Рассказ
Опубликовано в журнале Волга, номер 11, 2013
Владимир КУЗНЕЦОВ. Родился в 1977 году в Ярославле. По образованию историк (ЯрГУ). Работал виноторговцем, социальным работником, монтировщиком декораций в театре. Публиковался в журнале «Урал». Живет в Ярославле.
Позвольте вашу руку! Смелее! Смелее! Дайте же руку, право какой пустяк. Можно левую!!! Заодно поздороваемся. Тут слишком высоко. Можно ненароком. Упасть навзничь. Растяжение или того хуже. Разбить Курта[1]. Шучу. Платформа кончилась. Вечно купейный вагон остается без платформы.
Вот и здорово! С приездом на нашу древнюю землю. В эпицентр России. Я Павел, как мы с вами в сети и оговаривали. По Курту встречаю с табличкой. Вечером Патэк[2] встречать. Эту можно в урну. Смелее, без проводника здесь не обойтись. Ступайте прямо в неё, ступайте. Она неглубокая. Я здесь наперед все лужи знаю… это не глубокая. Вот видите, я же говорил.
Экая незадача с Куртом, вмиг поправим, приведем в должный вид. Будут как новые. Знаю специалиста лично. Тем более вы потеряли много времени из-за вынужденного простоя. Здесь ни Джакарта конечно, но есть свои достопамятные места. Почва отцов. Золотое кольцо России. Жаль, проездом и по такому поводу. А так бы денька четыре отвести нам в полное распоряжение. Вот, доложу я вам, мы бы расквартировались по-иному. Показал бы места. Влюбил бы в родные кости и кресты. А за несколько часиков разве все успеешь? А тут бы рыбалка, бабенки, променад летней набережной, закуски. Удариться в порок. Впрочем, закуски не исключаются. Пока, так сказать, Шмель за работой, мы с вами откушаем. Устали же небось с дороги?
Да вы не смотрите на лица то. Не стоит, право. Все сплошь таксисты и полицейские. Занятие сильных мужчин. Привокзальные коршуны. Бомжи. Опустившиеся. Жертвы для коршунов.
Нажива в лицах, монеты звон, да капля здоровья. Ждут, что вы оплатите его чай и булку. Не смотрите им в глаза.
А так люди у нас гостеприимные. Не все вместе, а в частности. Добрый народ. Просто в гости сейчас никто не ходит, не то время. Готовить немодно.
Застройка, не смыслю в архитектуре. Поглощение пространств камнем. Эпохи застывших философий. Сталинский ампир. Вычурный хрущизм. Новодел нынешний, из стекла и бетона. Город у вокзала скучен, не извольте беспокоиться. Он не менялся всю мою жизнь. Разве вон там кубик гостиницы с видом на кладбище прикособочили. Не мешает квадратному метру камня дорожать.
Огоньку! Вот и славно! Вы мне не доверяете? Я это понимаю, такое нынче время, да и город незнакомый? Часы дорогие, вынужденный крюк. Проблему решим, воду иссушим, ход поправим. Все, как и обговаривалось в сети. Я вас, право, по-иному представлял.
Ну, знаете, соразмерно механизму. Стать, привычки, пожилой, с претензией к комфорту, подагрой и лысиной. Удивительное дело получить в наследство такие часы. Вашу молодость, по крайней мере, точно. Я даже рад, что не придется пускаться в комедию, изображать, выдавать желаемое за действительное. Обычно старые снобы с такими часами требует повышенного к себе внимания, лезут к мастеру через плечо. Почитают себя специалистами, советы дают. Возраст и деньги, знаете ли.
Никогда бы в эту лужу ни ногой. Понимаю, прекрасно вас понимаю!
Я, местный житель, привыкнуть к здешнему воздуху до сих пор не могу. Вроде дышишь, а не тянется. Легкие наполняются пустотой, а воздуха съедобного нет. Сажа и смог. Табачка и краски. Зима полгода. Потом тает. Хлипкое лето и снова зима. Стареть тут страшно. Не нужно здесь стареть.
Здесь направо. Непременно направо, позвольте настоять. Уж вы мне поверьте. Все тропы исхожены, лазы, и бурьяны мозолью взяты. Знаем-с точно, куда путь держим. Чем край знаменит? Болотами, космонавтами, красивыми девушками и повышенной смертностью. Раньше пряники с гербом пекли. Суховаты, не запьешь. Шоколадного теста. Настойки, водочки свои, лучок пучками в окрестностях произрастает. Эка невидаль? Вы небось в Джакарте и ни такого насмотрелись? Есть, кстати, в качестве сувенира сигареты Ява? Но только в качестве сувенира. Ах, вот оно как, ну и правильно!
Далеко ли и стоило ли? Нет, машину брать не стоило. Вы лица их видели. А представьте, на каждую такую физиономию ещё полторы тысячи вопросов и невысказанных сентенций найдется. Да, да, да. Все неопубликованные гении. Невыслушанные. Рулит лениво и невзначай вами интересуется. В их машинах тоже воздуха нет. Гнет потеющей мужской плоти. Прогулка гораздо надежнее, к тому же после поезда.
Короче дворами. Сквозь жизнь. Вот тут и есть настоящая Россия. Пейзаж существования, так сказать, каждого третьего. У меня тоже свой двор имеется. Тропинка покороче, напрямки, трансформаторная будка, березка с черным скворечником, ива плакучая, бабушки на лавочке. Русская пристань. Балконы для воздушных ванн.
Скромно живут. Я бы сказал, народ живет
бедно. Это в ваших краях дом – что тень от пальмы. Здесь другое дело. Балконы –
зеркала души. Облезлые мельницы отживших вещей. Сушка тканей. Фасонный перекур
в майке с окурком на родину.
Церковь?
Да Владимирская на Божедомке[3]. Таких в Угличе много.
Это город в стороне, сто километров. Кратко историю. Если позволите.
Издревле суицидальное кладбище было. В ограду несли повесившихся, утопленников, раскольников совести, детоубийц. Потом асфальтом прикрыли стыд. Видите, озаборили. Теперь уже совсем недалеко.
Все обзавелись личным транспортом, пробки даже на второстепенных улицах. Зимой тут не ходят. Сугробы в человечий рост. Тропинки с ниточку. Сосульки со скатных крыш сталинок виснут пиками. Хождение только по крайней необходимости. Быт и нравы. Климат здесь над всем. Застекляют жизнь. От балкона до лица.
Открою же вам свое. Павел Николаевич. Я лицо сугубо доверенное. К ремонту не причастное. Бывший словесник и песенник. По культурной работе всю жизнь. В журналы пописывал. Рассказы там. На роман целился. Рубрику полезную вел в периодике.
С мастером знаком. С маэстро дружен долгие годы. Хаживали вместе в драмкружок, читали Андрея Белого по ролям.
Я и в вашем случае с Куртом выступаю исключительно от слова и лица мастера. Его промысел знаю. Безмерно ценю. Стараюсь помочь. Встречу и проводы беру на себя. Очерчу, так сказать, поля и провожу по городу.
Шмель не любит сентенций. В словеса, знаете ли, играть. Насчет вас он предупрежден и ждет встречи с часами.
Я не оговорился, именно с часами. Золотой Курт, 1130/1-R. Встреча поистине редкая, их в мире девять. Только представить, из семи миллиардов только у девятерых такие часы. Впрочем, вы о них поболе моего знаете. С утра мастер, наверное, весь в предвкушении. Как с прекрасной дамой.
Только взгляните, лет двадцать, не больше. Я же говорил. Красивая, правда? Как же так, и без машины. Нет, вертит что-то в руке. Брелок и айфон, остальное здесь вертят не так самозабвенно. Чары. Не перестаю удивляться красоте здешних дам. В эдакой пакости такие цветы. Унавоженная почва плодит.
С характером. Из салона красоты. Тюнингуют молодость. В стране культ здоровья у тех, кто выиграл у жизни первый сет. Адаптация к лицу идеи о вечной жизни. По сути, классическая мечта человечества о бессмертии в действии. Не всегда успешна. Бьется с самозабвением на тренажере, а тренировать-то надобно душу.
