Опубликовано в журнале Волга, номер 11, 2013
Всеволод Некрасов. Самара (слайд-программа) и другие стихи о городах. – Самара: Изд-во «Цирк Олимп+TV», 2013. – 98 с. – (Поэтическая серия "Цирка «Олимп»+TV")
Книг Всеволода Некрасова всегда не хватает. Каждая новая будет уникальной, даже когда всё будет издано. Размер страницы, шрифт, графика стиха, расположение на странице, тон бумаги, мягкость или жёсткость переплёта, порядок стихотворений, их перекличка и неожиданная связь – всё это может варьироваться до бесконечности. Всякому, кто держал в руках книжки Некрасова, понятна будет эта интимная и трепещущая связь, в его случае особенно заметная. И эта книга нужна, уникальна, целостна, жива и проста. Стихи Вс. Некрасова о городах – богатый и очень своеобразный пласт его лирики. Инструмент неповторимой и почти невероятной в своей естественности некрасовской интонации отправляется из Москвы в путешествие. Автор отправляется вместе с ним. Кто чей взгляд обращает к Волге, к латышским соснам и шишкам, к тем не менее Тюмени, на минский вокзал? Кажется, что некрасовские тексты теперь могут родиться сами в себе. Только кто их теперь скажет? Некрасов едет, приезжает – и вот, и вот, и опять новое попадает в интонационный улавливатель и фиксируется в бесконечном импульсе. А теперь мы едем в Самару и даже дальше Самары – и ближе – в Некрасов.
Под пребывание где-то и путешествие через что-то некрасовская оптика удивительно подходит. Вот это сейчас-схватывание, мгновенная интонация, рождающаяся из повторения, когда звуки выбрасывают друг друга в исключительно замкнутое пространство, в новом пере-сочетании обретая вдруг пространственную колоссальность, – это особо, видимо, работает, когда проезжаешь мимо. Взгляд в окно поезда, автобуса, автомобиля, гостиницы схватывает свою завершённость, когда дуговая растяжка вдруг высвобождает максимально возможный смысл в повторении и варьировании простых слов, тихих возгласов, вопросов и междометий. Творение из ничего, ещё меньшего чем сор.
«Вдруг» – это то, что очень характерно для движения некрасовского стиха, но это вдруг не сходно с уподоблением любви и лошади, а есть нечто гораздо неожиданнее: уподобление слова «вот» слову «вот», но на новом витке его зависающей интонации. Стихотворение Некрасова не длится, а разворачивается, выборматывается. Мне представляется шагающий человек Джакометти, бормочущий себе под нос, радующийся вдруг выскакивающим смыслам и интонациям, довольно ухмыляющийся этим удачам.
Большие стихотворения Некрасова, которых много в этой чудесной книжечке, – это удивительная интонационно-воздушная последовательность множества маленьких стишков. Вот случайное избранное этих эпизодов из огромного микро-счастья (да простится мне это своеволие):
и Илья
и я
то-то
|
За лесом там А там И сам знаешь |
а вот и город
и от и до
и вот это да это-то и да |
ничего себе сибирь и себе сибирь и тебе тюмень тебе тебе тебе тебе
мне
|
жизнь рижская латышская латвийская прибалтийская кажется
и как здесь не жить |
ладно но это всё пригород а вот и вокзал столб сразу видно рига нагородила |
простор простор простор простор
стоп
простуда |
Но только Самара Самара-то сама-то и не здесь а вся тама |
И площадь И площади Вот где и пошло дело в общем-то и ведь И дальше пошло люди лошади |
горы Жигули скоро уже
снежок такой уж не такой и снежок
для вас не жалко пожалуйста |
Ведь замечательно сказано: «Самара (слайд-программа)». Только слайды эти не просто один за другим, а они ещё и – один в другом. Вот, например, выделим по-разному кусочки из этого текста – и каждый из них предстанет новым некрасовским сокровищем:
Эх как ветки В стороны кверху ахтунг Кирхе Это во-первых а во-вторых хоть стой хоть падай |
Это во-первых а во-вторых
хоть стой хоть падай это да это стоит и не падает это dasist |
это да это стоит и не падает это dasist
Работа работка надо сказать/ Gut Gott Бог ого Типа того |
Когда в стихе происходит что-то особенно чудесное, а точнее – что-то слишком чудесное, Некрасов так и говорит: ого! А потом: ну вот, или – типа того, или – а впрочем. Завершённость вращается в невероятной разомкнутости, невесомости. Вот они – мужество и сдержанность. И все маленькие стихотворения превращаются друг в друга путём почти невесомых трансмутаций в реторте, надписанной «ну вот – того-этого». Того-этого – это Мандельштам всегда приговаривал. А ещё – и так далее, и так далее…
Всеволод Некрасов прочно вошёл в состав русской поэзии, многое сделав в ней возможным, – прежде всего, сделав непреложным лирическим фактом удивительную силу замирания перед словом и его поворотом в новый лёгкий и весомый смысл. Стало возможным узнать и понять Самару в словах: «А сама-то Самара – того». И Тюмень, и Ригу, и Тобольск, и Минск… А в других стихах – и Псков, и Питер (а донекрасовское, народное «Питер – бока повытер»!), и Москву («да и Москва бьёт с носка»)… Из такой глубины идёт (едет) Всеволод Николаевич Некрасов, что и Николаю Алексеевичу – далеко.
И вот ещё. Есть вещи, которые ведь никак иначе не скажешь, чем уже сказано. А что хотел автор сказать? А хотел он сказать: Самара. Но теперь сказать «Самара» можно только, сказав «Самые / небеса // а осадок / осадок / есть» и так далее, ибо слово «Самара» уже как бы не значит, что Самара… И сказать, что Самара, можно только иначе, по-некрасовски. И прочее – так происходит и говорится. И дождь, и осень, и весна, и погода-природа. И всё свежее. Свежее путешествие. Вдыхать – выдыхать. А как ещё дышать?