие ада), Горбунова воздерживается от малейших признаков нравоучительности, сохраняет максимальную дистанцированность от персонажа и ситуации, взгляд её рассказчика – это бесстрастный взгляд наблюдателя, исследователя, с лёгкостью проницающий границу между реальностью и потусторонним; внимательно, с документальной точностью фиксирующий явления инобытия, благодаря чему многократно усиливаются абсурдный и гротескный эффекты текста.
«это были похороны лёлика, доброго друга ивана петровича. его собирались захоронить в центре площади, рядом с обелиском, за его великие достижения перед страной. иван петрович всегда тайно завидовал более быстрому, чем у него самого, продвижению лёлика по службе и подозревал его в том, что он хотел выслужиться и не прочь был и чей-то зад полизать. теперь же его хоронили с такой помпой, что иван петрович от гнева сказал в сердцах: не тебе, канцелярской крысе, здесь лежать, и сам лёг в яму под обелиском. увидав такое, лёлик выскочил из гроба и принялся вытаскивать ивана петровича из ямы. тем временем толпа на площади стала роптать. вылезай из моей ямы! – кричал лёлик. а вот и не вылезу! – кричал в ответ иван петрович. разъярённая толпа ринулась на них, иван петрович и лёлик оба выскочили из ямы, где они лежали, мёртвой хваткой впившись друг в друга, и бросились бежать наутёк в сторону леса, попутно кроя друг друга матом» (иван петрович на похоронах лёлика).
Следует отметить, что мифологическое начало в прозе Горбуновой выражено даже более отчётливо, чем в её поэтическом творчестве:[4] возможно, благодаря тому, что проза предоставляет автору принципиально иное, в каком-то смысле более обширное и гибкое пространство для работы с мифом, будучи менее экономной на слова и позволяя отвлечённое рассуждение. «Мытарства Ивана Петровича» – первый серьёзный прозаический опыт Горбуновой, однако уже сейчас представляется очевидным, что её мрачноватая, полная различных литературных и философских аллюзий, современная и вместе с тем – выключенная из времени проза – явление самобытное и заслуживающее не менее пристального внимания, чем её поэзия.
[1] Подробнее об интертекстуальности как механизме текстопорождения и преобразовательной логике художественного дискурса см. в монографии И.П. Смирнова (Смирнов И.П. Порождение интертекста. – СПб.: Издательство СПбГУ, 1995).
[2] Термин введён А.К. Секацким. «Термин <…> образован от латинского inferno (потустороннее, подземное – термин указывал на различные способы присутствия мёртвых среди живых), и если телескоп предназначен для различения удалённых объектов, то инферноскопическое зрение призвано опознавать присутствие инфернального начала, где бы оно ни скрывалось» (Секацкий А.К. «Гоголь – сокровенное и откровенное» / Литературная матрица. Т.1. – СПб.: Лимбус Пресс, 2010).
[3] «Рассказ блаженной Феодоры о мытарствах». – М.: Ковчег, 2007.
[4] Подробнее о мифологических основах поэзии Аллы Горбуновой см. статью Дмитрия Григорьева «Прогулки по полярному саду» – «Питербук», 28.11.2008 // http://www.litkarta.ru/rus/dossier/pr-po-pol-sadu/.