Ах, дамы пленяют. Загоняют в угол. Приносят тебя в жертву.
Одинок, потому порой так неуместно желчен. Прошу извинить.
Мы уже совсем близко. Должен вас сразу ж предупредить относительно места. Ввести в курс дела. Мастерская выглядит скромно. Если вы ожидаете увидеть чопорный салун в атласного дерева тонах или развешанные меж картин старых мастеров ходики с кукушками, да мастера в твидовой жилетке, то спешу огорчить.
Поневоле настоящему профи легче спрятаться на узкой площади, в коробке метр на два, да позади парикмахера. Сберечь репутацию. Руки-то, сами понимаете, от дипломов по стенам и золотой лупы в нагрудном кармане дрожать не перестанут.
Мастер аскет. По натуре и отношению. Вернемся к нашему Ватерлоo. Люблю, знаете щегольнуть словечком. Увлекалися в свое время.
Там общая железная дверь с парикмахерской и ателье. Находится нам внутри совершенно ни к чему. Я зайду с вами, передам часы и выпишем приходную квитанцию. Описание работ. Сроки. Стоимость. Она при вас как гарант.
Обстановка, я вам скажу, там спартанская. Ателье стрижет ткань, мотки бесконечные, машинки жужжат. У парикмахеров седые волосы под ногами и неустроенная жизнь. Все многословны, бедны и завистливы. Запахи соответствующие. Специфичная одеколонная вуаль на всем. Мелкий волос с нитью в воздухе. Завсегдатай народ пожилой. Настроения странного, переменчивого. Приходят за дешевизной. Оправить прическу, перешить малиновый костюмчик и завести любимый будильник на шесть утра. Успеть на проповедь.
Спросите о тишине. Так вот, для него нет в мире места тише. В самозабвенном трепе дамочек бальзаковского возраста он как в теплой ванне одиночества. Самого необходимого для хорошего мастера существования.
Руки красят человека, а не место, правда? В данном случае все именно так.
Я не слишком ли многословен? Болтлив? Скажите прямо? Оправдаюсь. Очарование встречи. Новый человек на горизонте. Из южного полушария. Воздухи прерий пленяют.
У нас ещё и невозможный дефицит общения. Люди маются от патоки одиночества. Затертостей ежедневности.
Что там несчастные привокзальные таксисты, порой прекрасные дамы дадут фору в разжигании, раздувании и поддержании тлеющего мыслью разговора.
Вольнодумцы с мрачными лицами в скромных робах. Думаете молчуны? Стоит хлебнуть лишнего, как начинают обустраивать шершавым язычишком родину. Жизнь течет, а в моем возрасте, когда большее позади, уже поневоле скатываешься на сентиментальность. Говоришь лишнее. Боишься упустить суть.
Обязательно посмотрите по сторонам. Пусть и зеленый. Пешеход тут жертва, а не участник движения. Норовят сбить. Дорогу не уступят.
Так и поговорить, как дорогу выбрать короткую. Провинция идей. Опустошенность на лицах. Огород, машины, климат. Три кита идеологии. И над ними деньги. Где? Сколько? Почем? Предельно не с кем обмусолить бессмертную страницу.
Вот откройте местную газету. Кроссворды и объявления. Объявления и кроссворды. Звезды эстрады в исподнем или на смертном одре. Чужая личная жизнь интересует тех, у кого нет своей.
Журнал из латинского квартала. Глянец, украшенный светофильтрами.
Трепетное дыхание буржуазии. Здесь только учатся быть богатыми. Смотрят с придыханием на свои же фото на разворотах. Кичатся, и только. Из часов два Вашерона[4], Ролекс и Улисс[5].
Почти пришли. Вот нынче во что превращаются хлебозаводы. В бывшие хлебозаводы. Скоро отведут под застройку. Гостиница для клоунов при цирке. Товарка с лимонами. Газетный ларек. За ним ступеньки. На месте. Зимой здесь сосульки немыслимые.
Поднимайтесь, пожалуйста.
Все, как я вам и говорил. Лучше шепотом. Мастер собственной персоной. Не могу о нем неласково. Шмель за опылением. Только вглядитесь в это сосредоточие призванья, в нервически сжатую глазом лупу, в движения расправленных ухоженных пальцев, в мимозу приоткрытого рта, в средоточье кончика бордового языка, превращающегося в трепещущую бабочку. Ощутите на себе все напряжение ответственной роли. Сидит подбородком на своем столе. И являет собой вовсе и не человека. Я вижу в нем овальный окуляр темно-синего глаза, устремленного вглубь лежащего перед ним, кишками наружу, механизма. Набор шестерней перед глазами кажется даже не часами, а вынутым ценным органом, который не проживет и секунды без умелой руки. Повелитель тишины.
Он в заговоре с бесценной деталью и живет недолгой секундой вздоха вместе с ней. Колдует морщинами, трепетом носа, боящимся лишний раз громко вздохнуть. Примеривает подушечки своих пальцев к детали, желая отсрочить ответственный шаг.
Видите, застыл на мгновенье. Вы не отвлекайтесь на дамочек. Их утра похожи на ночи. Вся прелесть здесь перед глазами. Пока он нас не заметил.
Момент опыления. Смотрите, он перестал дышать совсем. Со стороны кажется мумией. Останавливается его сердце, улетает в мимозу рта бабочка языка, темнеет в черном ободе лупы внимательный взгляд.
Видели бы вы его пальцы сейчас! В них унимается случайная дрожь и трепет. Позволить себе даже миллиметр отклонения он не может. Минное поле ответственности. Пролетающая мимо носа пылинка продолжит свой полет. Бабенки чешут языкам. Трещит по швам старая подкладка старушечьего пальтишки, а здесь творится волшебство. Опыление совершено. Пальцы отпрянули. Внимательный синий глаз нервически подтверждает правоту рук. Дышит снова. Как вынырнул из глубины с заветной жемчужиной.
Сердце начинает биться. Рот открывается, но уже в удовлетворенной улыбке сытого победой человека. Нос дышит, больше не боясь вдохнуть в себя роковую пылинку, способную породить чихание и катастрофу сдутых на пол мелких болтиков. Пальцы уверенные и знающие закрепляют успех. Снимается с глаз лупа.
Нас увидел. Кивает. Давайте часики. Отлично. Я подойду и вернусь через минуту.
Молодой человек, не стойте в дверях, проходите уже или туда или сюда. Мне же мыть надо. Встанут и стоят в двери. Истуканят. Вот, теперь можно и топтать. Вы к часовщику, ну так чего стоять? Встанут и стоят, людям нормальным дороги нет.
Успели познакомиться? Анастасия, наш чистоты патруль. Проворная озорница. Моет здесь полы, зимой и слякотной осенью особливо раздражительна.
Итак, возвращаюсь к нашему мероприятию. Считайте, что работа уже началась. Он был так поражен, что это третий номер из десяти, стрелки в стиле «дофин»[6], Франц Курт[7] оказался на высоте. Вы знаете, что начинку они с дочерью берут из антикварных часов? Не знали. Франц и Бригит по-другому бы имя себе не сделали бы. Видели их в интернете. Деревенщина из-под Кельна. Но в умении не откажешь. Сейчас уже дочка рулит кораблем. Но эту золотую серию собирал старина Франц. Ох уж эти немцы, додумаются бог знает до чего. Блицкриг для умелых рук. Распотрошили пять антикварных брегетов и создали. Вы получили достойное наследство? Если надумаете продавать, можем оказать содействие.
Опять отвлекаюсь. Давайте на воздух, душно от взглядов. Все по порядочку.
Первейшая бумага. Лично в руки. Приходная квитанция. Она у вас на эти пару часов. В России издревле внимательны при составлении бумаг. Разного рода документам верят больше, чем собственной матери. Бумаге отводят роль священную. Бумагой пропитан мир людей, их взаимоотношения не терпят клякс. Прошенья, справки, позволенья. Даже прозу, выстраданную сердцем, пропущенную через легкие, требуют цензоры порой всю в рамках и по интервалу. Мы от рожденья рабы и слуги при бумажных господах.
