Опубликовано в журнале Волга, номер 11, 2013
Александр Подрабинек.
Диссиденты. – Знамя. – 2013. – № 11. – С. 94
Одиннадцатый номер «Знамени» – тематический, он назван «Другой СССР». Проза, поэзия и исследования, представленные в журнале, а также мемуарный и критический разделы посвящены широкому спектру оппозиционных настроений, которыми жила интеллигенция в советский период, от умеренных до радикальных. С учетом сегодняшних реалий культурной и политической жизни, материалы номера выглядят более чем актуальными, и сравнения реалий двух эпох напрашиваются сами собой.
Воспоминания Александра Подрабинека, опубликованные в журнале, заканчиваются описанием событий конца 70-х годов, окончание будет в следующем номере. Но привычное словосочетание в скобках («Окончание следует») кажется невозможным – ведь правозащитная деятельность автора продолжается и сегодня, так как политическая ситуация в нашей стране дает к этому все новые и новые поводы.
«Все началось с радиолы “Кама” – с прекрасными белыми клавишами, которые издавали восхитительный звук при переключении диапазонов. Мы жили небогато, и покупка была значительной. Но папа решился. Мы притащили ее домой, включили, нашли «Голос Америки» и первое что услышали – песню Булата Окуджавы про бумажного солдатика. Это было в середине 60-х годов». Да, так начиналось – и у многих. Но вот продолжения были разными. Выбор братьев Подрабинеков – тогда еще подростков – был прост и невозможен для большинства их современников: «О демонстрации, прошедшей 5 декабря 1966 года на Пушкинской площади, мы узнали, конечно, тоже по западному радио. И тогда же решили, что в следующем году обязательно пойдем туда и примем участие».
Это не только мемуары о демократическом движении в СССР, но и своего рода «роман воспитания» – перед нами предстает галерея «гранд-дам», пожилых женщин, связанных со знаковыми фигурами раннесоветского времени – на стене подлинник Шагала, среди знакомых – такие разные люди, как Фрейд, Блюмкин, Михоэлс, Фейхтвангер.
Автор выводит нас к широкой галерее товарищей по движению, иностранных корреспондентов и дипломатов, чекистов и филеров, с которыми устраивались игры в «догонялки», рассказывает об опасных «анекдотах» с хождением самиздата, этикете обысков и допросов.
«Капаев спросил меня что-то о взаимоотношениях Орлова и Гинзбурга.
– Отказываюсь отвечать, – ответил я как обычно.
– Почему отказываетесь? – так же протокольно спросил он меня.
– Отказываюсь отвечать на этот вопрос, – ответил я, следуя своей новой методе.
Капаев вдруг посмотрел на меня задумчиво и спросил:
– Ну, а на этот-то вопрос вы почему отказываетесь отвечать?
Мне стало весело, но я удержался, выдерживая строгий тон.
– На вопрос “почему я отказался отвечать на ваш вопрос о том, почему я отказался отвечать” я тоже отказываюсь отвечать».
Какие-то моменты проговорены у Подрабинека жестко и однозначно, хотя не всякий мемуарист, повествующий о наших глухих временах, стал бы их озвучивать:
«Тот год был урожайным на эмиграцию диссидентов. Однако дело было не столько в количестве уехавших, сколько в эффекте их отъезда. <…> Эмиграция публичных фигур диссидентского сообщества воспринималась болезненно. <…> Добровольный отъезд заметных фигур диссидентского движения воспринимался в сочувствовавшем нам обществе как бегство от тюрьмы. В сущности, это так и было. Хорошо это или плохо, правильно или неправильно – вопросы во многом личные. Но неприятный осадок оставался, потому что публичные фигуры знаменовали собой сопротивление режиму, а их отъезд закономерно выглядел как сдача позиций. <…> У некоторых мечтателей об эмиграции появилась мысль, что громкое участие в демократическом движении может стать путевкой на Запад. Правда, неверно рассчитав и чуть-чуть переборщив, можно было загреметь на восток. И все же некоторые рискнули испробовать Московскую Хельсинкскую группу в качестве трамплина для прыжка в свободный мир.
С большим или меньшим успехом использовали МХГ для выезда на Запад и некоторые другие члены группы. Демократическое движение, конечно, не было подо-р-вано этими ловкачами, но репутация его в известной мере пострадала. Уезжающие, между тем, часто просились представлять на Западе интересы диссидентских групп, чтобы отъезд их из СССР выглядел не столько бегством, сколько командировкой. Иногда им такие полномочия предоставлялись, хотя никакой нужды в том не было. Зато, выехав на Запад, они рассказывали, что из СССР их “выжали”, “выдавили”, “выставили”, “заставили уехать” или даже “выслали”».
Многое до боли напоминает день сегодняшний: проформа следствия и судебные спектакли, пресечение возможности участия в общественных мероприятиях, прямая ложь и клевета, навешивание ярлыков: «активный еврейский экстремист Подрабинек» в записке Андропова, хотя ни активного участия в сугубо еврейском движении, ни экстремистских действия за автором мемуаров не числится.
В заключение отметим, что мемуары Пинхоса Подрабинека, отца Александра Подрабинека, «Страницы жизни» печатались в «Митином журнале» на протяжении 6 лет (1988–1993, №26–50), публикация не была завершена, впоследствии текст вышел отдельным изданием.
И еще один момент, касающийся раздела критики в этом номере «Знамени». Мне как аборигену вдвойне приятно, что в разделе критики есть проникновенная и вдумчивая рецензия Сергея Боровикова на альбом Романа Мерцлина с монографической статьей о нем Е.Водоноса – гостеприимный дом художника был на протяжении многих лет одним из центров культурной и интеллектуальной жизни Саратова.