К делу. Часикам нужен репассаж. Полная разборка механизма и смазка всех соприкасающихся деталей. Для мужских часов такого маленького размера работа предстоит поистине кропотливая и филигранная. Цена, как и оговаривали, один процент от стоимости. Столичные эскулапы взяли бы десять. Гарантия на все работы пять лет. Будет сделан тест на точность хода, заменены все сальники и прокладки. Ключ и задняя крышка обработаны силиконом. Просушат. Снимут белый осадок и с дофиновских стрелок. Соль моря Явы? Нет, море Сулу. Здесь любят отдыхать на красно-черном. Заменит шпильки на ремне.
К четырем пополудни все будет готово. А без четверти пять вы успеваете на московский литерный. Не правда ли, чудесно? Прекрасно, когда время твой союзник, а не враг. У меня день с утра спорится, и солнце светит нам в помощь. А теперь как верно говаривал старина Лео Блум, «Хочешь меня узнать, поешь со мной»[8].
Перекусим?! В животе урчит ещё с тех пор, как ту красотку в малиновых колготках увидели. Неутоленная мечта, погибшая в утробе. А вам в поезде удалось перекусить? Так я и думал.
На этот счет не извольте волноваться. Столик я уже заказал. Сделал на сей счет определенные приготовления. Одну секундочку! Оживим нити словом.
Как отменить? Почему? В народ, но позвольте, вы меня удивляете. Я выбрал лучший ресторан, на счет оплаты даже не беспокойтесь.
Узнать подноготную? Узнать народ? Правы чертовски. Вот поставили задачу. Предъявили претензию. Объяснимое желание. Будучи на вашем месте, сам бы не побрезговал из рук народных плод вкусить. Из печи. В идеале очутиться в гостях. На чьей-нибудь кухонке. У пенсионерки за пазухой. Тут попадем точно в цель. Истинная пища души, вместе с болью невысказанного. Однако таких знакомых не имею, да и без предварительной договоренности и оплаты сойдем-с с вами за жуликов. Чичиковых в плоти. Проездом и в дамки.
Вы мой и мастера почетный гость! Наш хлеб. Угодить вам наша святая обязанность. Исполнить пожелание для нас закон.
Что ж, дайте поразмыслить. Обратить географию в чувства. Извольте. В народ так в народ. Хочешь узнать Россию, поешь с ней!
Предложу вам два места, к тому же территориально близкие. Столовую ГДУ при асфальтовом заводе, а после кабачок, в народе «Амстердам». Места аутентичные, характерные, с личиной. В каждом нам хватит и получаса. В столовой дольше и не принято высиживать. У людей рабочий день, совсем не ресторация. Блюда для местности характерные.
Сказать по правде, эти места и мои отрады. Маяки холостяцкой жизни, «когда распутство, выдохшись, начинает себе отыскивать бога». Час икс. Когда не хочется мыть тарелки и готовить, да выпивать с зеркалом устал. А в ресторан банально не с кем. Встаю из-за стола, рукопись в сторонку, беру шляпу и…
Пешки и пенсы. Пренебрежение. И вы услышали? Нотки заметили. Пешеходы и пенсионеры. Это жаргон. Ничего, этот оболтус постареет, заговорит по-другому. Впрочем, может, и не доживет до старости.
Город здесь как склад. Неуютное пристанище машин. Не о чем беспокоиться. Однако скоро я попрошу вас остановиться и взглянуть налево. Интригую? Иначе в нашем деле никак.
Ну, удивили, так удивили, до сих пор в шоке. Отойти не могу, как дождь грибной. Ошпарили. В народ так в народ! Шмель, простите, конечно, мастер, делит и судит о той или иной личности, глядя на отданные ему в ремонт часы. Он мало общается. Смотрит на циферблат, корпус, ремень, вертит в руке. И может о человеке постороннем, вовсе ему незнакомом составить резюме. Заключить о нем мнение. Образ жизни, характер, чистоплотность, привычки, род занятий, само собой достаток… все перед ним. Буквально на ладони.
Тут он точно бы ошибся. Вы оказались примечательным человеком. Не побоюсь этого слова, уникальным. Отказ от ресторации. В народ.
По части обладания часами люди сводятся по своей сути для Шмеля на две группы: примечательные и обыденные. Первая крайне малочисленна и уникальна. Вторая огромна, рутинна и скучна.
К примечательным он внимателен, чуток, отзывчив. Ждет их всегда как праздника, узнает по облику, будто редких жуков на ветке. И суть порой не в дороговизне часов, а в изюмине обладателя и механизма на руке. В общем знаменателе.
Для него часы – что раскрытая книга. Ладонь для хироманта. Личное дело на каждого.
Вот возьмем наши часовые элиты. Для провинции негусто.
Вашероны и Улисс сами к мастеру не ходят. Приезжает какой-нибудь запыхавшийся конюх, пардон, водитель. С наказом от хозяина. Часы в бумажном конверте передает. Мнется весь с ноги на ногу, как ужаленный. Заученно, нескладно, со слов хозяина и по слогам проблему излагает. Конюх – он и есть конюх. Слова коверкает, ударяет не там, где надобно. Мастер морщится от невежды.
А сам хозяин считает ниже своего достоинства отнести свои родимые в мастерскую. Брючата боится замарать.
«А ну-ка Петька, поправь мой Вашерон, что-то спешить стал».
Дорогие, но безликие часы. Ломаются от того, что не ходят. Хозяин одевает их только на приемы, а механика любит тепло человечье, как собака. Что для неё конура для завода из красного дерева. Часы должны быть ещё и любимы, тогда их носишь и к мастеру несешь самолично. А не передаешь какому-то Петрушке.
С Ролексом все именно так и обстоит. Здесь человеческая судьба, можно сказать трагедия. Золотые, бриллианты по корпусу, лимитированная серия. Цена есть небольшая квартира с видом на Средиземное море. Хозяйка вдова. Все ещё свежа, как вовремя политая роза. Потеряла мужа. Часы единственная память. С тех пор носит сама.
Вы бы видели, как она их с руки снимает. Как грудничка. Детей, видно, Бог им не послал, так в этом Ролексе вся её жизнь былая, как сердечко бьется.
Шмель всегда с ней учтив, порой подбодрит словечком. Комплиментом поддержит или денег не возьмет.
Теперь стоп. Обещанный сюрприз, связанный с деньгами. Вы не обменивали? Вот и отлично, доставайте тысячерублевую купюру. Зеленую, грязновата, пусть. Да, да эту.
Ходовая нынче купюра, ничего не скажешь. Видите церковку на обороте. Нет ни этот ракетоноситель, смертельно ненавижу это чревоугодие математика. А вот эту. Пятнадцатиглавое наше чудо. Иоанн Предтеча[9]. Всем миром почти двадцать лет строили.
Теперь медленно поворачиваем голову налево и видим. Ну как!? Внушает, не правда ли?! Вот это я вам скажу настоящее зодчество. По сути своей, как ваш Курт. Уникально и неповторимо. Единственная церковь в таком роде. Один экземпляр. И опять средь такой пакости. Раньше стояла посреди завода. Вся в изразцах. Город контрастов. Пойдемте дальше. Смотреть уже будет не на что.
А взять обычные часы. Котлы. Из когорты обыденных. Просто и дешево на первый взгляд. Однако и они преподносят выкрутасы жанра. Их порой и в руку-то положить непросто. Не верите.
Скажем, работяги какого. Живет в них. Трудится. Спит с женой и ест у телевизора. Натертые места истинно желты. Задняя крышка в коррозии. Стекло в трещинках. Капельки от сварки въелись оспами. Ремень порой гниет. Явился сам хозяин, как на поклон. Боится на работу опоздать.
Человеку порой и поспать некогда, где ему взять время ремень поменять. Стоит, бедолага, воняет маслом. Шмель такие часы не берет. Посули ему хоть золотые горы за ремонт. За живую душу работягу не считает. Будь хоть он распрекрасный человек. Хороший муж и семьянин, дока в своем деле. Но раз довел часы свои до скотского вида, значит, нет ему прощенья. Нормальные люди, по его мнению, так с часами не обращаются. Но это совсем крайность. Страшилка для детишек. Не к столу сказано.
Мы уже близко. Час пик бурлящих животов. О приборах и людях непременно продолжим. Поднимем прежде вилки в танце. Выбор оружия. Доверяю вам быть первым. Чем хороши столовые, так вот этим выбором только своей ложки. Как стрелы из колчана. Эпично. Сточенные зубами тысяч многотрудных дней. Работа с горящим асфальтом это ад. Надо хорошо есть.
Взгляните на эти пленительные чаны. Борщ. Солянка. Распорядительница судьбы за работой. С поварешкой наперевес. Труд этих женщин почетен. Вкус Нации. Не побоюсь этого слова, нутро народа. Только они знают, сколько мяса окажется у вас в тарелке.
В восемь утра берут в руки свою первую картофелину. Змеи очисток. Такие часы не носят. Втайне мечтают о золотых и обязательно на браслете. Толстые запястья. Свои рабочие места тут не покидают. Пусть капает со лба усталый пот и вьется в кашу ломкий волос, оставить промысел нельзя. За этими широкими бедрами с поварешкой семья, муж алкоголик, тоже не без основания рассчитывающий на свою ложку супа. Всемирного борща нации, у которого оказывается столько невидимых почитателей.
Еда тут не праздник. Каждодневный изнурительный труд. Извлечение прибыли. Экономия на собственном желудке. Неуважение к пище и способу её принятия. Порождает неуважение к самому ритуалу. Тарелки на Руси могут быть небитыми только на торжестве. Повседневное же употребление крайне скупо на образцовость. Разит трещиной, гнутой вилкой или зазубриной на краю.
Отвлекитесь от лиц, вглядитесь в антураж. Все вокруг так и норовит заявить тебе: «Твой день тяжел, одинаков, многотруден. Прими этот кусок в награду!» И даже не ритуал. Обязанность. Странная экономия на величайшем из удовольствий.
Рекомендую солянку. Нам погуще, пожалуйста. Отравиться в таких местах невозможно. Разве это лицо способно положить тухлятину в свой желудок?
Ставьте поднос на рельсы и поехали дальше. Компот из ягод и тортик с грибком стоит попробовать. Сладкая пилюля после основных блюд. Ласковое название: песочное.
Рис с подливкой. Нет, это не рис? Почему же. Ох, с кем я спорю. Только не говорите это слишком громко. Могут всерьез обидеться. Вкусившим босой ногою закат в рисовом поле, впрочем, поверить стоит.
Тогда возьмем рагу, очень неплохой рагу. Двойной, пожалуйста.
Никогда не вникал в эту низложенную по граммам градацию порций. Тарелка в одну формальную порцию столь жалка. Смешно. Отголоски продпайков и вечных трудностей с едой. Последнюю в здешние магазины завезли только лет пятнадцать назад. Нам незачем думать об этом. Столовые берегут память о копейках.
Ломал ли он часы? Хороший и прямой вопрос. Отвечу откровенно. Конечно. Такая работа предполагает определенный риск. Ломал и ещё раз ломал. Порой очень дорогие и на глазах тех самых примечательных хозяев. Не верьте бравадам о непогрешимых мастерах. Часовщик сродни саперу и всегда на грани. Ошибка может подстерегать в любом месте.
Рассчитался и взял нам шесть бородинского хлеба. Давайте сядем с краю. Тут лучше видно лица. Обрядовое поедание. Разговоры с набитым ртом и применение хлебов о сочное дно тарелки. Финальная роспись на голодной бумаге.
О халтурщиках и пьяницах за часовым столом я не говорю. Полуслепые пенсионеры с дрожащими пальцами и нервные пожилые женщины, вымогающие гроши за батарейку со шпилькой, к профессии часовщика имеют весьма далекое отношение. Это шарлатаны. Речь идет о серьезной ошибке, вызванной роковым стечением обстоятельств.
Соуса добавьте. Макайте, макайте! Россия горчицей знаменита! К рагу неплохо будет. Привычны к острому.
Вы вот с оказией к мастеру. Временем заперты на ключ. Спешка поневоле. Я ни в коем разе не хочу беду накликать, но время и есть самый роковой враг для мастера в его деле. Поспешил. Пренебрег осторожностью. Выдохнул не так – и все.
Был у нас один случай. Клиент человек разборчивый, щепетильный. К часам неровно дышащий. С инженерным замахом и обеспеченностью наркобарона.
В круг нашей мастерской входил долго и неохотно. Цеплялся за нужное. Выведывал. Выспрашивал. Часами своими при визитах не рисовался. Щепетильный человек. Как сейчас стоит перед глазами и протягивает своего Фредерика[10].
Лысоватая голова джентльмена в годах. Портретами в железных овалах таких скучающих от бытия лиц занята половина здешнего кладбища. Скорбный лик и ничем особым не примечательный. Так выглядит лицо, познавшее весь белый свет и твердо решившее, что он все-таки черный.
А впрочем, правый глаз порой ещё блеснет радостью, когда речь заходит о часах, механизмах, втулках и переводных валах. В остальном портрет неизвестного безрадостного человека, с заболеванием. Когда смотришь в такое лицо, не хочется на нем останавливаться, побуждать себя к симпатии исключительно из-за знания, чем это лицо занимается.
Понимаете о чем я? Сейчас думаю, что он из бывших часовщиков. Эдакий матерый неудачник, которому что-то не позволило выбиться в люди. О состоятельности судило все остальное. Брелок, ботинки, поступь, душистая изморозь затылка.
Я хорошо рассмотрел его, пока длились эти долгие, длящиеся по часу визиты. Скорбность ему придавало все то, что в другом человеке говорило о характере, интересах, эмоциях.
Зеркала души, пока говорил я, а не мастер, были оба плотно занавешены какой-то клейкой грязной пеленой. Они предпочитали смотреть, потому что на дворе светло, с таким же удовольствием они могли быть закрыты. Ведь я не вызывал в нем интереса, будучи скромным глашатаем, а не признанным часовщиком.
Я говорил с его тонким и длинным носом. Нос всегда был мертвенно бледен и блестящ. К тому же по переносице красной косой проходил красный ожог от соприкосновения с очками.
Знаете такой тип людей? Вот и к мастеру повадился. Чувствуется, человек носит что-то с собой. Камень проблем и боится предъявить их свету, мучается.
О часах и часовом деле он знал действительно порядочно. Обладал какой-то зверской проницательностью. Называл номера механизмов и их калибры с заученной четкостью.
Что скажете о солянке? Популярна невообразимо. Есть чем утолить алчущий агонией голода желудок.
И вот через полгода он в нас поверил. Решился на аудиенцию и профилактику. Вытащил из закромов дорогого костюма чудесную свою диковинку. Банальный Фредерик, гильяш[11] на циферблате, белое золото. Если хотите купить себе уменьшенную копию башенных часов городской ратуши заштатного Люцерна и повесить их на запястье. То купите Фредерик. Скучнейшая модель для скучнейшего человека. Я не подобрал бы под его лицо часов лучше.
Клиент дрожал весь. Потел литрами, капал изморосью прямо на стол. Что с ним творилось, ума не приложу? А Шмель, закрывая часы, стекло на его глазах разбил вдребезги. Пресс сломался. Стекло в порошок стер. Стрелки дыбом встали. Вы бы видели выражение бедняги. Я думал, он прямо там умрет.
Как и у любого худощавого джентльмена в годах у него заметно обвисли щеки. Без щетины они казались свернутыми недожаренными первыми блинами, которые начинающая повариха спрятала в чулок.
Лоб потный, лысина, штрих-код глубоких морщин и рот-линия могли бы спокойно поменяться местами.
Я думал он, прямо сейчас убьет мастера. Бросился наперерез. Вскочил между ними. Попытался дать ему понять, что это всего лишь часы, дорогая безделушка, что проблема решаема. Мы простые люди. Смертные. Не боги, нам свойственно ошибаться.
Мне кажется, он хотел увидеть ответные мучения. Изувечить. Часы для этого маньяка были фетишем.
Ещё полгода после он грозился лишить нас лицензии. Выгнать из города навсегда. Искалечить всячески. Выпил из мастера столько крови, что мне казалось, он опустит руки. Бросит все и навсегда. Представляете, как ему было? Просто на работу приходить и снова закрывать часы. Любые примечательные иль обыденные. А перед глазами этот лысый со своим треснувшим стеклом.
Критический момент настал. Точка невозврата достигнута. Такие моменты случаются рано или поздно в жизни каждого. Вот возьмите вашего покорного слугу, мне потребовалось почти полвека, чтобы понять, что писатель из меня негодный.
Даже жуть берет, если подумаю, что мой редактор понял это после первой прочитанной главы. Через шесть с половиной минут. Потратить жизнь, а не шесть с половиной минут на конфликт с самим собой.
Очутится вмиг в одиночестве. В вихре снежном на пустынном Невском проспекте, там, где окна все потушены, а медный всадник правды скачет следом. А амбиций-то сколько было. Надежд. Рук дрожащих в предвкушении. Держал удачу за хвост.
В двадцать я мечтал об обширном интервью «Литературной газете». Писатель-открытие. Автограф-сессия отточенным карандашом на мягкой обложке молодым поклонницам.
В тридцать бросился на ветряные мельницы, порешив навсегда изменить русский язык. Придать словам огранку новизны. Запер себя на ключ в глуши. Провалился в прорубь, чуть не утонул.
В тридцать пять, во что бы это ни стало, стремился закончить бессмертный роман. Замер в описании знакомого лица, как заблудился.
В сорок пытался опубликовать за свой счет кусок прозы в малотиражке среди некрологов. Удалось, с опечатками.
В сорок пять опустил руки на лысину, разбирая покрывшиеся пылью собственные вирши.
Три месяца назад поставил последнюю точку после предложения, за которое стыдно. Решил для себя, что последнюю и окончательную точку.
Надо иметь мужество держать удар. Каких трудов мне это стоило. Мы с мастером тогда одновременно оказались на распутье. Для обоих поздно было начинать с нуля.
Лысый джентльмен, как вампир, выжал из него все соки. Пришлось продать оборудование, инструменты, бесценные запчасти отдать по бросовым ценам мелким шарлатанам. Мастерская почти год стояла закрытой.
Что и говорить, даже последние, самые преданные клиенты от него отвернулись. Придут. Увидят зашторенную конторку и уйдут прочь.
Плохое здесь долго помнят. Сторонятся беды, как проказы. Вся сердобольность бывших завсегдатаев испарилась. Его бросили даже отзывчивые пенсионерки, коим мастер бесплатно правил на будильнике расходившиеся стрелки. Позлословили, помялись около и испарились.
Для того чтобы снова взять чужие часы, ему пришлось переломить в себе животный страх перед неудачей. Положить под пресс и закрыть. Представляете, что он при этом чувствовал?
С тех пор мы перестали допускать людей в душу. Принимать близко к сердцу. Чтобы случайный дядюшка не заявил, что его любимая «луковица протухла по нашей вине».
Выслушивать всех этих терпящих бедствие. Скрип давления прессом на ломоту сострадания. Допускать к столу мастера глаза. Нет и ещё раз нет!
Я по-дружески, с дерзким энтузиазмом взялся за мысль оформить сайт. Скрепил своими литературными обрубками возможность оказать часовую помощь состоятельным людям. Пришлось изрядно приободрять беднягу. Собирать заново и по кусочкам былого мастера было непросто. Хорошо то, что у него не задрожали руки. В этой профессии это конец.
Что скажете? Ну, прямо и честно. Неплохо, ведь неплохо же? Солянка даже горячая сегодня. Как знали. Одна только просьба, вы на людей не оборачивайтесь. Не смотрите так. Понимаю, что хочется впитать впечатление, узнать больше.
Соотечественники, хоть и бывшие, не оценят. Можно вызвать недовольство. Подсядут, не дай бог, со своим подносом. Потом начнется вопрошание. С ними надо аккуратно. Как с младенцами. Отбирай запретную игрушку. Прячь подальше. Отвлекай, чтоб позабыли. Даже не смотри в ту сторону, куда спрятал. Как говаривал поэт: «Ибо в детстве огорчения наши мимолетны, как летний дождик». Нет, у меня детей нет, но имел, знаете, опыт проживания с дамой в подобном положении.
Да, это нормально – опустить в пустую тарелку солянки наполненное горячим содержимое тарелки номер два. Больше пространства сразу вокруг. Вопрос к тому, кому солянка по вкусу не придется? Объедки тут не собирают. Народ ест начисто. Быстро. Впрок.
На салфетки идет резанная туалетная бумага. Особливый местный акцент. Дополнительная статья доходов пышногрудым. По швам рваная. Берите её больше.
Что сталось с лысым джентльменом? Лысый джентльмен умер. Стал пищей для гравера-портретиста. Украсил собой гранит. Подавился очередной часовой цапфой[12]. Вам, наверное, жутко все это слышать? Думаете, что связались с жульем, с проходимцами. А между тем я с вами как на исповеди. Перед последним причастием. Доверие в вашем молодом лице вызывает симпатию.
Мы воссоздали его уродливые часы заново. По крупицам собрали. Совершили невозможное за фантастические деньги. Все вплоть до бережно пригнанных и заказанных в Швейцарии стрелок. Сапфировое стекло имело ту же твердость и толщину, ту же жирную девятку по шкале Мооса[13]. Только бриллиантом исцарапать можно. Оно было пригнано к корпусу, словно это сделали на фабрике в Ле Локле, а не в снежной русской провинции.
В итоге мы занимались ими все время. Умаялись до такой степени, что потихоньку начали их ненавидеть. У нас и было на руках: эти часы и груда неоплаченных счетов. Я читал тогда Гамсуна «Голод». Если бы не эта книга, сошел бы с ума. Носков не на что было купить. Ел здесь. Гарниры.
И вот на отрывном календаре назначенный день. Мы во всеоружии. Вздохнуть боимся. Часы под пленкой. Ждем.
С утра тишина. Старые ходики бурчат и одна стрижка у соседей. Пусто.
Даже конюха своего не прислал. Мы сразу поняли. Это неспроста. С лысым что-то случилось. Оставить своих уродцев он не мог.
Я просмотрел те самые глянцевые каталоги за отмеченную дату и о, Всемогущий! Знакомое лицо. Передо мной звезда богемы. Отец ночного города. Повелитель порока. В черном прямоугольнике. Наедине с лицемерной эпитафией. Клиент умер. Да здравствует клиент!
Мы выжили за счет продажи его часов.
А компот? Пока холодненький. Вопрос из отечественного киноискусства. Научил многих выходить из положения красиво. Соединять фразы, когда сказать по сути нечего. Лучше бы молчали.
Ягодок мелких на дне не бойтесь. Глотайте. Исключительно местные. Красная смородина. Гроздями растет. Полезно и вкусно.
Теперь собираем посуду, и вот к тому коварному, шатающемуся столу в углу. На воздух сытыми. Понравилось? Своеобразно. Отказ от ресторана. Наверное, все столовые мира похожи. Но есть, так сказать, эксклюзивчик. Принять еду как душ. Как должную необходимость, не обращая внимание на частности. Там нам сейчас только бы все принесли. И никого. А тут.
Он позвонит. Непременно даст знать, как только все будет готово. У нас как минимум час. Можно позволить себе расстегнуть вторую пуговицу. Выпить глоток утешения. Посмотреть на человека в чудной ипостаси.
Что предпочитаете из крепких напитков? Молодость сдвигает традиции в сторону и выбирает коктейли. Одною белою водою сейчас никого не удивишь.
Я ваши годы к водке относился, как к классике в литературе. Традиция предков. Приправа к славе отечества. Да и сейчас Россия знаменита водкой и классиками.
На свой страх и риск смешивал коктейли. Попробовав изобретать слова, вовремя не нашел отклика. Признаюсь, всегда был честен и не отравил ни одного невинного редактора, кроме самого себя. Сейчас вернулся к классике поверженным престарелым циником. Буду водку. И вы?
Ангелы улыбаются. Толстоликие младенцы. Всегда сытые. Похоронное агентство
через дорогу. Обставят все в лучшем виде. А там вокзал. Где я вас встретил.
Башенка со шпилем. Всполье. Складская улица. Здесь все поблизости. Под рукой.
Зеленый, значит можно. Опять пешком и недалеко. Под мостиком. Поезд. Я в
детстве любил считать вагоны. Машинистом хотел стать. Пропан-бутан.
Пропан-бутан. Пропан-бутан. Цистерны.
Днем в России пьют только люди конченные, очень молодые или безмерно
несчастные. «Амстердам» идеально подходит всем. Для нас с вами простор для
взгляда. Непреднамеренное самоубийство личности водкой. Потроха совести на
тарелке.
Продали часы лысого? Да на иБэй в интернете. За уродов много не выручишь. Да и ремонт скрыть тоже не удалось. А это значительно сбило цену.
А все эти унизительные проверки на подлинность. Вы знаете, что в высоком часовом деле это самое скотское занятие. Эдакая аутодафе. Приговор личности хозяина и приближенных. Переворот приоритетов. Подлинность и только подлинность. На ней держится все, что касается серьезных часовых механизмов.
Подделка. Что ещё может быть более мерзким. Супружеская измена на семейном ложе. Вердикт обмана, враз дробящий все представление о часах и человеке. Шмель знает в этом толк и, как правило, раскалывает трудный орешек при первом подходе за минуту. От него не скроешь, все эти маленькие шероховатости, до которых искусный копиист и не добрался бы.
Суть обмана подлинностью скрывается в мелочах. В крохотном пазле, положенном неверно. По ним, чутким, едва заметным швам и судят о происхождении. Болтик прямой, а не крестовой, номер не там выбит или вообще не выбит, пробы металла отсутствуют.
О грубых подделках и говорить нечего. Это китайский жупел с наклеенными стрелками. Мы говорим о подделках-ловушках, которые делаются со знанием дела профессиональным жуликами. Делаются для тех, кто готов и рад обмануться по незнанию.
Люди без лица, занятые в этой сфере, несут затраты. Высококлассная подделка требует серьезных вложений. Они покупают бриллианты, не гнушаются переплавлять корпуса из чистого золота, заказывают фирменные документы и гарантийные талоны, упаковку прямо в Швейцарии. А сердце внутрь вставляют липовое, искусственное, неживое. На них упорно трудятся отставные часовщики и продажные ювелиры. Погонщики легких денег.
Искусство обмана доходит до совершенства. Подделку может всю её жизнь сопровождать в сервисе один и тот же придворный мастер. Вести незаконнорожденного за руку, постоянно подтверждая родителю родственную связь. Жутко лицемерное поле.
Только вскрытие на стороне кристально честным и незаинтересованным мастером открывает хозяину мрачную тайну происхождения своих любимцев.
За такие подделки нужно сажать. Лишать свободы. Они бросают тень на всех. Обливают грязью упорных трудяг.
Жертву тоже по-своему жаль. Несчастный достоин сожаления. Заплатил баснословную сумму за подделку. За Статус. За Имидж. За картинку в латинском журнале. Перед эпитафией.
Живет такой парень. Идут здорово, точно. Ремонт не нужен. Ходит веселый со своим незнанием до первого случая. Отстали на минуту, утопил в раковине, ребенок бросил об пол. И пожалуйте в нашу исповедальню. На прием к доктору.
Провидец-мастер за шторкой. Взявший в руки да поймет, что волшебная карета обратилась в тыкву. Точней, ею и была. А сумма, потраченная на радость, в десятки, а то и сотни раз меньше реальной.
Трудно выразить словами вердикт инквизиции. Надо сыграть роль дипломата со скорбным лицом. Искусно преподнести плохие новости, хотя хуже уже быть не может.
Часовые подделки ломают судьбы, жизни, повергают в шок и тоску. Мерзавцы, которые на этом наживаются сидят по обе стороны стола. И те, кто делает, и те, кто продает и те, кто берется за обслуживание.
Ваши? Нет, конечно. Не извольте беспокоиться. Курт настолько редкие часы. Никому и в голову не придет их подделывать. Часы со своим стилем и внешностью, что придутся по вкусу не каждому. Третий номер чист. Сомнения только с пятым….их кремировали вместе с владельцем в Варанаси, Индия 9 июня 2002 года. Пятого быть не может, а к третьему вопросов нет.
Станешь поневоле теоретиком. Увлеченным энтузиастом. Если раньше штудировал литературную критику, то теперь обретаюсь на часовых форумах. Хлеб наш насущный порой слишком черств.
Пришли. Перед вами приют усталого бедняка. Место исповеди и печали! Дом грез и несбывшихся снов наяву! Смертельная рака! Русская купель!
«Амстердам». В народе он был и ещё и «Лиссабоном». Средь люда более простого «У Гали». Студенты, может, по-своему кличут. Не ведаю. Для налоговиков «На углу» ЧП Шишкин.
Прошу! Только после вас! Осмотритесь! Не стоит бросаться на амбразуры. Сосиски резиновые. Сок не из апельсинов. У многих стаканов грязно на дне. Скорбь путников. Все, что горит, настоящее.
Уборная прямо за стойкой.
Халдея и прочей услужливой пакости здесь нет. Все
вопросы и пожелания исключительно напрямую через стойку к этой милой Эсмеральде.
О, прекрасная леди моей загубленной судьбы! Встреть я тебя на пару лет
раньше! Все бы сложилось по-другому. Козни дьявола. Я слишком много и
бесполезно думал о сложении слов.
Мы ждали эту встречу вечность. Нам триста. Нет, нам четыреста люксовской. В штофик. Томатный из помидоров и апельсиновый из апельсинов. Два с селедкой. Два с красной икрой. И два с ветчиной. Греть не обязательно. И пепельницу.
А вот этот стаканчик поменяем. Укушен бронтозавром. Ага, отлично. Мой гость из южного полушария, прошу любить и жаловать. А что это с икрой? Лопнувшие шарики. Никто не берет. Сделай нам по новому, милая. Сегодня наличка. Сегодня я заплачу за прошлое. И чаевые сегодня будут. Вот этого хватит пока. Если потребуется повторить, просто махну рукой.
Приятно создавать людям настроение. Отдавать старые долги. Платить по счетам. Ощущать нужность. Симпатию. Эсмеральда неплохая женщина. Умеет слушать. Всепрощающе доверительно. Да нет, Ирина вроде. Эсмеральда – это для своих.
За мастера! За великое причастие с вечностью! Не люблю высоких слов, но сегодня тянет к штурвалу.
Жертвы подделок. Они не такие уж бедняки зачастую. Ни агнцы и ни святые. У них есть прошлое. Темень времен. У таких куча людей в одолжении. Долги часто отдают поддельными часами. Не знали, а это факт.
Пьющи. Не начитаны. Богаты. Почитают Шекспира как «благодатную почву для умов, утративших равновесие». Сами же окрепший гумус для высадки клубней первосортного обмана. Воронье в облике человека, движимое крылом на свет камней и блик стекла. Купят хлам и радуются.
Для таких мастерские обивают красным деревом, вешают на стены дипломы и ставят кожаные диваны с бесплатным кофе по леву руку. А в центре круга мастер.
Сажают живой вердикт со сладким жалом за стол. Одетый в белую рубашку и черные нарукавники. Кафка вылитый, в очочках. Сидит и щекочет благодарные подмышки.
Жалеть таких болванов? Неспособных узнать историю своих часов доподлинно. Пренебрегающих наукой. Нет, таких не жалко. Видел многих. Они сами просят, чтобы их обманули.
Ещё по одной! Исключительно за вас. Приятного человека встретишь нечасто. А если ещё и имеешь с ним дела – это удача вдвойне. Приезжайте ещё непременно! Обещаю культурное времяпрепровождение с вживанием в почву отцов. Водка чудесна при опоре на березу. Волшебство природы.
Видел ли я несчастных в роковой момент? Разумеется. Плохие новости людям приношу самолично. Мастер сразу не находит слов, когда видит подделку.
А что они? Не умеют себя везти. Сквернословят. Преображаются. И вся их затаенная гниль болотная наружу рвется. И сам к ним под руку попадешь, будто виноват в том, что видно невооруженным взглядом.
В секунду все меняется. От слов к жестам. Принес весть – и ты для них уже ни мастер. Не помощник в трудную минуту, направивший стрелки по верному пути, а злейший враг. Подлый предатель, посмевший своим признанием покачнуть лодку благополучного бытия.
Давайте же о вас, о приятном, наконец? О планах молодости? О вершинах в пустоте! Налью по полной. Об оплате?
Охотно. Курьер доставит счет. По карте. Получу от вас царственный автограф. Накладная как гарантия при вас. Снимем копию, и я вас провожу. На сей раз вызовем извозчика. Позволю настоять.
Ой, мой мобильный! Тысячи извинений! Узнаете? Это Вагнер. Неминуемый Рихард Вагнер. «Счастье». Всегда потрясающе вовремя. Всегда к месту. Точно по житию. Не хочется торопить гения. Прерывать. Снимать трубку. Вешать классический фрак на вешалку и одевать рубаху. О, великая музыка. Однако. Это маэстро, а он не терпит промедленья. Гений места. Мой непотопляемый друг! Я дам тебе ответ.
Алло. Да. Горим от нетерпения. Снедаемы новостью и осознанием победы человека над слепой машиной. Что? Извините меня на секундочку, мастер просит приватности
Ещё раз, я не расслышал. Нет совсем немного. Практически по капле. Обещал, ну и что? Плясать мазурку попробовал бы сам. Это точно? Да я понимаю. Более чем странно. Я черт подери, понимаю! Мне следовало сделать это раньше. Что мне делать? Что вообще делают профи в таких ситуациях? Он может обвинить нас в подмене. Приходная… господи же боже официальной оценки подлинности не было. Накаркал. Да не ты. Я накаркал. Пел ему тут о подлинности.
А если он скажет? А если скажет? Я не могу больше, как бы это все не кончилось, я ухожу. Хватит с меня. Вернусь к писательству. Мы уже потрясающе влипли один раз.
Кто он? Да не знаю о нем ничего. Иммигрант. Легкий акцент. Репатриант. Ренегат. Экспат. Мне то что? Русские корни. Отец военный. Германия. Курт по наследству. Черт из табакерки. Индонезия или Филиппины. Море Сулу.
Сейчас он начнет осознавать неладное и… Я просто не представляю, что ему сказать. У него поезд в 16.52. Шута горохового теперь из себя перед ним корчить. Я и так как скоморох. Унижаюсь перед сопляком второй час.
Возьмем как за настоящие?! Ты сошел с ума! Ограбим в людном месте. У тебя совесть-то есть? Проверять людей. Проверять часы надо было сразу, дурень ты старый. Почему ты понял это только через полтора часа. Я… Пойду. Надо возвращаться.
А вот и я. Вижу, у нас гости. Эсмеральда интересуется Индонезией? Повторим ещё по одной. Нестерпимо хочется выпить.
А с лицом? Ну, в некотором роде, крепкий алкоголь делает старое, слабое, восприимчивое к климату лицо уродливым. Аллергия на мир. На людей. На понятие смыслов. Слабею. Такого меня ты не полюбишь, верно, дорогая? Налей нам ещё триста.
Что сказал мастер? Все близится к благополучному финалу. Курьером доставят прямо сюда. С морем Сулу пришлось повозиться. Он рекомендует предельную осторожность. Никаких заплывов на будущее. Покой.
Во всем нужен баланс, чем выше частота колебаний, тем точнее идут часы. Не слыхали такового? Мне всегда нравился этот тост. За повышение частоты баланса! Адьюс!
Водочка! Лучшая из лучших! Спирты класса люкс. Аналог «Мертвых душ» в русской литературе. Никакого смешения, все в чистейшем виде. Вот такая и должна быть водка. Авторская версия. Возьмите на родину бутылочку! Угостите близких. Ислам, извините, тогда понятно.
Душно. Неимоверно душно. В таких местах всегда либо вентилятор, либо сквозняк в форточку или дверь открытая. Вот вам, пожалуйте, и псина. Побирается.
Не понимаю, как вы живете там, в постоянной жаре? Плавильня. Решительно невозможно передвигаться. Эсмеральда не знает, о чем спрашивает.
Я? Часов не ношу. Вопросы ненужные. Статус. А дался вам мой статус? Ни часов, ни статуса. Как обесценился мир, что человека уже и не слышат без статуса.
На что мне часы? Вопросы лишние. Вынь да покажь! Все пропито здесь до последнего винтика. Втиснуто поперек моей воли в автобиографию. Трагедия человека. Конфликт неразрешимый с совестью. Не предай я три месяца назад самого себя. Не впади в страшное отчаянье, глядишь, и не было всего этого. Не отпусти тогда руки. Продолжал бы писать. Жил бы жизнью человека, а не зверя.
Ох, водка подлая водица. Через лицо пропирает своей мерзостью. Да и через душу кровью отравленной течет. Травит коренья окрест. Губит все живое. Если ещё есть живое. Посмотрите направо. Дальний столик. Видите, чудо сидит. Не то человек, не то дикобраз. Все подобие человеческое потерял. День с ночью путает.
А до водки, был чудеснейший поэт. Изверг смыслов. Стремился ввысь. Как Икар. Планы строил. Однако сгорел в водке, как мотылек в пламени. Вот и я скоро сяду на его место, когда этого пострела ногами вперед вынесут.
А может, ну его к чертям? Такую участь. Может остаться человеком? Не поехать ли мне с вами? Сбережений нет. Крайне скромен в нуждах и непритязателен в быту. Могу экскурсии водить. Есть зачатки английского. Манерность.
Что скажете? Решайте же мою судьбу, милостивый вы мой государь, я легок на подъем. Мне и собраться, что подпоясаться. Оставить край родной и броситься в омут. Нисколько не стесню. А там и бабеночку какую найду. Одежды минимум. Кокосом наполню свой бокал.
Кисну тут. Задыхаюсь. Стареть здесь боюсь. Вам вот, например, не хотелось поменять жизнь? Вспять повернуть. А мне уже пора. Подумайте, мой друг, просто подумайте. Что вам стоит оказать мне на первых порах услугу проводника. Осмотрюсь, сниму комнатенку на первое время, а там вы обо мне забудете.
А может, станем добрыми друзьями. Сигарные вечера у моря Сулу. Могу преподавать вашим детям классическую русскую литературу, язык. Имею достаточно оснований и сил. Учился когда-то. Обещайте подумать. Когда у вас вылет, кстати?
Простите. Сумбурно все это. Навязчиво. Пьяно. И смешно верно выглядит со стороны. Старый лезет в чужой воз. Просится в гости.
Что за пакет? А ты кто такой? Убери его отсюда к чертовой матери? Часы. Какие часы? А часы. Курьер. Посыльный.
Ты посыльный? Как тебя с таким лицом в посыльные взяли. Ладно. Вот деньги. Не надо сдачи. Копается, копейки выуживает. Сейчас просыпает прямо на бутерброды. Спасибо и на том.
В агентстве совершенно обезумели. Дорогущие часы за миллион рублей по городу таскают саблезубые карлики. Видите, он и не ушел даже. Заказывает себе пиво у Эсмеральды. А у самого за воротом уже явно горит. В жизни уже ничему не удивляешься.
Представляете, я, когда узнал от Шмеля, какой главный инструмент часового мастера, тоже был в шоке. Какой? А вот угадайте.
Да вы открывайте. Как новые стали. Разворачивайте. Рвите обертку. Долой банты. Подарок в руки. Оденете на руку или в пакет? На руке ближе к сердцу. Как я вас понимаю! Механические часы живы только на руке хозяина. Дата и время московское выставлено. Зачем вам московское? Вам филиппинское. Отдыхали там? Понятно. А то море Сулу и Индонезия несовместимы. Проверил, знаете ли, гипотезу. Внимателен к самой тщедушной мелочи.
Да, ремень чудесный, мягкий. Как новые. Смотришь и не узнаешь. Ох, уж этот старина Курт. Умеют делать, заразы.
Вызову я такси! Извозчика, чтоб на иномарке, с кондиционером. Хотя и недалеко, но ехать в комфорте.
В 16.52 литерный. Прибудет Патэк из Салехарда. Можем пригубить по последней. Расставим все точки над Ё. Картой как саблей провести. Извини, пожалуйста, опять телефон. Вот растрезвонился.
Да, я звонил. Нам бы машинку. Кафе закусочная «Амстердам». Не знаете. А кафе закусочная «На углу», знаешь? Большая Октябрьская. Вход с переулка. За стройкой. Да там можно припарковаться. Извините вы город, не знаете что ли? Куда поедем? Куда надо туда и поедем. В Индонезию. На вокзал поедем. На Главный.
Подозреваю, что на том конце провода человек сходит с ума. Троит наречье. Значит заикается. Мельчает человек. Города не знает.
А давайте пошлем поэту эти граммы?! Ему они право нужнее. Проснется, а перед глазами решение. Важно, когда перед глазами цель. Наполняешься ею и живешь. А нам и правда хватит на сегодня.
Последнее слово за вами, мой дорогой друг! Берете меня с собой или оставляете здесь? На съедение алчным волкам. На наказание позорной старостью в холоде безучастия. На клеймение одиночеством. На бесплодное ожидание вдохновенья. На лицемерный труд шута. На растворение в водке.
Нет, я трезв, как никогда трезв. Я для себя все твердо решил! Наитвердейше!
Берите часы, брат мой. Никакой карты, денег – и в путь. И не будет больше обмана. Откровенность и ее величество доверие спасут мир!
Предатель тоже человек. А что Шмель? Найдет другого дурачка на побегушках. Сыщет по объявлению разностороннего и молодого, с чумоданчиком прихваток за разум.
Не будет преследовать. Он старый и боится всего на свете. В дождь без зонтика попасть… заржаветь рассудком. Трус. Это я его из всего за уши вытаскивал. Спасал бедолагу, как мог. А в благодарность. Спасибо не скажет. Мой процент капля! Вечный долг Эсмеральде. Носите и не переживайте. Вы серьезно?
Позвольте отказаться. Если так все складывается в положительную сторону. То сейчас проедем через мою нору. Брошу в сумку рукопись и пару носков.
Носки не пригодятся. Благодать! Да и рукопись. Черт с ней. Начну там новую. С первой страницы. Про Россию, скорбный труд и миссию мою.
Патэк Филипп? Часы такие. Приедет этим поездом. Трудяга с газовых недр. Плевать. Увольняюсь. Знать ничего больше не хочу.
Извозчик! О Эсмеральда, твое участие в моей судьбе бесценно. Я свободный человек. Бог! Не поминай лихом!
Пошли, брат, на воздух! Вон из смрада к открытиям и жизни новой. Вы вперед? Давай вместе назад. Статистика слепа, но утвержденье верно. Гибнут чаще впереди. А мне сейчас жить и жить. Как заново родился.
Шеф, нам на вокзал! Ближе к подземному переходу на платформы. Не спешим и не торопимся. Вези родимый аккуратно. Не опрокинь. Мы покидаем мир тревоги навсегда.
Обожаю такие моменты! В них жизнь! Вот только сейчас и понимаешь, что все до этого было ненастоящим. Поддельным. Бутафорским. Момент важных решений оставляет след подлинности на ладони. А не трещина знаний печальных хиромантов. Жить до хруста вибраций хочется. Пожирать мгновенье руками, запихивать с жадностью в рот, вгрызаться в мякоть, измазать им пальцы, щеки, крошить на стол. Упиваться добычей до ударов о стенки вкуса. А потом собирать крошки, суетно сметать их голодную ладонью. Спешить. Суетиться. Бояться упустить хоть крупицу.
Вернутся к загадке? Почему бы и нет. Лупа? Не угадали. Еще раз нет. Слепца уже не выручить ничем.
Пинцет частенько намагничивается. Берет на себя лишнее. Многие старые мастера не приемлют в своем ремесле. Раззадорил же я вас загадкой!
Игла. Интересно. Но и только. Не приходило в голову. Найдется примененье в нужную минуту. Но не она.
Перчатки. Шеф, браво! Но мы, черт подери, с молодым человеком разговариваем! Правду говорил про них, любят вмешаться. Это его загадка. Салфетки и перчатки, снимать собственные отпечатки после работы. Нет. У тебя нет водички, командир? А жаль, у такого умника должна быть.
Точные часы. Проверять свою работу. Здорово. Красиво. Но сейчас существует профессиональные тестеры. Выдает чек с минимальной погрешностью и баста.
Извольте, не буду вас больше изводить. Сам ненавижу загадочность. Недосказанность. Мучительные вопросы современности….
Приехали. Как быстро? Тает время. Сумасшедший день. Спешимся. Спасибо командир. Вот, сдачи не надо.
И подумать только. Встречал вас тут недавно. А теперь и сам уезжаю. Бегу. Восвояси.
Платформа три, четвертый путь. Нумерация вагонов начинается с головы состава. Значит направо. Москва налево. Идем, идем. Четвертый вагон.
Обожаю этот запах. Машинное масло. Дух отъезда. Звук сцепок и гудков. Хорошо поставленный женский голос выученным наречьем вершит посадку. Подумать только, она тоже чья-то мать.
Мои поздравления! Конечно. Раскололи орешек молотком. Молоток. Лежит незыблемо у каждого за пазухой. У плохого мастера и хорошего. Молоток он и есть наиглавнейший в нашем часовом деле инструмент.
Кажется, пришли. Не подскажете, который час?
Как остановились? Совсем? Да не может быть! Дайте же в руки. Добрые руки. Берем ключ. Бережно крутим. Маятник двигается. Что же это?
Действительно, остановились….
– Ричард Вагнер, «Счастье». Трубку не берете, заняты? Ценю пунктуальность. Драгоценное время делового человека. Как узнаваемо. Почему-то сразу подумал, что это именно вы. Павел, верно? Как апостол. Хорошо запомнил имя. Да ещё и с часами в руках. Встречаете, как оговаривали. Прошу любить и жаловать, я Иннокентий, из Салехарда, по Патэку.
[1] Kurth– авторская марка редких часов ручной работы из города Керпен, Германия.
[2] Patek Philippe – марка швейцарских часов класса люкс.
[3] Церковь в городе Ярославле, построена в 1670–78 годах. Церковь называлась «на убогом доме», «на божедомке» или «на семике». Божедомка – это братская могила для захоронения бродяг и утопленников, окружённая забором, с дощатой крышей.
[4] Vacheron Constantin – марка швейцарских часов класса люкс.
[5] Ulysse Nardin – марка швейцарских часов класса люкс.
[6] Дофин – один из стилей исполнения часовых стрелок, выполненный в виде тонких лучей, сужающихся на концах.
[7] Франц Курт – немецкий часовщик, создатель уникальных авторских часов.
[8] Здесь и далее герой цитирует фразы из романа Д.Джойса «Улисс».
[9] Церковь Иоанна Предтечи в Толчкове – церковь в Ярославле, один из знаменитейших памятников ярославской архитектуры. Объект культурного наследия (памятник истории и культуры) федерального значения. Изображена на купюре достоинством 1000 рублей.
[10] Frederique Constant – марка швейцарских часов премиум класса.
[11] Гильоширование– особого рода гравирование орнамента на циферблатах часов.
[12] Цапфа (нем. Zapfen – тех. цапфа, шейка, шип, втулка, стержень (часовой стрелки)) – часть вала или оси, на которой находится опора (подшипник).
[13] Минералогическая шкала твердости с градацией от 1 до 10.